Фрэнк Герберт - Дюна
За спиной раздался стук в дверь и послышался голос одного из хайватовских офицеров:
— Господин, миледи… в доме все чисто. Молодому господину пора собираться и ехать к отцу.
~ ~ ~
Кое-кто утверждает, что герцог Лето не смог толком разглядеть коварство Аракиса, что он слепо и безрассудно полез в приготовленную для него яму. Но не разумней ли будет предположить, что герцог, хотя и привык жить с ощущением постоянной опасности, просто не успел соразмерить свои силы с мощью обрушившегося на него удара? А может, он пошел на сознательную жертву, чтобы дать сыну возможность жить в лучших условиях? Как бы там ни было, все факты говорят о том, что герцог был не из тех, кто легко попадает впросак.
Принцесса Ирулан, «Записки о семье Муад-Диба».Герцог оперся о парапет высокой каменной башни, где располагалась диспетчерская служба космодрома, На юге, высоко над горизонтом, плоской серебряной монетой повисла первая луна Аракиса. Она бросала морозный свет на утесы Большого Щита, и они сквозь туман казались подернутыми инеем. Слева горели в тумане огни далекого Аракина — синие, белые, желтые…
Он думал о депешах, подписанных его именем, которые разлетались сейчас по всем населенным пунктам планеты: «Наш Драгоценный Падишах-Император поставил меня править Аракисом и положить конец всем раздорам».
Пустая напыщенность стандартного текста угнетала его — он чувствовал себя еще более одиноко. Кого можно обмануть этими идиотскими формулировками? Уж конечно, не вольнаибов. И не Младшие Дома, которые заправляют всей внутренней торговлей на Аракисе… и все до единого прислуживают Харконненам.
Они покушались на жизнь моего сына!
Лето с трудом подавил ярость.
Со стороны Аракина показался свет приближающихся фар. Наверное, БМП с Полем и мотоциклисты охраны. Неожиданная задержка его раздражала, но он понимал, что офицер Хайвата обязан был принять все меры предосторожности.
Они покушались на жизнь моего сына!
Он потряс головой, отгоняя тяжелые мысли, и обернулся назад, на взлетное поле, где, как гигантские изваяния, застыли пять его фрегатов.
Лучше перестраховаться, чем…
Он вспомнил хайватовского старшего лейтенанта — славный малый, абсолютно преданный. Такого можно смело двигать наверх.
«Наш драгоценный Падишах-Император:..»
Если бы люди этого захолустного гарнизонного городка могли видеть частную записку Императора своему «благородному герцогу», полную брезгливости и презрения по отношению к этим закутанным в длинные белые одежды мужчинам и женщинам: «…чего еще можно ожидать от варваров, чья сокровенная мечта жить, не считаясь с законами феодства, установленными их повелителем для их же блага?»
Герцог подумал, что его собственная сокровенная мечта — послать подальше все придворные церемонии и забыть обо всех законах, созданных для чьего-то блага. Он поднял взгляд на немигающие звезды: Одна из этих маленьких желтых точек — Каладан… но мне никогда больше не увидеть своего дома. Тоска по Каладану внезапно пронзила его грудь. Лето почувствовал, что она родилась не внутри него, но как бы донеслась с Каладана. Ему никак не удавалось заставить себя называть эту безжизненную пустыню своим домом, и он сомневался, что это получится у него в будущем.
Я должен скрывать свои чувства, думал герцог. Ради мальчика. Если у него когда-нибудь будет свой дом, то пусть им станет Аракис. Я могу думать об этой планете как об аде, куда я попал перед смертью, но он должен найти здесь нечто, что вдохновляло бы его. Не может быть, чтобы здесь совсем ничего не было!
Острая жалость к самому себе охватила его, но тут же была отброшена. Он с удивлением обнаружил, что почему-то бормочет две строчки из стихотворения, которое любил повторять Джерни Халлек:
«Дышал я воздухом времени,
И в горле саднил песок…»
Да, чего-чего, а песка у Джерни будет здесь предостаточно. Сразу за облитыми лунным светом утесами начиналась пустыня — голые скалы, дюны, пыль, проникающая всюду… И по краям этих мертвых просторов, а может, и в глубине то тут, то там разбросаны поселения вольнаибов. Если у Дома Атрейдсов есть хоть какое-то будущее, то его опорой могут стать только вольнаибы.
Если, конечно, Харконнены не успели впутать и их в свои злодейские планы.
Они покушались на жизнь моего сына!
Воздух разорвался скрежетом опускающейся ракеты. Каменный парапет задрожал под ладонями. Лязгнули, откинулись защитные шторы.
Отрезанный от взлетного поля, герцог подумал: Лайнер Гильдии. Наконец-то! Пора приниматься за работу. Спускаясь по лестнице в зал прибытия, он попытался придать лицу самое безмятежное выражение.
Они покушались на жизнь моего сына!
* * *
Когда герцог входил в огромное помещение с желтым сводчатым потолком, оно уже кишело людьми. Солдаты с вещмешками на плечах орали и хохотали, как студенты, вернувшиеся с каникул.
— Тебя не расплющило на посадке? — Да, придавило будьте-нате! — Эй, кто знает, какая сила тяжести в этой дыре? Вроде стоять можно. — Не бойся, не улетишь! — По галактическому справочнику — девять десятых С.
Едкие словечки так и летали по всему залу.
— Кто-нибудь успел рассмотреть этот Аракис, пока мы спускались? Где тут у них девочки? — Девочек с собой Харконнены увезли! — А мне, пожалте, горячий душ и мягкую кроватку! — Ну, ты осел! Разве не слышал, что душа здесь не будет. Потрешь себе задницу песочком! — Эй, вы там, заткнитесь — герцог!
Герцог Лето вышел в мгновенно затихшую комнату.
Из толпы вынырнул Джерни Халлек — на правом плече вещмешок, левая рука сжимает гриф девятиструнного бализета. Не верилось, что эти большие, толстые пальцы способны ловко бегать по струнам и извлекать из них нежную музыку.
У герцога потеплело на душе при виде этого неуклюжего на вид человека, в узких глазках которого светился острый, цепкий ум. Он умудрялся скрупулезно выполнять «законы, установленные его повелителем», оставаясь в то же время совершенно независимым от них. Как там назвал его Поль? «Джерни доблестный».
Большую плешь на голове Халлека обрамляли жидкие светлые волосы. Его широкий рот постоянно расплывался в довольной улыбке, и длинный чернильный шрам от харконненского бича жил, казалось, своей собственной жизнью. Во всем его облике была некая шутовская расхлябанность.
Джерни подошел к герцогу и поклонился.
— Джерни, — сказал Лето.
— Милорд, — Халлек указал бализетом на толпившихся в комнате людей. — Это последняя партия. Я предпочел бы прибыть с первыми, но…
— Хватит Харконненов и на твою долю. Отойдем-ка в сторонку, Джерни, нам нужно поговорить.
— Слушаюсь, милорд,
Они встали в углу, рядом с автоматом по продаже воды. Остальные тем временем бесцельно разбрелись по залу. Халлек положил вещмешок на пол, оставив бализет в левой руке.
— Сколько человек ты мог бы выделить Хайвату? — спросил герцог.
— У Суфира какие-то сложности, мой господин?
— Он потерял пока только двоих агентов, но его люди обеспечили нам прекрасную линию фронта. Если нам удастся быстро продвинуться и закрепиться, то мы сможем хотя бы вздохнуть свободно. Ему нужны люди — столько, сколько ты можешь отдать. Только не из слабонервных, чтобы не устраивали истерик, если придется пускать в дело кинжал.
— Я могу дать ему три сотни самых лучших. Куда их направить?
— К главным воротам. Человек Хайвата их там встретит,
— Распорядиться об этом немедленно, мой господин?
— Минуточку. Еще один вопрос. Старший диспетчер отыщет повод задержать отправление лайнера до рассвета. Утром он полетит по своим делам и заодно прихватит с собой груз пряностей.
— Наших пряностей, милорд?
— Наших. Но кроме этого, он возьмет на борт большую группу бывших харконненских рабочих, сборщиков пряностей. Со сменой хозяина они получают право выбрать новое местожительство, и судья-наблюдатель уже дал свое разрешение. Это ценные кадры, Джерни, порядка восьмисот человек. Пока лайнер еще здесь, постарайся убедить некоторых из них остаться.
— Какими средствами убеждать?
— Мне нужны добровольцы, Джерни, У этих парней есть мастерство и опыт, которые нам сейчас нужны дозарезу. Раз они собрались улетать, значит, они не работают на Харконненов. Хотя Хайват убежден, что барон и туда мог внедрить своего агента. Но Суфиру в любой тени мерещатся наемные убийцы.
— В свое время он заметил не одну такую тень, милорд.
— Заметил, да не всех. Но мне представляется, что оставлять человека в толпе отъезжающих — на это у Харконненов просто не хватит воображения.
