Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц
Я проговорил в затруднении:
— Герцог…
— Ваше высочество, — сказал он твердо. — Я должен, как вы понимаете, участвовать в этом рейде.
Я не понял, с какого перепугу он обязан участвовать, но пожал плечами и ответил вежливо:
— Как пожелаете, герцог!
Мы двигались неспешно, как стадо благородных слонов, хотя кони у всех не тяжеловозы, используемые для перевозки особо тяжелых грузов, а боевые рыцарские. Они вдвое тяжелее скакунов легкой кавалерии, но в состоянии пойти таким галопом, что не уступят и арабским скакунам, хотя, конечно, только на короткой дистанции.
За сутки конница проходит на марше где-то двадцать — двадцать пять миль, не так уж и много, если римский легион дает пятнадцать — двадцать миль, а при ускоренном марше — тридцать — тридцать пять в сутки.
Мы же идем на перехват рыцарской конницы. Преимущество тяжелых рыцарских коней в том, что могут идти ровным шагом достаточно долго, хотя и не столько, сколько пехота, кони устают гораздо раньше. Вообще конница на марше превосходит пехоту едва-едва в полтора раза по скорости движения, потому я так рассчитываю на пехоту Макса, она обучена идти и ускоренным, что даст немалые преимущества…
Я очнулся от вялых размышлений, когда впереди показался скачущий разъезд Норберта.
Головной издали замахал руками.
— Ваше высочество!.. Они уже близко!.. Все как в вашем видении!..
Зигмунд покосился на меня с суеверным уважением, а Сулливан, напротив, украдкой осенил себя крестным знамением, даже поплевал через плечо, хорошо хоть не отодвинулся.
— Отлично, — сказал я бодро. — Они идут даже быстрее, чем я ожидал! И повозка не мешает…
Разведчик промолчал, повозки вообще-то никогда не мешают, если не перегружены. Обычно всаднику невозможно догнать повозку, потому что всадник — это человек на спине лошади, а это груз потяжелее, чем такую же тяжесть тащить за собой, да еще не волоком, а на колесах.
— Где они пройдут, — спросил я, — предположительно?
— Вон там!.. Там и дорога есть. Ну, почти дорога.
Я вскинул руку, привлекая внимание, потом взмахнул в сторону небольшой рощи на краю едва приметной древней дороги, сейчас давно занесенной пылью, но утоптанной настолько, что зелени везде хоть священников корми, но на самой дороге ни былинки.
Прохладу ощутили еще до того, как пересекли границу нещадного света и полутьмы леса, навстречу пахнуло сыростью старого мха, прелых упавших деревьев, муравьиных куч и древесного клея.
Гордон первым ворвался в чащу, сорвал шлем с мокрого лица и завопил счастливо:
— Там даже ручей есть!.. Вода! Прохладная, даже холодная!.. Полжизни за глоток воды!
Зигмунд крикнул властно:
— Я тебе сейчас дам два!
Гордон присмирел, на лице сразу появилось выражение обиженного ребенка. Кристиан проехал мимо, ударив по спине широкой ладонью.
Отряд располагался неспешно, еще несколько часов до прибытия мунтвиговцев, могут отдохнуть даже лошади, не только люди, которым всегда нужно всего меньше.
Я выждал, пока мимо проедет половина отряда, слишком беспечно двигаются, не только шлемы сняли в такую жару, но и доспехи, едут весело и с шуточками, но кони идут тяжело, пора им тоже дать отдохнуть…
Очень удачно, сказал я себе. Они сглупили, а мы, напротив, не упустили ни единой возможности. Господи, присматривай за нами так всегда! А то иногда глупим не по возрасту, словно мы все еще питекантропы какие на кривом дереве.
— Пора, — сказал я. — Трубач!
Звонко и торопливо заговорила труба, и тут же лес наполнился топотом и треском кустов. На всем протяжении леса вдоль дороги выскочили на огромных конях закованные в сталь рыцари с опушенными забралами и нацеленными копьями.
На дороге началась паника, рыцари торопливо ухватились за шиты, но таранный удар во фланг смял и многих опрокинул.
Зигмунд прокричал громко:
— Сдавайтесь!.. Вы окружены!
В ответ получил в голову метко брошенной палицей. Удар был таким сильным, что другого не спас бы даже шлем, но Зигмунд только покачнулся, затем взревел в ярости, и его страшный двуручный меч, которым он с легкостью орудует одной рукой, начал взлетать над его головой, и когда опускался с силой, слышался звон и скрежет металла, вскрик умирающего, а седло тут же пустело.
Схватка была фактически на равных, если не считать, что большая часть конвоя, сопровождающего повозку, так и не успела облачиться в доспехи, но не было ни лучников, ни арбалетчиков, а только рыцари против рыцарей, да еще панцирные всадники против таких же вооруженных.
Они, кстати, все в доспехах, изнывающие от жары, явно им не позволяли снимать, что сделало их чуть более опасными противниками.
Зигмунд уже не предлагал сдаться, но дважды крикнул Сулливан, затем Альбрехт, однако те продолжали сопротивляться яростно и ожесточенно.
Я рубился так же рассерженно, как и Зигмунд, наше преимущество очевидно уже в том, что все мы в доспехах, хорошо отдохнувшие, на отдохнувших конях, а они еще и вконец изнуренные жарой, пыльной дорогой, долгим переходом…
Авангард истребили полностью, середина рубится отчаянно, там сшиблись братья Лихтенштейны во главе своей дружины, рыцари Вендовера, а также граф Лиутерд Колридж и граф Энтони Спенсер со своими отборнейшими рыцарями.
Герцог Мидль, как и было предусмотрено, с частью своего контингента из Шателлена перекрыл дорогу обратно и даже отсек часть конного войска, отделив от него почти треть.
Наконец я рассмотрел, из-за чего там отчаянно сражаются мунтвиговцы, хотя еше есть возможность вырваться из западни. За плотной стеной всадников мелькнула повозка, громоздкая и тяжелая, вся в украшениях, добавляющих вес, с золотой дверцей и помпезными знаками королевского достоинства, только я не рассмотрел, имущество какого королевства мы захватили.
Наши рыцари усиливали натиск, рассвирепевшие таким упорным сопротивлением. Противники отчаянно сражались, даже сбитые наземь, никто не сдавался, наконец их начали рубить, даже без обязательного «Сдавайтесь, сэр!».
Я наносил свирепые удары направо и налево, первым прорвался к повозке, с такой силой рванул дверцу, что она вылетела из тонких петель и я. остался с нею на руке, как с позолоченным щитом.
В повозке две молодые женщины, испуганно прижавшиеся друг к другу, однако одна, как только я сунул морду, отодвинулась от подруги и надменно выпрямилась.
— Кто вы, — произнесла она с неподражаемым высокомерием, — посмевший?..
Я ответил разозленно:
— Вы сказали правильно, леди. Я именно — Посмевший!
Ко мне проломился могучий Зигмунд, тоже заглянул в повозку.
— Ой, — сказал он озадаченно, — женщины?
— Я тоже разочарован, — сказал я. — Было бы из-за чего!..
— Так все из-за женщин, — напомнил он.
— Мы не все, — отрезал я.
— Ваше высочество?
— Резать и убивать, — напомнил я строго, — можно только ради веры и церкви! А также рушить, ломать, жечь, рубить, стирать с лица земли и до седьмого колена!.. Можно еще ради идеи. Но не ради женщин, мы так низко не падем! Мы не греки.
Я повернул коня в сторону схватки, что уже раздробилась на множество отдельных, где самые стойкие еще отчаянно отбиваются, не желая спасать шкуру позорным бегством.
— Если враг не сдается, — отчеканил я, — его уничтожают!
Сулливан оглянулся на меня с таким видом, словно жалел, что не прибил на том поединке, когда это было законно и по-рыцарски.
— Ваше высочество?
— А потом простим врагов своих, — пояснил я, — пусть даже они правы.
Схватка постепенно затихала, теперь чаще слышались тяжелые вздохи, брань и усталая ругань, чем воинские кличи.
Я кивнул Мидлю.
— Дорогой герцог, я попрошу вас взять на себя трудную задачу по транспортировке захваченной повозки и ее содержимого в наш лагерь. Можете гнать коней галопом, мы торопимся.
Он вскрикнул в негодовании:
— Ваше высочество!
— Ну тогда возьмите себе больше людей, — сказал я, — и тащитесь, как черепахи. Сэр Лихтенштейн, собирайте людей, мы возвращаемся.
Зигмунд сказал с широкой улыбкой:
— Дайте еще час… Среди моих людей много недостаточно… зажиточных. А здесь были очень богатые люди.
— Хорошо, — сказал я, — час на сбор лута и дропа, затем ускоренным маршем… надеюсь, никто не устал?., возвращаемся. А я пока осмотрю раненых.
Что-то черствею, мелькнула холодноватая мысль. О раненых вспомнил не сразу, а сейчас вот обхожу и подлечиваю своих, а чужих обхожу, им если что и останется, то останется…
К счастью, своим хватило, расходовал экономно, только бы не дать умереть, после чего чуть подлечил чужаков, но сам чувствую, что скорее по обязанности, я же рыцарь, обязан вести себя достойно и соблюдать воинский этикет…
