Гэв Торп - Ангелы Тьмы
Название шокировало Борея как удар.
— Да, да, милорд, — заикаясь, повторял человек, его глаза переполнились страхом.
Борей отпустил схваченного, поспешно повернулся и пошел, люди из толпы спотыкались и отбегали, чтобы убраться с дороги. После нескольких шагов он задержался и, заметив, что стражники осторожно продвигаются вперед, и снова обратился к толпе.
— Подчинитесь правосудию и славьте Императора, что у меня терпимое настроение! — предупредил он, а потом зашагал прочь, обуреваемый мрачными мыслями.
Капеллан-дознаватель вернулся назад, к стайке сотрудников службы безопасности, рядом с мотоциклом Борея стоял Верузиус.
— Большое спасибо за ваше выступление, милорд, — поспешно поклонился он. — Ваша милость оказывает мне честь.
— Накажите их по собственному усмотрению, — ответил Борей, толчком отстраняя Верузиуса и взбираясь на мотоцикл.
Сейчас его заботило только одно — установить истину относительно присутствия "Сан Карте". Если корабль действительно побывал на Писцине, это было опасно и сулило гораздо большие беды, чем бесчинства нескольких горожан или вспышки беспорядков на почве суеверий.
— Помните, нужна сильна рука, чтобы вести слабые умы, — сказал он Верузиусу резко. — Доброта похвальна, но слабость лишь позволяет раку ереси развиваться дальше незамеченным и порождать гниль. Правосудие не моё дело, на то есть законники, но я предлагаю подвергнуть экзекуции главарей. Они предали оказанное им доверие, а такое недопустимо. В ускоренном порядке накажите остальных, а потом верните их на работу, безделье — причина, по которой плодится инакомыслие. Я также вынужден потребовать, чтобы вы нашли прибывших на корабле "Сан Карте" и немедленно их казнили.
Он не объяснил, что, отвергни Верузиус предложение капеллана, очень может быть, Темным Ангелам пришлось бы взять на себя работу палачей. Чем меньше тех, кто в курсе насчёт "Сан Карте", тем меньше вероятность, что сомнительная история корабля выйдет наружу. Верузиус снова заговорил, но пульсирующий рёв ожившего мотоциклетного двигателя заглушил его голос. Борей развернулся, оставляя за собой шлейф дыма вперемешку с пылью, и помчался вдоль по улице. На сердце было тягостно, он прокладывал путь назад на форпост, не обращая никакого внимания на шатающихся горожан и патрульных стражников, которые разбегались, освобождая дорогу.
ИСТОРИЯ АСТЕЛЯНА
Часть третья
КОМНАТА плыла и вращалась в видении, закручиваясь над плитой в серый водоворот. Астелян потерял представление о времени, ощущения сводились к чередованию периодов пустоты и боли. В некотором роде одинокое ожидание пытки страшило сильнее, чем сама пытка. Присутствие рядом Борея, который по-своему перетолковывал любые действия, а из слов Астеляна делал оружие против него самого, давало точку опоры. Несмотря на боль от ран и запугивания капеллана-дознавателя, Астелян мог сосредоточиться и защищаться от обвинений. Он понял, что пытается подтолкнуть Темных Ангелов к пониманию поступков, которые они называли его преступлениями. Хотелось лишить их невежества, вынудить глядеть шире, это был вызов, реальная цель, которая помогала Астеляну держаться.
Но когда они оставляли его в одиночестве, казалось, на несколько дней кряду, становилась трудно, это было труднее, чем продолжать борьбу. Доводы, такие ясные, когда он излагал их Борею, превращались в путаницу сомнений.
Вопросы капеллана вгрызались в ум и изводили Астеляна, ослабляя решимость. Что, если он потерял свой путь? Что, если он сошел с ума и все совершенное — только отвратительные акты, порождённые измученным разумом?
Астелян боролся против этих мыслей, согласиться с ними было все равно, что признать все свои действия бессмысленными. Окажись это правдой, и величайший момент в его жизни, когда он высказался в поддержку Лютера, тоже потерял бы всякое обоснование. Если все бессмысленно, то Борей прав, и он, Астелян, совершил тяжкий грех.
Но он не согрешил, Астелян оставался непреклонен в этом, по крайней мере, в те драгоценные минуты, когда мог собраться с мыслями. Его следователи там не были, они не познали ничего подобного. Теперь у них появилась благоприятная возможность открыть неизведанную часть истории, то самое событие, которое совершенно явно наложило печать на их души. Астелян мог научить их тому, что знал сам, мог вернуть Темных Ангелов на истинный путь Императора. Он бы разбил их предрассудки и доктрины, повернув допрос в свою пользу. Он должен был сказать, а Темные Ангелы — обязаны были услышать.
Тем не менее, приходилось заодно противостоять псайкеру, колдуну Самиилу. Внутренняя память о себе самом, собственные мысли и чувства казались Астеляну грубо оскверненными. Это был факт, который в первую очередь внушал тревогу. Наряду с чуждыми инопланетными расами психические мутанты представляли для человечества самую большую угрозу. Император знал об этом, и сам говорил об опасности одержимости и порчи. Разве не осудил он легион тысячи сынов за занятия магией? И вот теперь, после десяти тысяч лет хаоса, Империум наводнён колдунами. Целые организации занимаются их вербовкой и обучением. Эти колдуны стали оскорблением всех прежних стремлений Императора. Адептус Астра Телепатика с их обязательным ритуалом связывания души, были подобны пиявкам, присосавшимся к великолепию Императора; Схоластика Психана призвала псайкеров на военную службу. Астеляну больно было думать о том, что извращенная небрежность позволяет внутренним врагам человечества процветать за счёт самого человечества. Забыли люди об опасности или просто предпочитают её игнорировать, ставя под угрозу будущее как Империума, так и самого человечества?
И, вершина глупости, они позволили псайкерам становиться космодесантниками! Называют их библиариями, утешительным эвфемизмом, чтобы не слишком задумываться о последствиях. Это маска, ширма, чтобы власть имущие могли делать вид, будто у творимых ими мерзостей есть цель. Астелян опасался за судьбу Империума, сформировавшегося после бедственной ереси Хоруса, и тревожился по поводу шансов человечества выжить в галактике, которая по определению противодействует выживанию.
Но что он мог поделать? Пока Астелян оставался командиром ордена, он в авангарде борьбы защищал будущее человечества. Теперь же, за все, что он собой олицетворяет, его окружали ненависть и невежество.
Но что же на самом деле он олицетворяет? Вопросы Борея снова надоедливо крутились на краю сознания, давая иное объяснение доводам, которые Астелян использовал, чтобы оправляться. Действительно ли он отличался от примархов, которые отринули дело Императора и заменили его своими собственными планами? Рожденный воином, кто он такой, чтобы судить о судьбах человечества? Его дело — выполнять и отдавать приказы, сражаться в битвах, а не определять будущее людей. Неужели высокомерие толкнуло его покинуть Льва Эль-Джонсона? Он, Астелян заявлял, что знает замыслы Императора, но разве это так?
— Я вижу, ты размышлял о своей жизни, — сказал Борей.
Астеляна на миг охватила паника. Как долго он, сосредоточившись на собственном разуме, не замечал присутствия Борея?
— Я пытаюсь убрать мерзкий голос колдуна из своей головы, но он меня отравил! — прошипел Астелян, пытаясь вытереть грязь, которую чувствовал на своем лице, но цепи были слишком тугими, и ладони, словно в насмешку, лишь помахали в воздухе перед лицом. Ненадолго Астеляну показалось, что это руки Самиила готовятся снова осквернить его ум и покопаться в тайниках памяти, эта мысль вызвала мгновенную дрожь. Тряхнув головой, он снова сосредоточился на камере и Борее.
— Ты хорошо поступаешь, Астелян, — сказал ему капеллан. — Вижу, мы отходим от грязи и лжи, я уже почти слышу, как ты кричишь, умоляя о прощении.
— Никогда! — решимость Астеляна сразу вернулась к нему, и разум опять прояснился.
Он никогда не признает, что не прав. Это стало бы осуждением всего, чему учил Император, и примирением с пародией, в которую теперь превратился Империум.
— Я не нуждаюсь в прощении. Это вы должны молить о пощаде Императора, потому что извратили его мечты, его славные стремления.
— Я пришел сюда не бред слушать, а информацию получить, — отрезал Борей.
— Спрашивай, что хочешь, я стремлюсь говорить только правду, — ответил Астелян. — Если ты такое приветствуешь, то хорошо, но в сердце своём я насчёт этого сомневаюсь.
— Ну, это мы посмотрим, — Борей скрестил руки на груди и занял свою обычную позицию возле плиты, в головах. — Ты говоришь, что отправился на Тарсис на корабле, с тобой были другие падшие. Расскажи, как ты и твои спутники попали на это судно.
— Для начала, я должен рассказать, что случилось со мной после сражения на Калибане, — начал рассказ Астелян. — Все началось с великого смятения и боли. Целую вечность я чувствовал себя бесформенным, искаженным и вывернутым наизнанку бурлящей силой. Я находился в центре шторма и одновременно был частью водоворота. От понимания, кто я и где я, уцелела бесконечно малая часть. А потом словно наступило пробуждение ото сна. Калибан, сражение и огонь с небес казались лишь иллюзорной памятью.
