Василий Сахаров - Воитель
- В общем-то, да, - поручик согласился с казаком.
- Вот то-то и оно. А я в плен не хочу. Ромеи казаков ненавидят, не забыли, как мои деды их в капусту под Иргизом рубали. Так что в лучшем случае меня просто пристрелят.
Сказав это, Дементьев повернулся набок и практически сразу задремал, а поручик, понимая, что его не переспорить, снова спустился в убежище и принялся разбирать вещи. Не только свои, но и сослуживцев.
Что есть? Два походных чемодана, Видова и полковника Марьина. Коробка с сухими пайками. Запасной мундир Михеля на спинке кресла. Два автомата ТК-60 и боеприпасы к ним. Два пистолета. Несколько ручных гранат ГРО-2. Кипа бумаг и документов по делу, которое расследовала группа. Пишущая машинка. Вот, пожалуй, и все. Теперь надо это разобрать. Ненужное уничтожить, а остальное сложить в солдатский вещмешок.
«Стоп! – взгляд поручика еще раз скользнул по подвалу. – А где взять вещмешок?»
Решение проблемы пришло сразу. В этом же здании, только в другом крыле, находились солдаты.
Через пару минут он вошел в просторное помещение и увидел седоусого унтер-офицера, который, поджав под себя ноги, расположился на расстеленном спальном мешке. Его серое от усталости лицо не выражало ни единой эмоции и казалось застывшей каменной маской. Явно, бывалому вояке не до поручика. Возможно, он переживал гибель товарищей, чьи тела лежали во дворе, или задумался о чем-то личном и не сильно приятном. Однако Видов его окликнул:
- Унтер-офицер.
- Ась?
Он посмотрел на офицера, и в его взгляде была такая неизбывная тоска, какую нельзя описать словами. Казалось, что вся боль мира в этот миг сосредоточена в нем, и Видов спросил:
- Что с вами?
Краткая пауза и ответ:
- Сын погиб… Вместе служили… Надо похоронить Мишаню… А я не в состоянии… Как подойду к нему, так труситься начинаю…
Мог Стойко ему что-то сказать, в утешение или поддержку? Нет. У него не было нужных слов. Поэтому он собрался уйти, кивнул унтер-офицеру и сделал шаг назад. Но потом остановился и предложил:
- Я могу помочь с похоронами.
На лице унтер-офицера появилась первая эмоция – жалкая улыбка, и он покачал головой:
- Не надо, ваше благородие… Я сам… Только соберусь с силами…
Снова Стойко сделал шаг назад и услышал:
- Ваше благородие, а вы чего заходили?
- Вещмешок нужен.
Молча, унтер-офицер поднялся, подошел к сваленным в угол солдатским шмоткам и поднял новый вещмешок. Все так же, без разговоров, он вытряхнул из него одежду и протянул вещмешок поручику. Он его взял и покинул комнату.
Взгляд поручика в очередной раз скользнул по вещам. Итак, что он мог взять с собой? Один ТК-60 и подсумок с четырьмя снаряженными рожками плюс один уже в автомате. Оба пистолета. Девятимиллиметровый «демидов», который принадлежал поручику, и оружие Марьина, превосходный «тарпан». Они под один патрон и к ним больше сотни патронов. В дополнение к этому гранаты, которых оказалось пять штук, и два сухпайка. Вроде бы все? Нет. Еще письмо покойного полковника, которое он перед смертью написал своей жене и дочерям, флягу с водой и плащ-палатку. Теперь все. Можно выдвигаться. Но перед этим уничтожение документов.
Собрав бумаги группы, вместе с ненужными вещами, пишущей машинкой и запасным автоматом, поручик вытащил все во двор и опять обнаружил здесь унтер-офицера, который стаскивал в угол тела солдат.
Свалив вещи и бумаги в одну кучу, Видов осмотрелся и увидел канистру с соляркой. Приволок ее, облил горючкой чемоданы, документы и вещи, а затем похлопал себя по карманам. Спичек нет. Видимо, придется снова обратиться к унтеру.
Только поручик к нему повернулся, как он сам подошел и протянул коробок.
Видов кивнул и поджег одну спичку, бросил ее на пропитанные соляркой вещи и костер заполыхал.
- Благодарю, - Стойко вернул коробок унтеру и спросил его: - Ты из какой части?
- Двадцать второй мотострелковый полк.
- На прорыв пойдешь?
- Нет, - он покачал головой и добавил: - Мы остаемся в прикрытии.
- А почему ты один?
- Взводный с уцелевшими бойцами в штабе батальона, боеприпасы получают.
- Автомат нужен?
- Да.
- Бери, - поручик передал ему запасной ТК-60 и подсумок с парой магазинов.
Больше говорить было не о чем и, отступив от костра, в разбитом осколке стекла на асфальте поручик увидел собственное отражение. Молодой светловолосый мужчина в камуфляже. Под глазами темные круги. Причем он узнал свое лицо не сразу и даже вздрогнул. Впрочем, встряхнулся, собрался и направился в дом. Очень вовремя, ибо послышался вой мин. Ромеи начинали новый обстрел Борисова…
Ровно в 22.00 Видов и Дементьев прибыли в точку сбора, где формировался отряд майора Верника, старого кадрового служаки из оперативного отдела штаба корпуса. Человек опытный и шансы у его отряда, состоявшего из мотострелков, одной разведгруппы, нескольких местных жителей и тыловиков, были хорошие.
Офицеры остановились в небольшом сквере. Противник в полукилометре и следовало соблюдать светомаскировку, не шуметь и быть начеку. Что они и делали. Кругом много солдат и в воздухе чувствовался резкий запах дешевой махорки. Видимо, кто-то курил в кулак или накрывшись плащ-палаткой. Невдалеке два танка и несколько бронетранспортеров, кажется, «варяги» и «стрельцы». Что характерно, несмотря на опасность, люди вели себя достаточно спокойно. Никто не паниковал. Это замечательно. И, поправив автомат, Видов присел возле памятника, который находился в центре сквера.
- Пойду Вернику доложусь, - прошептал есаул и нырнул в темноту.
Стойко остался один, щелкнул предохранителем автомата и замер. Страха не было. Особого волнения тоже. В душе пустота. Абсолютная. И еще усталость. Не физическая, а духовная. За минувшие дни он видел больше смертей, чем за всю свою жизнь. И это были смерти не естественные. Вот, что его угнетало, и он понимал, что не в состоянии ничего изменить и поправить. Значит, придется воспринимать войну, как нечто обыденное и неизбежное, как-то адаптироваться к кровавому хаосу и черстветь душой.
В этот момент из-за облаков выглянула луна, которая на краткий миг озарила сквер, и поручик посмотрел на памятник. Он изображал человека в распахнутой на груди шинели, смотрящего куда-то в сторону востока, и на постаменте была бронзовая табличка с надписью: «Царь Келогост Восьмой (1410-1492). Великому правителю, воину и отцу нации от благодарных потомков».
- Держи, - к поручику приблизился Дементьев и на ступеньки упал бронежилет с прицепленной к нему каской.
- Да ну его… - Стойко попробовал отказаться. – Он тяжелый…
- Не глупи, - в голосе есаула появились командные нотки. – Бери и сразу надень. Потом спасибо скажешь.
Стойко решил не спорить. Поднялся. Накинул поверх камуфляжа бронежилет весом в шестнадцать килограмм, а на голову надел каску. Затянул ремни, закинул за спину вещмешок и попробовал подпрыгнуть. Получилось. Хотя, конечно, тяжело и неудобно.
- По машинам! – из темноты прилетела команда.
- За мной! – Дементьев потянул поручика за собой, и офицеры подбежали к бронетранспортеру, где для них нашлись места…
В десантном отсеке бронетранспортера было тесно. БТР-55 «стрелец» далеко не самая лучшая боевая машина, которую придумали словенские инженеры, и по удобству, и по проходимости, и по вооружению. Но ничего иного не было и приходилось терпеть. Все-таки лучше плохо ехать, чем хорошо бежать вслед за бронеколонной, которая идет на прорыв, или сидеть наверху, подставившись под пули и осколки. Поэтому, поставив автомат между ног, поручик замер и попытался расслабиться. Все равно от него сейчас ничего не зависело.
Бронетранспортер рыкнул движком и тронулся с места. Одновременно с этим минометы группы прикрытия, которая оставалась в городе, начали обстрел вражеских позиций. А через пару минут в работу включились тяжелые пулеметы. Куда они били, разумеется, Стойко не видел и не знал. Все, что мог, ждать команду Дементьева и надеяться, что прорыв будет удачным.
- Боги, помогите… - прошептал солдат, который сидел рядом.
Однако ему никто не помог. Вскоре по броне боевой машины забарабанили пули, а потом раздался взрыв и БТР слегка подкинуло. Поручика крепко приложило, голова соприкоснулась с бортом – спасибо каске, ничего страшного. Боевая машина замерла на месте, а десантный отсек стал быстро наполняться едким дымом и Видов услышал окрик есаула:
- Подрыв! Всем на выход! К бою!
С лязгом распахнулся кормовой люк. Солдаты, словно горох из разорванного мешка, высыпались из бронетранспортера, и поручик последовал вслед за Дементьевым.
Упал! Оказался на карачках, и сверху на него обрушилось что-то тяжелое. Это солдат, тот самый, который молился богам, и он был мертв. Пуля попала в него, когда он покидал бронетранспортер, и кровь бойца полилась на поручика.
