Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 1: Восточный Ворон
Но увидеть его казалось необходимым. «Ваша судьба ждет вас в избушке на Седловой горе», – сказал Хравн, но Хельга так и не поняла, что он имел в виду. Почему Вальгард и Атла – судьба Хельги и Тингваля? Или их горькая участь – предсказание? Хельга не хотела так думать, но куда деться от правды: едва появившись на восточном побережье, беглецы с севера принесли тревогу и раздор. Если это злая судьба – как с ней бороться? Хельга не могла, не хотела мириться с грозящей бедой, а кто мог ей помочь, подать совет, кроме Хравна?
Хельга вышла на то самое место, где впервые увидела его. Застыв, она смотрела на валуны и кусты шиповника, которые в сумерках казались гуще и плотнее, и ждала, затаив дыхание. Дул ветер, кусты шевелились, и все время казалось, что кто-то живой раздвигает их на ходу. Еще миг – и он появится, ветер будет трепать полы его черного плаща, как крылья… Крылья ворона…
У Хельги замирало сердце. Неужели это он сам и есть, Восточный Ворон, дух-покровитель Квиттингского Востока? Тот, про кого есть столько разных сказаний, и все они противоречат одно другому. Он, в котором живет то ли дух побережья, то ли сам Один? И что ему за дело до нее? Чего он от нее хочет? Дух захватывало от восторженного ужаса, когда Хельга воображала, какие огромные силы протянули к ней руку. Но что несет эта рука? Помощь или угрозу? Один, Повелитель Ратей, Отец Богов – он непостижим и переменчив, как грозовые тучи. Мудрый и коварный, проницательный и мстительный, милостивый и хитрый. Нет поддержки сильнее, чем его, но нет и благосклонности более ненадежной.
Вот сейчас он появится… И что она скажет ему? В уме Хельги теснились десятки вопросов, сердце замирало от страха, каменистая земля под ногами казалась зыбкой и ненадежной. Ее томило нетерпение скорее увидеть Хравна и одновременно мучило желание повернуться и бежать, пока не поздно.
Она не знала, долго ли стоит. Вокруг совсем стемнело, а море все шумело рядом, равномерно накатывало на песок и отступало. Ветер трепал кусты, но ветки качались так же однообразно и безжизненно. Вдруг испугавшись, что окаменеет в этом нечеловеческом мире, Хельга торопливо сошла с места. Он не пришел. Сразу показалось, что она стояла здесь слишком долго. Достаточно долго, чтобы понять: ждать не стоит.
Да и был ли он на самом деле? Не померещилось ли ей? Но тревога в ожидании встречи сменилась тоской, и Хельге стало больно оттого, что он не пришел. Теперь, когда надежды не было, казалось, что лучше тревога, лучше это ощущение туманной пропасти, чем пустота и немые ветки шиповника между спящими валунами…
Домой Хельга брела медленно, то и дело оборачиваясь, хотя и знала, что никого там не увидит. Ей вдруг стало дорого то место, где она встретила Хравна, хотя раньше она тысячи раз пробегала мимо и не замечала там ничего особенного. Ничего особенного и не было – но вдруг эта каменистая площадка между валунами под обрывом ельника показалась ей священной, как сам жертвенник Ворона над полем тинга.
* * *Детям Хельги хёвдинга с самого рождения во многом повезло. Им никогда не приходилось, как другим, просить и умолять отца, чтобы он взял их с собой на тинг. Хельги хёвдингу не требовалось ехать на тинг – каждую весной на Праздник Дис тинг сам приезжал к нему. Поле Тинга, тесно окруженное земляночными ямами, раскинулось совсем поблизости от усадьбы. Там же, под холмом, где на вершине темнел каменный жертвенник, лежала площадка поединков. Она была плотно утоптана и окружена белыми камнями. Обычно зимой никто туда не заглядывал и на всем поле тинга не виднелось ни единого человеческого следа. Но сейчас следы появились: от усадьбы Тингваль к площадке поединков протоптали целую дорожку. Площадку очистили от снега, посыпали мелкой галькой и заново утоптали, чтобы бойцам не пришлось поскользнуться.
В назначенный день чуть ли не вся округа отправилась к месту поединка. Хельга воспользовалась случаем надеть серебряное ожерелье, которое подарил ей Брендольв, и часто на ходу распахивала накидку, чтобы поглядеть, как красиво узорное серебро сверкает под солнцем. На сердце у нее было весело, ярко, как в праздник. Каждое скопление людей казалось ей праздником, и она почти не вспоминала о том нерадостном поводе, который их собрал. О Хравне она сегодня не думала – толпа живых людей прогнала темный призрак.
На глаза ей попалась Атла, идущая в толпе женщин. Не слыша разговоров вокруг себя, она куталась в накидку, словно в этот ясный, солнечный, полный теплого влажного ветра день ее одну пробирал озноб. Женщины Тингваля то и дело бросали тревожно-любопытные взгляды на ее хмурое лицо, но не пытались заговорить, уже зная, что приветливого слова в ответ не дождутся.
Вид этого бледного замкнутого лица как-то разом пригасил радость Хельги. «Вот такая она, жизнь!» – прозвучал в ушах резкий, непримиримый голос. Другая жизнь, одинокая, неприютная, безрадостная, не согретая ни огнем родного очага, ни любовью и привязанностью, шла бок о бок рядом с нею. На миг Хельге стало стыдно своего счастья: солнца, блестящего ожерелья и нарядного синего платья с красной полосой по подолу, Брендольва, который все это подарил, Дага, спокойного и надежного, шагающего рядом. А она, как дурочка, радуется… Ей просто очень повезло с рождением. А всякое везенье – ненадежно и в любой миг может изменить. Хельге хотелось обнять весь свой мир, спрятать, уберечь. Она схватилась за руку Дага, и брат сжал ее пальцы. Он думал о другом, но тоже тревожился.
От тяжелых мыслей Хельгу отвлекли взрывы смеха, долетающие от площадки поединка. Возле ее края толпился народ, глазеющий на что-то.
– Что там такое? – Хельги хёвдинг вытянул короткую шею, силясь увидеть причину общего веселья.
– Равнир забавляется, – предположила фру Мальгерд.
– Вон он. – Даг показал назад, где Равнир шел следом за ними, окруженный двумя или тремя девушками.
Хельга промолчала, но по ее лицу было видно, что для нее тут тайны нет. Ее прямо-таки распирал смех, и она сдержанно фыркала, отводя глаза. Даг вспомнил, что с утра не видел в усадьбе ни ее, ни Равнира, а несколько мальчишек бегали по двору, гогоча и перемигиваясь.
Вскоре все выяснилось. Завидев хёвдинга с родичами, смеющиеся люди расступились.
У края площадки стоял вылепленный из снега великан почти в человеческий рост – со смешной огромной головой, толстыми, сложенными на животе руками, с угольками вместо глаз, с щепкой вместо носа. А возле его ног желтела на снегу широкая лужа вполне понятного происхождения.
– Это Мёккуркальви! – объясняла какая-то женщина своему сынишке. Но тот едва ли слышал, безудержно и звонко хохоча: снежный великан совершил детскую провинность! – Такого великана себе в помощь приготовил из глины великан Хрунгнир, когда вышел на поединок с Тором. Только у глиняного великана было сердце кобылы, и видишь, что с ним случилось от страха?
– А от такого помощника немного бывает толку! – смеялись люди вокруг. – И нетрудно догадаться, кто сегодня будет Хрунгниром, а кто Тором! Правда, Даг?
Жителям усадьбы Тингваль шутка понравилась, но о жителях Лаберга и особенно Ауднирова Двора того же нельзя было сказать.
– А вот и наш Хрунгнир, увенчанный славой! – вполголоса запел Равнир, завидев подходящую со стороны Лаберга толпу людей с черным быком позади. – Обладатель если не сердца кобылы, то прекрасного глиняного лба! Как-то ему это понравится?
Равнир недаром беспокоился об успехе: ведь он все это и придумал. И произведенное впечатление не могло его не радовать.
– Уберите эту дрянь! – возмущенно потребовал Ауднир, еще более разозленный самозабвенным хохотом брата и племянника. – Не позорьте перед богами наш поединок!
– Уберите! – Хельги хёвдинг тут же сделал знак рабам. И правда, не годится гневить богов таким издевательством. Тем более «поединщика» все уже увидели.
Снежного великана быстро разметали, позорную желтую лужу засыпали. По обе стороны от площадки рабы держали бычков, предназначенных в жертву. На жертвеннике Ворона уже разожгли огонь, и столб дыма поднимался к небесам, давая знать богам о скорой жертве. Жертвенник был сложен из крупных, плотно пригнанных один к другому валунов, и на нем поместился бы целый бык. Между камнями оставались узкие щели, по которым жертвенная кровь стекала в землю.
– А Восточный Ворон появится? – приставал к Ингъяльду Стрид, его восьмилетний сын. – А его можно будет увидеть?
– Не знаю, – отвечал Ингъяльд, не подозревая, что с не меньшим волнением его ответа ждет и идущая чуть впереди Хельга. – Он редко показывается. Только если ему уж очень нравится жертва. Или когда Один хочет подать какой-то знак.
– А правда, что он иногда бывает человеком? – спросила одна из девочек.
– Не знаю! – повторил честный Ингъяльд. – Я такого не видел. Я его и в виде ворона-то видел не больше трех раз, а человеком… Нет, уж это, скорее всего, болтовня.
