Аарон Дембски-Боуден - Хельсрич
Он полагал, что я достоин этого. И это единственное, что имеет значение. Он никогда не ошибался.
Я почувствовал улыбку, появившуюся на моих губах. Она не исчезает, независимо от моих усилий подавить её. Я стою на коленях в этом священном месте и улыбаюсь, не смотря на десятки воинов, наблюдающих за мной с украшенных флагами стен.
Возможно, они принимают мою улыбку за уверенность?
Я никогда не спрошу об этом, потому что мне всё равно.
Хелбрехт, наконец, приблизился, и с мягким скрежетом стали о сталь он протягивает ко мне самый священный в Империуме Человека клинок.
Меч был настолько древним, насколько вообще могла быть реликвия человечества, ему даровали форму и волю в кузницах Терры после великой Ереси. В те ночи саг и легенд его нёс в битвах Сигизмунд, первый Чемпион Императора, любимый сын примарха Рогала Дорна.
Клинок был выше обычного человека, его создали из обломков меча самого лорда Дорна. В этом храме в стазисных полях, предотвращавших влияние времени, хранились величайшие артефакты ордена. А Высший маршал держал в руках самоё священное сокровище из оружейной Чёрных Храмовников.
— Ты еще пройдёшь ритуалы в Братстве капелланов, — торжественно произнёс Хелбрехт. — А сейчас я признаю тебя наследником мантии твоего господина.
Серебряный наконечник меча опустился, остановившись точно напротив горла Гримальда. — Ты воевал на моей стороне в течение двухсот лет, Гримальд. Будешь ли ты на моей стороне в ранге реклюзиарха Вечного крестового похода?
— Да, мой сеньор.
Хелбрехт кивнул, убирая меч в ножны. Гримальд напрягся снова, повернул голову и подставил щёку.
С силой молота, тыльная сторона ладони Хелбрехта врезалась в челюсть капеллана. Гримальд заворчал — дегустируя живительный медный привкус своей крови, крови своего примарха — и он усмехнулся, крови своего главнокомандующего, оставшейся на его зубах. Хелбрехт заговорил снова.
— Я посвящаю тебя в реклюзиархи Вечного крестового похода. Теперь ты лидер нашего благословенного ордена. — Высший маршал поднял руку, демонстрируя пятна крови Гримальда на своих изломанных пальцах. — Как рыцарь Внутреннего круга, сделай так, чтобы это был последний удар, который ты оставил без ответа.
Гримальд кивнул, разжал челюсти, успокоил сердце и подавил внезапно возникший смертоносный порыв. Даже ожидая ритуальный удар, все инстинкты вопили о воздаянии.
— Так… и будет, мой сеньор.
— Поскольку так и должно быть, — ответил Хелбрехт. — Встань, Гримальд, реклюзиарх Вечного крестового похода.
Глава первая
Прибытие
Спустя несколько часов после ритуала посвящения в высший эшелон командования ордена, Гримальд стоял в одиночестве в Храме Дорна.
Без ветра, способного вдохнуть жизнь в аскетичный зал, величественные флаги висели не шелохнувшись, некоторые выцвели с годами, другие ещё нет, а на иных до сих пор виднелись засохшие пятна крови. Гримальд рассматривал геральдические изображения крестовых походов своих братьев.
Ластрати — груды черепов и пылающих жаровен иллюстрировали войну на истощение шедшую в этом еретическом мире.
Отступничество — аквила, прикованная цепью к земному шару, в те времена, Храмовники были отозваны к Святой Терре, впервые за тысячи лет, дабы пролить кровь падшего Высшего лорда Терры Вандира…
А вот и более поздние войны, в которых уже участвовал Гримальд — Винкулус — меч пронзающий демона, там рыцари попали в засаду порочных последователей Заклятого врага в великой битве Огня и Крови — тогда Гримальда забрали из Братьев меча, и он начал долгий изнурительный путь в Братстве капелланов.
Десятки других знамён спускались с украшенного свода, повествуя предания о славных победах и жизнях отданных в Вечном крестовом походе.
Единственным звуком, кроме дыхания самого капеллана, был потрескивающий гул стазисных полей, которые охраняли реликвии Храмовников. Гримальд приблизился к одной из них, за расплывчатым синим силовым полем, лежал молочно-белый болтер, принадлежавший две тысячи лет назад кастеляну Дюрону. Крошечные надписи на готике, отмечавшие количество убитых, покрывали всю поверхность оружия.
Гримальд некоторое время простоял рядом с реликвией, его пальцы зудели от желания набрать код на панели доступа рядом с защитным полем. Это было вполне законно для братства капелланов, хранящего эту святыню, и даже до своего повышения, Гримальд участвовал в чествованиях духа-машины, посредством благословлений и рукоположений.
Ритуалы даровали значительную силу оружию чемпионов, даже если это были простые молитвы искупления и очищения после варп-прыжка.
Но только один из этих пьедесталов — а их в Храме Дорна было более ста — по-настоящему волновал Гримальда. Он остановился перед невысокой колонной, читая покрытую серебром памятную доску, под стазисным щитом.
Мордред
Реклюзиарх
”Мы судим об успехе своей жизни по количеству уничтоженного нами зла”.
Ниже таблички располагалась клавиатура, каждый готический символ на ней был покрыт золотом. Гримальд ввёл девятнадцатизначный код доступа к постаменту, и древние механизмы каменной колонны отключили стазисное поле.
На ровной поверхности белого постамента покоилось выключенное и безмолвное оружие, освобождённое от синего освещения, охранявшего его.
Без лишних церемоний Гримальд взял булаву за рукоять и уверенно поднял. Ударную часть молота создали из священного золота и благословенного адамантия, отлитых в форме орлиных крыльев и стилизованных крестом Храмовников. Рукоять была из тёмного металла и превосходила по длине руку рыцаря.
На украшенную верхнюю часть оружия упал тусклый свет установленных на стенах люминесцентных ламп, и молот ярко поблёскивал, пока Гримальд поворачивал его в руках.
Воин-жрец простоял так некоторое время.
Брат, — раздался голос сзади. Гримальд повернулся, инстинктивно приготовив оружие к бою.
Несмотря на то, что он никогда прежде не держал эту реликвию в руках, его покрытые шрамами пальцы нашли руну активации на рукояти быстрее, чем сердце совершило единственный удар. Навершие молота в виде расправившего крылья орла угрожающе вспыхнуло, электрические разряды зазамеились по золотому и серебряному металлу.
Фигура улыбнулась подобной иллюминации. На рябом лице, отмеченном следами десятилетий битв, Гримальд увидел искорки смеха в глазах молодого рыцаря.
Реклюзиарх, — храмовник склонил голову в приветствии.
— Артарион.
— Мы приближаемся к месту назначения. Расчёты показывают, что мы вернёмся в реальное пространство в течение часа. Я взял на себя смелость подготовить отделение к десантированию на планету.
Усмешка Артариона, впрочем, как и он сам, была не слишком приятным зрелищем. Улыбка Гримальда, которую он вернул подчинённому, напротив, казалась неподдельно искренней, как и его глаза.
— Этот мир будет пылать, — произнёс воин-жрец, без тени сомнения в голосе.
— Он не первый. — Небрежно процедил Артарион, за рассечёнными губами показались стальные зубы, вставленные после меткого выстрела снайпера пятнадцать лет назад. Попадание изуродовало половину лица рыцаря, заодно сокрушив и челюсть. Он снял шлем и стали видны беспорядочные шрамы, покрывавшие плоть вокруг левой стороны губ, дополняющие тонкую презрительную усмешку.
— Он не первый, — повторил Артарион, — и не последний.
— Ты видел предварительные расчёты? Авгуры флота получили данные о количестве кораблей уже прибывших в систему?
— Я потерял интерес к подсчёту после того, как у меня закончились пальцы на руках. — Артарион рассмеялся своей неудачной шутке. — Мы будем сражаться и победим или будем сражаться и умрём. Всё, что меняется, так это цвет неба над нашими головами и цвет крови на наших клинках.
Гримальд опустил крозиус, словно только сейчас понял, что всё ещё держал оружие наготове. Свет реликвии погас, и тьма сгустилась вокруг. Зато в воздухе появился острый аромат озона — удивительная свежесть, как после грозы. Элементы питания жалобно взвыли, неохотно охлаждаясь. Дух оружия жаждал боя.
— В тебе говорит сердце солдата, но не принимать врага всерьёз — преступно. Эта кампания… Она будет тяжёлой. Серьёзная ошибка — считать её просто очередным сражением, которое внесут в наши свитки чести.
Мягкость покинула голос Гримальда. Он заговорил со злобным гневом, слишком хорошо знакомым Артариону, страстно и хрипло — рыча, словно дикий зверь в клетке. — Поверхность этого мира будет пылать, пока от величайших достижений человечества не останется ничего, кроме пепла и воспоминаний.
