Джон Френч - Чемпионы Темных Богов
Опустилась ночь, и силы «Терминус Эст» прибавили в мощи и численности. Размеры воинства уже намного превосходили необходимые для штурма форта Горек, независимо от наличия стен и господствующих высот. Но темные солдаты не нападали. Они стояли толпой под открытым небом, не предпринимая ничего с самого момента высадки. Тяжелая артиллерия с грохотом выкатилась из транспорта и остановилась, направив стволы в небо, угрожающая, но безмолвная. Гул от прибытия подкреплений прекратился. Землю накрыла вязкая тишина.
Корвус вернулся в командный центр. Из него он мог наблюдать с тем же успехом, а по эту сторону пластека было менее ощутимо жужжание под ухом.
— Чего они ждут? — пробормотал Иероним.
Безмолвие нарушил далекий рев двигателей. Корвус поднял электробинокль. На виду двигались три «Носорога». На них были установлены ряды прямоугольных конструкций. Металлические рога, отлитые в виде вопящих демонов. Динамики, понял Корвус.
«Погребальные вещатели»
Если «Носороги» начнут транслировать песню, форт Горек падет без единого выстрела.
Корвус ударил кулаком по тревожной кнопке. Над базой взвыли сирены.
— Не выключайте их, пока я не прикажу, — сказал он офицерам.
Все же недостаточно громко, подумал он и повернулся к главному воксу. Отшвырнув оператора в сторону, он щелкнул переключателями основной системы массового оповещения. Схватив микрофон, Корвус подбежал к висевшему над дверью комадного центра динамику. Он вдавил в него микрофон. Резонанс вонзился в череп, ударил по ушам кувалдой, пыталясь стереть все мысли. Корвус задохнулся от боли и пошатнулся под тяжестью звука.
Люди вокруг него прикрывали уши и качались, словно пьяные. Корвус пересилил звуковой удар и встряхнул офицеров.
— Сейчас! — выкрикнул он. — Атакуем немедленно! Запускайте «Химеры» и выведите машины из строя!
Он бы продал душу за батарею орудий, чтобы уничтожить «Носороги» из-под прикрытия только что возведенного им шумового щита. Но сойдет и это. Он не думал, сколь малого добьется, уничтожив несколько динамиков. Он видел возможность сразиться с врагом.
Возможность прославиться.
Он возглавил следовавшие за «Химерами» отделения. Корвус видел на лицах людей боль от терзавшего их непрерывного резонанса и то, каких усилий им стоит сконцентрироваться на простейшей задаче приготовить оружие. Он надеялся, что они, как и сам он, понимают необходимость его действий, и видел героизм их борьбы за Императора. Гургес был глупцом, подумал Корвус. То, что он делал сейчас — вот что заслуживало песни.
Ворота открылись, и «Химеры» двинулись вперед. «Носороги» остановились на полпути между силами вторжения и стеной, это расстояние легко покрывалось «погребальными вещателями». Песня была неслышима. Возглавив атаку с высоко поднятыми лазпистолетом и цепным мечом, Корвус ощутил, как губы растягиваются в триумфальном оскале. Из-за стены вырвалась сама отвага Империума. Корвус кричал, тяжело шагая за ревущей и лязгающей «Химерой». По мере того как они удалялись от базы, визг резонанса стихал, но машины производили собственный грохот, и Корвус все еще не слышал ни звука песни.
Нечто заговорило, возвещая конец. Звук представлял собой колоссальный, глубокий и многоголосый гром. Это была артиллерия Хаоса, все пушки которой выстрелили одновременно, дав одиночный грандиозный залп. Нижний склон возвышения форта Горек взорвался, к небу взметнулись фонтаны земли. Состоящий из шума и воздуха великан поднял Корвуса и швырнул его. Мир перевернулся от края до края в урагане грязи, камней и пламени. Полковник рухнул наземь и нчал извиваться, будто приколотое насекомое, пока расплющенные легкие пытались сделать вдох. Когда воздух поступил, ощущение было таким, словно в грудь впились когти и камни. Голова гудела, как колокол.
Зрение и слух прояснились, и Корвус увидел обломки «Химер» и разгром наступления. Машины приняли на себя основную тяжесть удара и превратились в разбитые дымящиеся обломки искореженного металла. По склону были разбросаны куски тел: все еще сжимающая лазган рука, оканчивающийся нижней челюстью торс, органы без тел и тела без органов. Люди поднимались и замирали, когда их настигал рефрен. Спустя минуту после обстрела Корвус остался единственным сохранившим свою волю. Он поднял оружие и, спотыкаясь, двинулся по склону к стене. На бегу ему казалось, что он слышит, как по рядам сил Хаоса ползет смех.
Ворота раскрылись ровно настолько, чтобы впустить его. Резонанс перечеркивал песню, но сам обвивался вокруг мозга, словно колючая проволока. Он потерял фуражку, а форма превратилась в лохмотья. Но все же он выпрямился, шагая обратно среди толпы ошеломленных солдат. На середине плаца ему преградил путь новобранец. Глаза человека слезились, а из носа шла кровь от многочасового разрушающего разум резонанса.
— Позвольте нам пойти, — взмолился он. — Позвольте сражаться. Мы продержимся, сколько сможем.
Корвус оттолкнул его.
— Ты с ума сошел? — завопил он, перекрикивая визг. — Знаешь, что с вами случится?
Пехотинец кивнул.
— Я был на стене. Я видел.
— Ну и?
— Когда они поют, то выглядят счатливыми. По крайней мере такая смерть — не бессмысленное мучение.
Корвус вскинул пистолет и выстрелил человеку в глаз. Затем крутанулся, яростно глядя на свидетелей, чтобы убедиться, что те усвоили урок. А потом побрел в командный центр.
Ночь и день бесконечного электронного воя. Потом еще ночь наблюдения, нервы истерзаны до боли. Корвус заткнул уши тканью, но резонанс пробивал себе дорогу сквозь жалкую преграду. Челюсть дрожала, мышцы щек подергивались, и такие же изменения он видел во взвинченных, напряженных лицах людей. «Носороги» не приближались, прочие вражеские войска тоже не двигались. Форт Горек осаждала абсолютная неподвижность, но и ее было достаточно.
Третий день обороны стал адом из бессонницы и припадков клаустрофобии. Пятеро гвардейцев попытались дезертировать. По приказу Корвуса их сперва высекли, а затем расстреляли.
Солнце садилось, и Корвус видел приближение конца. Продержаться не удастся. Возведенный им щит был пыткой, и безумие разорвет базу на части. Оставалась лишь последняя блистательная атака, чтобы лишить врага триумфа, которого тот явно желал. Но как устроить наступление, если солдаты поддадутся гимну, даже не добравшись до врага. Корвус закрыл уши руками, пытаясь создать препятствие визгу, достаточно ослабить его, чтобы суметь думать. Тишина была бы величайшим даром, каким мог бы наделить его Император.
Но вместо нее тот даровал следующий по важности — вдохновение.
Медицинский центр располагался на нижнем этаже командного блока. Корвус разыскал врача и объяснил тому, что требовалось сделать. Человек побелел и отказался. Корвус приказал. Медик продолжал протестовать. Полковник приставил ему к голове лазпистолет, и это оказалось убедительно. Вполне.
Процесс занял всю ночь. По крайней мере большинство людей не сопротивлялись лишению слуха. Некоторые, казалось, испытывали облегчение, освободившись от визга резонанса. Большая часть подчинилась процедуре с вялыми лицами и мертвым взглядом. Люди превратились в существ, стойко переносивших отчаяние, которых удерживала вместе и наделяла жизнью привычка к дисциплине. Корвус наблюдал, как на каталке корчится очередной пациент, из ушей которого текла кровь. По крайней мере, подумалось ему, он возвращал солдатам гордость для финала войны.
Чтобы защитить весь гарнизон базы от гимна, не было времени, так что Корвус остановил свой выбор на лучших, наиболее опытных отделениях. Этого будет достаточно. Они были Имперской Гвардией и собирались дать войскам предателей кое-что, над чем те смогут поразмыслить.
Наступило утро. Хотя ночью приземлился еще один вражеский десантно-штурмовой корабль, в остальном диспозиция врага казалась неизменившейся. Корвус осматривал свое собравшееся войско загрубевшими от бессонницы и будто забитыми песком глазами. Солдаты выглядели, будто ходячие мертвецы, не заслуживавшие славы, которую предстояло добыть. Что ж, он все равно даст им славу, и они смогут его поблагодарить в свете Императора. Корвус бросил взгляд на остальных солдат. Он оставит их на произвол судьбы. Полковник пожал плечами. Они все равно обречены, а он по крайней мере поддерживал верность до самого конца. Можно было отправляться в могилу, зная, что он не дал им переметнуться на сторону Хаоса.
Исполнил свой долг.
Заслужил славу.
— Открыть ворота! — взревел Корвус, жалея, что не слышит мощь крика за визгом резонанса. Часовые тоже его не слышали, но жест был понятен, и врата форта Горек раскрылись в последний раз.
О последней атаке полковника Корвуса Парфамена были сложены песни. Но их не поют в гвардейских столовых, это не будоражащие боевые гимны. Они — издевательские непристойные вирши. С ядовитым юмором их скорее рычат, а не поют, в коридорах темных кораблей, кружащих по варпу, словно акулы. Немногие в Империуме слышат их в мгновения перед смертью, когда позиции захлестывают орды Хаоса. Им эти песни нравятся не больше, чем понравились бы Корвусу.
