StEll Ir - Космическое Мироздание. Вариации Времени. №1
Мне сегодня ближе к вечеру стало как-то не по себе, я побросал их всех и ушёл к Лесь. Она оторвалась от экрана и улыбнулась мне как только умеет она: «А?». «Лесь, небесная ласточка, дай мне поцеловаться в Любовь!..» Она стянула стринги и раскрылась немного: «Жуча, ты что, лесное моё уёбище! А ну быстро глаза на место вернул. Что с тобой, пушистик замученный?» А меня кашель немного по горлу перехватил. «Бля!..», говорю, «Прости, Лесь, чё-то меня обложило…» «Брось, пиздохайз! Ты что? Не грусти! Ну!» И морду мою прижала к себе… Мне сразу стало легко и светло, как будто я с пожара и дыма лицом в чистый снег уткнулся… Даже улыбнулся под Лесь… С ней целоваться в Любовь, это как летать, размахивая одними ушами – тот ещё опиум!.. В конце концов, меня развеселило вдрызг, и я поправился. Лесь совсем уж ритуально как-то брызнула мне струйкой-капелькой в рот, а сама только улыбается, как сумасшедшая… «Бля, Лесь, ну кто так кончает, pussy бантиком!», я зарычал, «Я же так могу и не поверить ни фига – разве это оргазм, ёбт!» «Жук, не пизди! Иди целоваться лучше по-человечески, в рот!» По-человечески в рот Лесь умеет целоваться так, что у меня порой мокнут трусы, причём даже хуй его знает точно и от чего. Впрочем хуй с ним, мокнут и мокнут, может это они вообще сами по себе прутся так… Поэтому в рот мы целовались долго – минут пятьдесят. «Лесь, ну почему ты не играешь в любовь?», это я, когда очнулся уже и целовал её осторожно в щёчку, а она смотрела в экран чуть отрешённо и иногда непроизвольно шевелила верхней или нижней губкой, отчего у меня внутри всё переворачивалось наоборот – в такие мгновенья она мне казалась какой-то волшебной волшебницей! «У?» «Леся, Лесечка, ну говори – почему?», я стал щекотать ей ушко своим языком. «Ну некогда, Жуча, отлезь!» «Тебе всегда некогда… Леська, писька противная, отвечай! Почему ты всегда занята? Ты что всегда делаешь там? Снова учишься?», я нырнул языком в раковинку, что было садизмом форменным с моей стороны – Лесь от этого вздрагивала всей кожей. Неожиданно быстро Лесь обернулась ко мне и поймала меня зубками за язык, я жалобно замычал… «Пизда, Жук, а не товарищ и брат!», сказала Лесь, почёсывая коготком расщекоченное мной ушко, «У меня правда много сейчас дел. Я отвечаю за выход. Изыск вон на носу. Уёбывай, ненавижу тебя!» «За что, Лесь, отвечаешь?», не понял я. «Изыск… Погоди, ты же не знаешь?» Я отрицательно помотал головой. «Изыск – пожалуй самая экстремальная форма нашего взаимодействия с внешним миром. Заключается он…», Лесь резко оборвала и как-то странно посмотрела на меня, внимавшего с расстёгнутым ртом. «В чём? В чём заключается, Лесь?» «Всё, ни фига! Ты попал, бедный Жук! Я тебе не скажу, сам увидишь!» Меня сразу же как включило! Я так нежно стал трогать губами пушинки на шее у Лесь, что, наверное, мог бы свести с ума и облака… «Лесь, O`Lesya, Олесечка, ну скажи, не выёбывайся, ну, пожалуйста!..» «Жуча, девочка сладкая…», Лесь сопротивлялась из последних неверных сил, «Так же лучше… Я для тебя… Честно-честно… Ну, Жученька, перестань, а то я проболтаюсь и всё!..» «Чего – всё?», я отринулся. «Правда, Жук, это очень фишка достойная – тебя вставит, увидишь вот… Ты пизда новенькая, потом такого ощущения долго будет не видать как своих ушей!» «Я же пас уже! Какая там нахуй пизда?» «Жуча, ну не рикошеть, миленький! Мне сейчас немного видней… Не выпытывай у меня! И знаешь что… Давай ты слово дашь сам себе, что не будешь и у других ни у кого спрашивать про Изыск, пока само всё не разъяснится, хорошо?» Заинтригованный я кивнул, буркнул «Угу…», чмокнул ещё в щёчку Лесь и оставил в покое – пошёл к нашим придуркам играть в чембухту…
Мрытя наша, девочка, родила. Ага – не ребёнка, не лягушку, а неведому зверушку! Зверушка точь-в-точь похожа на Мрытю. Масштаб, правда, другой (где-то один к двадцати), но губки розовые улыбаются кругом также как у Мрыти, и конопушки, по-моему, даже не дожидаясь её первой весны… Передали пока малышку в дурдом на взаимопостижение, номер слили – потом будет легче найти. Мрытя счастливая, как сразу две! Сколько живу, всё-таки к этим психам, которые родина-мать, никак не привыкну – это из ихних радости солнце делали… Я сказал: «Вы чё? Я только выписался, а мы туда снова пэссэйджера выводим! Не облакаются?» «Непрерывный процесс, преемственность поколений!», ржал Чпок. А Иван мне потом уже сказал: «Штурмовики, Жук!..» И я заткнулся… Штурмовики, действительно, мне в последнее время не нравятся. То ли что-то в них самих не так, то ли попросту их стало больше.
Всрался книжку прочёл, всем рассказывает теперь иногда. К Metro-Fun`у прижался, тот слушает. Хоть и тот ещё похуист, информацию обычно принимает только через самую галимую музыку, но на Всрался у него терпения почему-то хватает.
«И месяца полтора не ел ничего, только пил…» «Водку?» «Не! Не знаю… Наверно вино…» «Ну и чё там этому юмористу тот друг предлагал?» «Поесть…» «А тот?» «Ни в какую…» «А чё? Не хотел?» «Да нет, просто вставило так его, почти на смерть – бог и всё…» «Он чё попом что ли был?» «Да нет, тогда все были какие-то притрушенные по этой части, даже и не священнослужители…» «Слышь, а ты это слово с первого раза научился выговаривать?» «Какое?» «Ну это, «священнослужители»… У меня только раза с пятого получаться начало… Я короткие слова люблю, поп там, бог… Ну и чё этот бог – не стал есть?» «Не, не стал. И дятла того ещё на хуй отослал…» «Обидеть хотел?» «Да нет, сгоряча. Тот сам виноват: чего лезть под горячую, когда даже не поймёшь у человека случилось что – то ли приход такой сказочный, то ли ломка уже грандиозная… По-любому опасно тут всовываться… Ну да тот сам понял уже, что не вовремя и ушёл…» «Ушёл?» «Ага. Только потом вернулся опять, когда подумал, что там уже всё – или помер человек или нет? Пустыня всё-таки… Хоть и дураков много, но жалко…» «Ну и чё? Он хоть санитаров с собой прихватил?» «Да нет же, я говорю, тот сам был наполовину контуженный, его б у санитаров бы тех и оставили, и никуда б не пошли!..» «Ну и чё он ему? Опять поесть принёс?» «Да нет, он его вытащил…» «Как вытащил?» «Ну как медсестра…» «Какая ещё там сестра?» «Ну с поля боя!..» «А!» «Он его в город привёл в большой, и они там жили на чердаке…» «Бомжевали?» «Ага… Этот его бульоном отпаивал после того чудо-голодания… А потом…» «Чё – потом?» «Ну он за хлебом в булочную пошёл… Пока спустился туда-сюда… Спокойный: тот же лежачий!.. Приходит, а уже нет…» «Не лежачий?» «Ну да… И вообще нет его на чердаке… Тот искать, думал выбросился… Оказалось, что нет ещё… Забрался просто на крышу и думает у неё на краю, стоит…» «Чего думает?» «Да фиг его... Лететь! Он же лётчик всегда и пилот по образованию…» «Ну! А тот?» «А тот чё? Обосрался, конечно… Потому что ни бзднуть, ни пёрднуть теперь – чуть слово скажет не в строку и того только видели!.. Ты бы чё сделал?» «Ну я хуй его знает… Подождал бы пока сиганёт, наверное, и за ним… А хули там делать уже, если тот на краю?» «Ну примерно так… Тот тоже подумал, что пиздец уже и терять почти нечего… Так, в состоянии аффекта уже наорал на того… И вдруг помогло…» «А чё он ему наорал?» «Ну, кричит: “Прыгай! Прыгай в огонь! Прыгай в огонь и фильм сразу закончится!!! Так достал ты уже… я уже не могу!.. Чё я тока сюда тебя пёр, в пустыне мы бы и так подохли нормально с тобой! Прыгай, лётчик поправившийся! Умеешь летать? А я нет… А за тобой сигану, будешь тогда космонавт…” Ну и короче всякую такую пургу нёс… У него хоть и врождённое косноязычие было, зато экспрессия как у нормального умалишённого, тем более по такому случаю… Поэтому, может быть, и помогло…» «Не прыгнул?» «Нет. Отошёл… И тому даже потом говорит: “Ну чего ты? Я не хотел прыгать!.. Я так… Посмотреть… Красивый город…” А тот ему: “Слушай, ты в форточку город смотри, а!.. У нас же шикарное слуховое окно, только выбитое… Сил нет…” И тот сказал, что хорошо, мол, буду…» «В форточку?» «Да…» «Ну, а потом?» «А потом он хотел его на работу устроить…» «Да ты ебанулся совсем! Что ли в цирк!?» «Ага, в цирк! Там такой тогда цирк был – закачаешься… Из людей только что подтяжки не делали…» «Ну, а тот?» «Не прикидывайся, я ж тебе уже его логику в двух точках изложил! Дальше сам соединяй…» «Не пошёл на работу?» «Нет…» «И того, поди, друга ещё с собой увёл по пустыням своим бомжевать?» «Ну…» «И с тех пор их обоих и видели?» «Ага!.. И прикинь они какую всем корку на зажевать оставили! Мол, типа, вернёмся и как дадим вам всем дуракам тут пизды!» «Не, стой, это чё-то с прежней логикой не вяжется!.. Они ж придурки, а не штурмовики! Ты где это говно выкопал?» «Да один дятел, последователь их такой, что ему сны объёмные снились, про войну написал…» «Чего?» «Ну что будет такая, что обосрётесь все у меня!..» «Так, а они при чём?» «Что?» «Они при чём, спрашиваю, что тому параноику приснилось чего-то? Мне вон мало приснится чего, так давай будем вместе говном в людей кидаться, чтоб не скучно и им?..» «Так он последователь…» «Ну и хуй ему в сраку! Пиздец, как давно я так не смеялся – последователь! Ёб его мать… Женщина, наверное, порядочная была, добрая, любила его, мудака!.. А для чего? Чтоб ему вот такие сны направо и налево рассказывать? Не понимаю…» «Да и хуй с ним, по-честному, я ж не за него тебе, а за тех…» «Их не видели больше?» «Нет…» «Ну и правильно!.. Я б тоже свалил, если б мог, на их месте…» «Отчего?» «Да так… От любви этой их ебанутой ко всему сущему… Разве можно так?»
