Андрей Гальперин - Отражение птицы в лезвии
— Ты хочешь сказать, что все нити тянутся в Норк?
— Да, граф. Все нити тянутся в Норк. И там обрываются… — Гир замолчал. На его лице, лице страшного насекомого, плясали огненные блики и канцлер, словно опасаясь смотреть в бездонные антрацитовые глубины глаз собеседника, прикрыл лицо ладонью.
— Меня тоже, и давно, беспокоит Норк. Но я не могу найти там источник этого беспокойства.
— Ты слышал легенду о Великом Торке?
— О ком?
— О Великом Торке… Иногда, на задворках больших и малых городов встречаются странные люди. Они молчаливо крадутся по сумеркам, как эркуланские пожиратели. Иногда, они собираются в грязных корчмах и там тихо беседуют, на странном языке. Их невозможно захватить, они верткие как щуканы они пользуются скрытыми проходами.
— Мне докладывали о подобном, Кристофер.
— Так вот, однажды нам удалось захватить одного, и он успел дожить до хорошей пытки. Он ничего так и не сказал, толком. Единственное что, по его словам, где-то существует некий Торк, то ли чародей, то ли просто талантливый мошенник… Так вот Торк этот, якобы желает освободить людей от страшного проклятия, которое заключается в том, что человечеством управляют, на самом деле, не люди. Что управляют нами какие-то ужасные чудовища…
— Посмотреть на тебя, не так уж он и не прав…
— Я единственный, из рода Тельма, оставшийся в живых, и ты это прекрасно знаешь. Так же, как может быть и твой сваанец. Нас, коренных жителей Лаоры, осталось совсем немного. Скоро останутся только проклятые аведжийцы…
— Никто не любит аведжийцев, даже их ближайшие родичи…
— Аведжийцы предатели, и это у них в крови… Они истребили всех Лен-гураи, чтобы доказать, что они такие же, как и вы. Ваши предки переняли наш язык, нашу письменность. Ваши правители носят имена наших древних вождей. Это мы научили вас выплавлять железо и бронзу, сеять пшеницу и разводить скот. А аведжийцы переняли вашу страсть к оружию и клановой зависимости. Это они, самые отсталые из нас, начали истреблять сначала нелюдей, а потом добрались и до вас. Даже Великий Зошка презирает аведжийцев, считая их ниже самых грязных кочевников Горенна.
— Хорошо, Кристофер… Я никогда не слышал ни о каком Торке, даю тебе слово канцлера. И в колдовство, я не верю. Хотя все истории с костями очень загадочны. Я считаю, что кто-то, пользуясь позабытыми легендами, пытается, с какой-то непонятной целью, столкнуть этот мир в пропасть. И в его арсенале, есть не только легенды. У него, или у них, есть деньги, влияние и источники информации…
— Это сила, граф. Сила, с которой нам придется считаться. А цель может быть только одна — Власть. Власть страха. Люди подвержены страху, как никто. Но сейчас, испугать кого бы то ни было, тяжело. Раньше, люди боялись драконов и мантикор. Но сообща справлялись с этим. Боялись церковь, но церковь давно исчерпала свой арсенал запугиваний. Сейчас, еще кое—где люди боятся Истребителей Зла, пыток и костров, но сидя в подвалах, они смеются над глупым архиепископом и завидуют его богатству. Люди не боятся Имперских арионов и Тайной канцелярии, Нет, конечно же, они боятся… Но нет того жуткого страха, что заставляет с криком вскакивать по ночам, и дрожать, обливаясь холодным потом, над каждой прожитой минутой. Но заставь человека поверить в то, что им правит жуткое чудовище, что каждый миг, прожитой им жизни — это подарок кровожадного зверя… И что, только ты один, способен отогнать этот ужас. Так можно покорить весь мир, граф! Избавители от страха — самые желанные правители…
— Мне кажется, Кристофер, что ты не одну ночь думал над этим. — Канцлер подождал, пока гвардеец подкинет дров в камин, и выйдет их зала. — Но ты пришел ко мне, прекрасно зная, что я могу не выпустить тебя живым. Значит, ты прибыл не для того, что бы напугать меня неясными кошмарами.
— Ты прав, граф. — Гир немного помедлил, и продолжил. — Ты прекрасно изучил меня за эти годы. Я прибыл с совсем другой целью. Латеррат заключил соглашение с кланом Диагур о поставках островных товаров через земли кочевников.
— Какой резкий переход от мистики к экономике. Ты был и остаешься деловым человеком, Кристофер. Я хотел бы иметь такого помощника как ты…
— Что? Быть в тени Великого Россенброка? Это не для меня… — Гир странно улыбнулся, обнажая крупные зубы с выступающими резцами.
— Амбиции, амбиции… Ну и что у вас там с Бантуей?
— Бантуе нужно торговать… Они живут за счет торговли, как архиепископ Дрирский живет за счет дураков. Аведжийцы, со своими проклятыми налогами сделали невозможным торговлю через Прассию и Данлон. И Атегатт, и Королевство, и Рифлер нуждаются в островных товарах. Но аведжийцы контролируют весь юг, кроме Прассии, отрезая нам всем основные торговые пути. Поэтому мы и заключили договор с кланами, о поставках в Империю, через таможни Латеррата.
— Значит, твой Герцог не захотел договариваться с Фердинандом?
— У нас на плечах висят Пинты и Нестс. Людей, населяющих эти страны и людьми-то можно назвать с большой натяжкой… Здесь позиции Фердинанда особенно сильны…
— Твой герцог боится, что Фердинанд напустит на вас варваров?
— Мой герцог не боится ничего… С тех пор, как получил по голове палашом забринского корсара. После этого страх из него просто улетучился, как впрочем, и многие другие чувства… Мой герцог, не боится ничего сейчас. Пока он у власти, ни одна собака не посмеет даже тявкнуть на Латеррат. Никто, из наших соседей, будь то Нестс, Пинта или Бриуль, не могут тягаться на равных с нашей армией. И эти слова не бравада, граф!
— Я знаю возможности вашей армии, Кристофер.
— Но моему герцогу полтораста лет. Он, единственный оставшийся в землях Лаоры, кто помнит, что когда-то были такие народы как Оммаи, Тельма или Сваан. Он единственный кто помнит первые Бриульские войны и нашествия кочевников. Он может умереть в любую минуту, даже сейчас, когда меня нет рядом… — глаза Гира тревожно заблестели. — Но может и пережить нас с тобой. Один из его предков дожил до двухсот четырнадцати… И ты знаешь, граф, что у герцога нет наследников… — Гир внезапно замолчал, словно выдал какую-то страшную тайну.
— Да, твой герцог, еще лет эдак сто двадцать назад, избавился от всех претендентов на престол.
— Мой герцог знает, что после его смерти, на западе Лаоры разразится невиданная война за обладание троном Латеррата. И наибольшие шансы в этой войне — у проклятых аведжийцев.
— Мне кажется, я понимаю тебя, Кристофер. Одно дело временный союз, другое — когда твоей страной станут править ненавистные тобою предатели…
— Ты понимаешь далеко не все, граф… Великий герцог Латеррата, Правитель Западных Границ, Наставник Ордена Рыцарей Иллара согласен признать Императора Лаоры, Князя Атегаттского своим сюзереном…
То, что сказал Паук, было настолько неожиданным, что Россенброк даже привстал в кресле. Глаза его широко раскрылись, а нижняя губа, совсем по-старчески задрожала. А, когда канцлер заговорил, то голос его больше всего походил на карканье старого ворона.
— Повтори еще раз, Кристофер Гир, то что ты сказал. Титулы можешь опустить…
36
Аттон провел ночь в лесу. То была отвратительная ночь. Где-то поблизости бродила стая гурпанов, пару раз доносился рык какого-то страшного зверя, и всю ночь, не перестывая, шел дождь. На утро лег плотный туман, скрыв очертания даже ближайших деревьев. Туман клубился и стекал мутными волнами, скрадывая звуки. Из белесой мглы доносились непонятые шорохи и потрескивания. До самого тракта Аттон не выпускал из рук обнаженного меча.
Дорога, укрытая липкой молочной взвесью тумана, была пуста. Караванщики решили, видимо, переждать туман, опасаясь засад. Аттон пришпорил коня, намереваясь, сегодня же к вечеру достигнуть Виеста. Выше к перевалу, туман почти рассеялся, в просветах между деревьями показались далекие желтые холмы. Задул пронзительный холодный ветер. Лес, вдоль тракта, становился гуще, появились широкие разлапистые ели, хмурое небо, все чаще скрывалось за переплетением могучих ветвей.
От длительного переутомления, чувства Аттона притупились, бессонная ночь отзывалась тупой болью в висках, и поэтому, когда конь под ним резко дернулся в сторону, Аттон успел, лишь, кубарем скатиться в мокрые кусты. Конь пробежал еще несколько шагов и, захрипев, упал.
Из его шеи, там, откуда торчал толстый арбалетный болт, бил фонтан темной крови. Из леса, матерясь и размахивая оружием, выбежали люди. Аттон стиснув зубы, потянул из-за плеча меч, и вышел им навстречу. Их было трое. Замедлив шаг, они приближались, глядя на мертвую лошадь, совершенно не обращая внимания на него. Один из них, здоровенный детина, сжимал в руках огромный аведжийский арбалет, заряженный зазубренной толстой стрелой, двое других были вооружены тяжелыми секирами.
— Ты че, свин джайлларский, ты куда целил, мать твою? В седока целить надоть было…
