Владислав Стрелков - Стальные Фермопилы
«Это кто-то из наших постарался. Ничего, чтоб вам не до смеху было».
На поле бестолково метались солдаты. Суетливости им добавляли частые разрывы от огня батареи. Танки, что выехали на склон, начали пятиться обратно. Те, что были близко к мосту, рассредоточились и стреляли в сторону рощи.
Выглянув из-за щитка, Николай увидел, что на мост въехал танк, следом тащится ещё один, а за ним «ганомаг», на котором пулемётчик молотит по подозрительным местам. Первый танк развернул пушку в сторону, и, видно, собирается спихнуть пылающий корпус с дороги, чтоб проехать вперёд.
— Куда собрались? А ну…
Выстрел. Прибрежные заросли камыша колыхнулись от разрыва. Задымил очередная коробочка, а посередине моста, закрутил башней танк, оказавшийся зажатым с двух сторон.
— Ах ты моя пушка, — зарядил осколочным и поцеловав орудие, воскликнул Николай, — пушка — «полковушка».
— Так, следующий ты, — пробормотал Сиротинин, выцеливая бронетранспортер, пулемёт которого проредил прибрежные кусты ивы и теперь грозил командиру.
Выстрел, и пылающий бронетранспортер ткнулся в перегородивший проезд на мост подбитый танк.
— Хороша пробка получилась! — Сержант уже загнал в казенник бронебойный.
Бабах!
Взрыв встал примерно там, где сидел лейтенант. Немцы обстреливали подозрительные места, где, по их мнению, должны сидеть корректировщики. Сиротинин дернулся было сбегать к командиру, но сначала выстрелил в танк, что находился в середине моста, добавив ещё один костер из железа.
«Чтоб пробку туже забить» — Злорадно подумал Николай.
— Товарищ командир! — Крикнул он, доставая бронебойный, и косясь в сторону кустов у дороги.
— Ничего, сержант. Живой я, — отозвался лейтенант, — ты молодец, крути дырку под орден!
И тут же заорал в трубку:
— Левей три, ориентир…
Два танка съехали с дороги и направились к берегу, намереваясь форсировать речку. Одновременно съехав со склона, сразу увязли в топких берегах. Теперь водили башнями, раздвигая стволами камыши.
— Придурки, — прокомментировал Николай, крутя ручку вертикальной наводки. Ствол опустился почти до упора, но силуэты застрявших танков не совсем попадали в нижнюю прицельную линию, только чуть, краем.
— Хватит и этого, — решительно нажал спуск сержант. Справа от моста добавился ещё один дым, а Николай, зарядив, поворачивал ствол влево. Танк, буксуя, все глубже погружался в грязь, но башней вертел и поливал из пулемёта противоположный берег. Затем остановил ствол.
— На кусты навел, — понял Николай, — там же командир!
Выстрелы слились. Танк задымил, а у кустов, где сидел лейтенант, вспух разрыв.
Сержант кинулся туда. Рядом с развороченными взрывом кустами лежал командир.
— Жив? — Распластался рядом Сиротинин.
— Жив-жив, — сквозь зубы процедил тот, — зацепило малость и в голове гудит.
Лейтенант повернулся и сел, держась за бок, где проступала кровь. Посмотрел на руку, держащую телефонную трубку с перебитым проводом, сплюнул и откинул её в сторону.
— Всё, связи нет, сержант. Задачу мы выполнили. Боеприпасов у батареи ещё на пару-тройку залпов осталось. Уходим.
— Но мою позицию пока не обнаружили.
— Уходим, сержант. Мы танков вон сколько намолотили, на всю батарею орденов хватит.
Лейтенант приподнялся и посмотрел на поле.
— Сейчас немцы определятся и плотный обстрел начнут. Потом подтянут силы, и всё, уйти не успеем. А на новых позициях другую пушку получишь.
— Но…
— Это приказ, — прошипел тот, — иди. Снимай замок и догоняй.
— Есть, снять замок.
Лейтенант, держась за раненый бок, быстро пошел вдоль кустов, а Сиротинин шагнул в густую рожь.
Добравшись до пушки, Николай положил руку на затвор и посмотрел на поле. Танки немцев маневрировали среди нечастых разрывов и стреляли в сторону рощи. Он окинул взглядом ящики.
Осталось пятьдесят снарядов.
Пятьдесят!
Взялся за крышку ящика, отпустив замок пушки. Замер.
«А приказ? Но пятьдесят снарядов!».
Взглянул на поле. Там танки. Немецкие танки. Там враг. И до сих пор его позиция немцам не известна.
— Пятьдесят, — сказал себе сержант и решительно загнал бронебойный в казённик.
«С крайних и начнём». И повернул ствол вправо.
— Твою… — выругался он. Три танка встали у правого берега, почти у камышей, и не попадали в сектор обстрела, а править орудие одному не хватит сил. Скрипнув зубами, навел на танк, что первым попался в перекрестие.
Выстрел.
— Сорок девять, — как молитву проговорил Николай, и закрутил ручками. — Следующий?
Перед тем как выстрелить, он взглянул на поле поверх щитка. Танки разворачивались к нему. Обнаружили? Слева, от остановившихся неподалёку бронетранспортеров, быстро бежала к мосту приличная группа немцев.
«Обнаружили? Гады!»
— А-а-а! — Сиротинин дернул спуск и не глядя, как развернувшийся танк накрыло взрывом, кинулся к ящику с осколочными снарядами. Скинул ящик с шрапнелью в сторону, выхватил осколочный, зарядил орудие и прильнул к панораме. Яростно закрутил ручками, наводя на дорогу перед мостом.
Выстрел.
Разрыв вспух посередине группы, разметав её по сторонам. Рядом с пушкой взрывом подняло землю и Николая обсыпало колосьями, но он, не обращая на это внимания, достал очередной снаряд.
— Сорок восемь.
Пот заливает глаза. Обтер пилоткой и опять приник к панораме.
Бабах!
Николая бросило на щиток. Взрывом накрыло совсем рядом, позади, разметав ящики. Из двух снаряды высыпались и раскатились.
Отряхнулся, обматерив всех немецких танкистов, всю немецкую армию с Гитлером во главе, и вогнал в казённик осколочный. По щитку пробарабанили пули.
Выстрел. Со злорадством потёр руки, видя, как снаряд рванул у бронетранспортера, разметав немцев рядом с ним.
Бабах!
Орудие дёрнулось, осколки противно прошли рикошетом по щитку. Вогнал бронебойный, и проверил панораму.
Цела! Даже не сбилась.
— Получи! — Танк, что только что стрелял по нему, окутался взрывом, добавив ещё один дым.
— Сорок шесть, мать вашу! — Заорал Сиротинин, загоняя осколочный. Немцы пытались маленькими группами проскочить к мосту.
— На, получи! — Снесло четверых, остальные залегли.
Он не считал, сколько выстрелил, он считал оставшиеся снаряды. Плевать на то, сколько он танков подбил, плевать на ордена. Сиротинин врага бил, за своего заряжающего, погибшего два дня назад. За многих парней, что погибли в последних боях, за отца лейтенанта.
За всех!
И ещё есть боеприпасы. И батарея стреляет. Значит, правильно он остался тут.
Танки отходили, пятясь за холм. Остались только те, что справа, не попадавшие в сектор обстрела его орудия. Остались там, определив, что находятся в мертвой, для русских орудий зоне. Два танка садили в сторону рощи, где стояла батарея, а другой развернул башню и начал выцеливать его позицию на холме.
— Да что это такое? — Хотелось плакать от бессилия — не хватало горизонтальной наводки. Надо править лафет. Но как?
Бабах!
Пригнулся у щитка.
— Пристреливаются, сволочи. — Сиротинин подскочил, схватился за сошник и рванул хобот вверх.
— И-и-и-с-с…
В глазах от натуги потемнело, но он не смог даже оторвать сошник от земли. Близкий разрыв швырнул на ящики. Николай затряс головой, приходя в себя. С удивлением обнаружил, что ещё жив, хотя рвануло рядом. Осколки чудом миновали его, только об ящики сильно приложило.
Сцепив зубы, опять упрямо взялся за сошник.
«Я сильный. Я смогу. Должен. Надо-о-о».
— Бабах! — Рвануло совсем рядом, за ящиками.
И вместе с взрывом, вдруг всё застыло. Тишина больно ударила по ушам. Николай медленно распрямился, оторопело оглядываясь.
Рожь стояла как замёрзшая. Не двигался ни один колосок. А на поле странная картина — танки стояли безжизненными изваяниями, как будто нарисованные. Даже столбы дымов с подбитых им танков не клубились. Застывший кадр.
Такое он видел однажды в кино, когда что-то заклинило в кинопроекторе, остановив пленку, а на экране надолго замерло изображение.
Тишину нарушил шепот сзади:
— Что ты наделал? Почему пауза?
— Это не я, это процессор. Все из-за последнего взрыва!
Сиротинин резко развернулся. В четырёх метрах, почти в пучках ржи, стояли три фигуры в странных одеждах и смотрели на него. Один держал перед собой какую-то непонятную штуку в руках.
Сержант судорожно провёл рукой за спиной, но карабин он оставил рядом с левым колесом. Тогда он просто выхватил из рядом стоящего ящика снаряд и, повернув его в сторону неизвестных, крикнул:
— Хенде хох!
Фигуры замерли, но рук не подняли.
— И не двигаться, сволочь немецкая. — Николай повернул снаряд взрывателем вниз, ближе к хоботной части лафета. — Вот шваркну им, и всех отправлю к чертовой бабушке!
