Джон Френч - Чемпионы Темных Богов
— Хорошо, — произнес Корвус. Если только этот сигнал принесет пользу, подумалось ему. До того момента, как сообщение будет получено, и придет помощь, пройдут недели или месяцы. К этому времени битва за душу Лигеты будет уже либо выиграна, либо проиграна. Певцы умрут от голода, кто-то выживет, чтобы собрать уцелевшее, либо же не останется никого.
Когда Корвус и Иероним вошли в командный центр, офицер связи поднял глаза от ауспика.
— Полковник, — отсалютовал он. — В нашу систему только что вошел крупный боевой корабль.
— В самом деле?
Быстро. Невероятно быстро.
— Он нас приветствует, — сообщил старший вокс-оператор.
Корвус рванулся через комнату и сорвал с головы оператора наушники.
— До дальнейшего распоряжения все сообщения принимаются в текстовом виде. — приказал он. — Без исключений. Это ясно?
Оператор кивнул.
— Опознайте его, — продолжил Корвус. — Запросите идентификационные данные.
Солдат повиновался. Корвус подошел к пластековому окну и, ожидая, стал смотреть на базу. Пять тысяч человек. Позиция на возвышенности и легко обороняется. Средства у него есть. Нужно всего лишь понять, как сражаться.
— Полковник, получено сообщение.
Корвус повернулся к вокс-оператору. Голос того звучал как-то неправильно, словно у человека, внезапно осознавшего тщетность своего существования. Он таращился на устройство хранения данных. Лицо посерело.
— Зачитайте, — произнес Корвус, взяв себя в руки.
— «Приветствую, имперцы. Говорит «Терминус Эст».
* * *
Когда корабль вырвался в реальное пространство Лигетской системы, Тифус вошел в стратегиум.
— Множественные сигналы, повелитель, — сообщил дежурный по мостику.
Ну, разумеется. Вряд ли Империум оставил бы Лигету без защиты флота. Громада Тифуса двинулась к основному оккулусу. Они были уже достаточно близко, чтобы видеть рой имперских крейсеров и оборонительных спутников.
— И сколько из них на атакующем курсе? — поинтересовался Тифус. Он знал ответ, но хотел испытать удовлетворение, услышав его.
Офицер дважды взглянул на гололитический дисплей, словно сомневаясь в поступающих сообщениях.
— Ни одного, — сказал он через мгновение.
— А сколько целятся в нас?
Еще одна непродолжительная пауза.
— Никто.
Тифус загудел и зажужжал от удовольствия. Насекомые, паразитировавшие на нем и составлявшие его личность, затрепетали и завозились от волнения. От их движения броня пошла волнами. На мгновение он позволил себе насладиться впечатлением, великолепным и ужасающим парадоксом существования. Болезнь была неиссякаемым источником восхищения в своем союзе со смертью и жизнью без границ. Ему доставляло удовольствие распространять проповедь этого парадокса, урок гниения. Оккулус перед ним демонстрировал, сколь хорошо этот урок был усвоен.
— Приблизиться, — распорядился Тифус.
— Сейчас, повелитель, — офицер мостика был послушен, однако плохо учился. Он все еще продолжал мыслить рамками обычной боевой обстановки, игнорируя то обстоятельство, что отсутствие реакции имперского флота на появление флагмана Хаоса было более чем необычно. — Проводим захват целей, — сообщил он.
— Ни к чему, ни к чему, — проговорил Тифус. — Сами посмотрите. Все вы.
Офицеры подняли глаза, и Тифус получил аудиторию для организованного им представления. «Терминус Эст» приближался к светящемуся зелено-коричневому шару Лигеты, и вражеские корабли становились крупнее и отчетливее. Стало видно и постигшее их бедствие. Некоторые из них дрейфовали, став не более, чем железными гробницами. Двигатели других работали, но в движении не было порядка. Тифус знал, что корабли выполняют последние полученные от экипажей команды и что новых не последует.
— Поприветствуйте имперцев, — распорядился он. — Открыть все частоты.
Стратегиум купался в музыке болезни. По многочисленным каналам раздавался один и тот же шум — единый хаос миллионов и миллионов гортаней, певших хором. Мелодия была простым и непрерывным многонотным созвучием рока. Она стала аккомпанементом открывавшемуся перед «Терминус Эст» виду, и теперь движение флота превратилось в балет хаоса и разгрома. Тифус наблюдал, как два крейсера двигались, не меняя курс, пока не столкнулись. Один из них взорвался, огненная вспышка распустилась, словно ядовитый цветок. Другой нырнул в атмосферу Лигеты, неся с собой ужасный дар в виде собственного боезапаса и разрушенного реактора.
Тифус представил себе его приземление, и насекомые начали корчиться в предвкушении.
Еще он подумал о простоте урока, о его чистоте и о том, сколь опустошительным сделала его эта чистота. Пятнало ли чистоту то, что Гургеса Парфамена привела к нему в руки случайность, или же этот удачный улов был важной частью красоты произведения? Путешествующий в собственное удовольствие композитор попал в локальный варп-шторм и чуть не столкнулся с «Терминус Эст» — как могло это быть чем-то иным, нежели абсолютным совпадением? Триумфальный замысел так легко мог даже не придти в голову. А затем этот человек, чьи амбиции сделали его таким падким, стечение обстоятельств, давшее Тифусу идеальное вдохновение — все это было столь невероятно, что не могло быть просто удачей. Их связала воедино судьба.
В стратегиуме загудели мухи, когда Тифус оценил парадокс, и тот пришелся ему по вкусу. Хаос и судьба, единые и тождественные.
Возможно, Гургес думал так же. Он не сопротивлялся заражению новой чумой. Ей Тифус особенно гордился. Червь-паразит откладывал яйца в кровеносной системе и поражал мозг. Болезнь распространялась от сознания к сознанию через передачу идеи, а идею переносил звук, особый звук, представлявший собой заклинание, которое делало тоньше стены между реальностью и имматериумом и передавалось всем, обладавшим способностью слышать.
— Повелитель, нас приветствуют, — произнес помощник.
Тифус расхохотался от удовольствия, и нарывы на палубе затряслись, сопереживая ему.
— Поприветствуйте их, — приказал он.
* * *
Теперь у него был враг. Теперь можно было сражаться.
Корвус отринул отчаяние. Не думал о шансах. Был враг, и долг предписывал драться. Ничего более.
Корвус стоял на трибуне строевого плаца и, превратив с помощью динамиков свой голос в голос форта Горек, обращался к собравшимся тысячам людей. Он объяснил ситуацию, описал чуму и способы заражения. И установил правила. Одно из них было главным.
— Музыка, — прогремел он, — это болезнь. Она уничтожит нас, если найдет в нашей защите хоть малейшую щелку. Надлежит принять меры, чтобы у нас ее не было. Всякий, хотя бы насвистывающий, будет казнен на месте, — отдав этот приказ, он испытал огромное удовлетворение. Причины его не волновали.
* * *
С момента прибытия прошло меньше дня, и Тифус узрел апофеоз собственного искусства. Целая планета стала одним голосом. Гимн, чума, бывший чумой гимн стал итогом существования Лигеты. Ее население жило ради одной цели. Чистота возбуждала.
Возбуждала бы, не будь единственного изъяна. Этот форт. Тифус думал, что тот падет сам, но этого не произошло. Он все еще посылал отчаянные призвыв о помощи всем тем имперцам, кто мог их услышать. И, хотя Тифус мог тешить себя мыслью, что один прыщик порядка подтверждает красоту порчи, он знал истину. В ближайшие несколько дней песня превратится в рваное диминуэндо по мере того, как начнут умирать певцы. Если он не примет мер, то симфония окажется неполной, ее испортит единственная фальшивая нота.
Так что время было действовать.
* * *
Атака началась вечером второго дня. Корвус прохаживался по парапету, когда увидел, что небо темнеет. Раздался низкий непрекращающийся гром, и облака породили ужасающий дождь. Первыми были десантные капсулы, стремительно падавшие вниз непреклонной черной карой. Они приземлились на равнине в паре километров от базы. За ними в воздухе оставались полосы, черные вертикальные следы, которые не рассеивались. Вместо этого они стали шире, раздробились на части и начали вращаться. Корвус побежал на ближайшую сторожевую башню, выхватил у стрелка снайперскую винтовку и всмотрелся в телескопический прицел. Он смог отчетливее разглядеть движение в извивающихся облаках. Оно напоминало насекомых. Корвус услышал едва заметное жужжание — слабое, невозможное, то вплетавшееся, то выбивающееся из грохота десантных капсул и последовавших теперь за ними десантных кораблей.
С неба хлынула тьма. Это была чернота отсутствия и горя, гниения, отчаяния и неназываемого желания. Своим прикосновением она заразила воздух в зоне высадки, а затем поползла к базе. Это была другая болезнь, против которой у Корвуса не было никакой защиты. Хотя до форта не дотянулось ни одного черного щупальца, Корвус ощутил, что нечто пересекло стену. Вечерний свет изменился, став мрачным и неверным. Он почувствовал, как нечто жизненно важное становится слишком тонким, и начинает улыбаться что-то неправильное.
