Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)
Медбх миновала расположившихся на траве воинов и остановилась в футе от Корума. Помедлив, она протянула руку и коснулась его плеча.
— Я искала тебя в нашей комнате, — тихо сказала девушка, — но ты уже ушел. Мы не должны ссориться, Корум.
Настроение у него тут же улучшилось, он рассмеялся и обнял ее, не обращая внимания на соседей, все взоры которых теперь были обращены на эту пару.
— Мы больше не будем ссориться, Медбх, — сказал Корум. — Это я виноват.
— Никто не виноват. И ничто. Разве что судьба…
Медбх поцеловала его. Губы у нее были теплыми и мягкими. Корум забыл все свои страхи.
— Какой великой силой обладает женщина, — сказал он. — Я только что говорил с Илбреком о магии, но, оказывается, самое величайшее волшебство кроется в поцелуе женщины.
Она сделала вид, что удивилась.
— Ты становишься сентиментальным, сир сид, — и снова он мгновенно почувствовал, что Медбх отдалилась от него. Она рассмеялась и опять поцеловала его. — Почти таким же, как я!
Рука об руку они прошли через лагерь, приветствуя тех, кого знали, и тех, кто знал их.
На самом краю лагеря стояло несколько кузниц. Горны ревели, когда меха раздували пламя все выше и выше. Молоты гремели о наковальни. Огромный, залитый потом мужчина в кожаном переднике, бросая в огонь металлические полосы, извлекал их оттуда раскаленными добела, и они шипели на воздухе. В центре всего этого царил Гованон, тоже в длинном кожаном переднике, с могучим молотом в одной руке и щипцами в другой; он был поглощен разговором с чернобородым мабденом, в котором Корум узнал старшего кузнеца Хисака, прозванного Солнцевор, ибо говорили, что он украл кусочек солнца, который и помогает ему делать такое сияющее оружие. В ближайшем горне и сейчас лежала узкая полоса металла. В ходе разговора Гованон и Хисак неотрывно наблюдали за ней, и было ясно, что речь идет именно об этой полосе металла.
Корум и Медбх не стали отвлекать их, а, пристроившись рядом, смотрели и слушали.
— Еще шесть ударов сердца, — услышали они слова Хисака, — и будет готово.
Гованон улыбнулся.
— Шесть с четвертью, можешь мне поверить, Хисак.
— Я тебе верю, сид. Я уже привык уважать твою мудрость и твое умение.
Гованон протянул клещи к огню. Со странной нежностью он подхватил кусок металла и осторожно извлек его, внимательно осматривая сверху донизу.
— В порядке, — сказал он.
Хисак тоже пригляделся к добела раскаленному железу и кивнул:
— В порядке.
Улыбка Гованона выражала удовольствие. Повернувшись вполоборота, он заметил Корума.
— Ага, вот и принц Корум. Ты явился в самый подходящий момент. Смотри! — он высоко вскинул металлическую полосу. Теперь она рдела красным — цветом свежей крови. — Смотри, Корум! Что ты видишь?
— Я вижу клинок меча.
— Ты видишь прекраснейший меч, когда-либо рожденный в землях мабденов. Мы неделю ковали его. Меч сделали мы с Хисаком. Это символ древнего союза мабденов и сидов. Ну не прекрасен ли он?
— Очень красив.
Гованон несколько раз помахал в воздухе красным мечом, и металл загудел.
— Его надо еще как следует закалить, но он почти готов. Ему еще предстоит получить имя, но этим ты займешься сам.
— Я сам?
— Конечно! — Гованон весело рассмеялся. — Конечно! Это твой меч, Корум. Эго с ним ты поведешь мабденов в битву.
— Это мне? — окончательно растерялся Корум.
— Наш дар тебе. Сегодня вечером после праздника мы вернемся сюда, и твой меч будет готов. Он будет тебе хорошим другом, этот меч, но он даст тебе всю силу лишь после того, как ты назовешь его.
— Это великая честь для меня, Гованон, — сказал Корум. — Я и не предполагал…
Огромный карлик сунул клинок в чан с водой, и он зашипел.
— Половину его сделал сид, половину — мабден. Меч для тебя, Корум, — то, что надо.
— В самом деле, — согласился принц. Он был глубоко тронут словами кузнеца. — Ты в самом деле прав, Гованон. — Повернувшись, он смущенно посмотрел на улыбающегося Хисака. — Я благодарю тебя, Хисак. Спасибо вам обоим.
И тут Гованон сказал тихо и как-то загадочно:
— Хисак совсем не напрасно назван Солнцевором. Тут есть и звучащая песня, и знак, который предстоит наложить.
Уважая эти ритуалы, хотя втайне считая, что они не имеют значения, Корум с почтением кивнул. Он не сомневался, что ему оказана высокая честь, но никак не мог понять ее истинную природу.
— Я еще раз благодарю вас, — серьезно сказал он. — У меня нет слов, потому что язык слишком беден, чтобы передать те чувства, которые я хотел бы выразить.
— Обойдемся без слов, пока не придет время окрестить меч, — хрипло, но разборчиво произнес до сих пор молчавший Хисак.
— Я шел к тебе, Гованон, посоветоваться по другому поводу, — сказал Корум. — Илбрек недавно упомянул о каких-то возможных союзниках. Интересно, что ты думаешь об этом?
Гованон пожал плечами.
— Я уже говорил, что никого не могу припомнить.
— Значит, оставим эту тему, пока Илбрек не найдет время рассказать вам обо всем, — сказала Медбх, дергая Корума за рукав. — Увидимся вечером на празднестве, друзья мои. Мы пойдем отдыхать.
И она повела задумавшегося Корума обратно к стенам Кер Махлода.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПРАЗДНЕСТВО
Огромный зал Кер Махлода был заполнен до отказа. Появись тут незнакомец, ему бы и в голову не пришло, что участники праздника готовятся к последней отчаянной битве против почти непобедимых врагов — тут в самом деле царил неподдельный праздничный дух. Стоящие четырехугольником длинные дубовые столы образовали пустое пространство, в центре которого сидел златовласый гигант Илбрек, поставив перед собой тарелку с приборами. За столами, лицом друг к другу, восседали благородные мабдены, а на самом почетном месте — их верховный король, стройный исхудавший Амергин в мантии из серебряных нитей, в дубовой короне, украшенной листьями падуба; прямо напротив него сидел Корум с вышитой повязкой на пустой глазнице и серебряной кистью руки. По обе стороны от Амергина сидели короли, рядом с ними — королевы и принцы, а дальше — принцессы и рыцари со своими дамами. Справа от Корума расположилась Медбх, а слева Гованон, около Медбх сидел Джери-а-Конел, а рядом с Гованоном — кузнец Хисак Солнцевор, помогавший ковать пока еще безымянный меч. Плотный шелк и меха, одежды из замши и клетчатые пледы, украшения из красного золота и светлого серебра, полированный металл и закаленная бронза, изумруды, рубины и сапфиры — все играло и переливалось красками в зале, ярко освещенном факелами из промасленных связок тростника. Пахло дымом и ароматами еды — на столы подавались целые туши, запеченные на кухне и разрезанные на четыре части. В одном из углов устроились музыканты с арфами, трубами и барабанами, наигрывая приятные мелодии, которые мешались с гулом голосов; голоса тоже были веселыми, в зале царили смех и оживление. Все с аппетитом вкушали пищу — все, кроме Корума, которому, хотя он и был в хорошем настроении, есть почему-то не хотелось. От случая к случаю перебрасываясь словом с Гованоном или Джери-а-Конелом, отпивая из золотого рога, он оглядывал собравшихся, узнавая знаменитых героев и героинь мабденов. Вместе с пятью королями — королем Маннахом, королем Фиахадом, королем Даффином, королем Хонуном из Таха-на-Ану и королем Гахбесом из Таха-на-Тирнам-Бео — здесь было много людей, овеянных славой и уже воспетых в балладах соплеменников. Среди них были Фиона и Келин, дочери покойного великого короля Милгана Белого, — светловолосые и загорелые, почти что близняшки, в костюмах одинакового покроя и цвета, если не считать, что у одной отделка была красно-синей, а у другой сине-красной. Девушки-воительницы с глазами цвета меда, с рассыпавшимися по плечам волосами флиртовали со своими рыцарями. Поодаль стоял тот, кого звали Герой Ветви, Падрак из Крэг-ат-Лит, почти такой же огромный и широкоплечий, как Гованон, с зелеными блестящими глазами и ярко-красным ртом; его оружием в бою становилось целое дерево, он оглушал и вышибал им врага из седла. Герой Ветви почти не улыбался, ибо скорбел по своему другу Айану Власорукому, которого, будучи пьяным, убил во время шуточной стычки. За соседним столом сидел молодой Феан — он ел, пил и, как взрослый, ухаживал за девушкой, дочерью благородного мабдена, та хихикала при каждом его слове, приглаживала рыжие волосы Феана и скармливала ему кусочки мяса и фруктов. Неподалеку расположились и другие пять королей, братья Эрэлски, еще недавно решительно отказывавшиеся иметь дело с народом Таха-на-Ану, так как испытывали лютую ненависть к королю Хонуну, своему дяде, который, как они считали, был убийцей их отца. Годами они сидели в горах, изредка совершая набеги на его земли или пытаясь поднять против него армию. Но теперь братья дали клятву забыть все раздоры, пока не будет покончено с фой миоре. Все они были похожи друг на друга, кроме самого младшего, черноволосого и не с таким мрачным выражением лица, как у братьев; короли носили остроконечные шлемы, украшенные изображением совы, герба рода Эрэлски, — крупные суровые мужчины, сдержанно улыбавшиеся, так как все вокруг было ново для них. Далее сидел Моркиан Две Улыбки. Из-за шрама, располосовавшего лицо, левый уголок губ мабдена был подтянут наверх, а правый опущен, но Моркианом Две Улыбки его звали не из-за этого. Говорили, что только врагам Моркиана доводилось видеть обе улыбки воина — первая означала, что он собирается убить их, а вторая — что они уже умирают. Моркиан блистал одеянием из темно-синей кожи и элегантным головным убором, тоже кожаным; черная борода была аккуратно расчесана, кончики усов вздернуты, а коротко подстриженные волосы скрыты под шапкой. Перегнувшись через двух друзей, с Моркианом разговаривал Кернин Драный. Он имел вид бродяги, но был известен своей странной привычкой дарить большие денежные суммы родственникам тех, кого отправлял в мир иной. В бою Кернин являлся сущим исчадием ада, но, убив кого-то, терзался угрызениями совести и, найдя вдову убитого или его семью, щедро одаривал их. Темные волосы и борода воина были неухожены, он носил кожаную куртку в заплатах, простой железный шлем, но сейчас длинное скорбное лицо светилось радостью: Кернин делился с Моркианом воспоминаниями о какой-то битве, в которой они дрались по разные стороны. Тут же был и Гриньон Бычий Наездник; он обнимал за объемистую талию Шеонан Топор-девицу, еще одну женщину, известную своими выдающимися способностями в боевых искусствах. Гриньон приобрел это прозвище тогда, когда, потеряв в битве коня, оружие и получив едва ли не смертельное ранение, он ворвался в гущу противников на диком быке. Расправляясь с огромным куском говядины с помощью длинного острого ножа, сидел Оссан Шорник, названный так за умение обрабатывать кожу. Куртка и шляпа мастера были из прекрасно выделанной тисненой кожи, расписанной цветочным орнаментом. Двигался он легко, как юноша, хотя был уже в годах; Оссан улыбался, запихивая в рот куски мяса, и по его рыжеватой бороде тек жир. Он сидел вполоборота к рыцарю, рассказывающему веселые истории всем, кто мог услышать его. Тут было много и других известных мабденов: Фене Безногий, Утер из Грустной Долины, Пуйл Спинолом, Шемейн Длинный и Шемейн Коротышка, Рыжий Лис Мейан, старый Дилан, Ронан Бледный и Клар с Дальнего Запада. Корум встречал их всех, когда они прибывали в Кер Махлод, и знал, что многие из них погибнут, когда сойдутся в бою с фой миоре.
