Андрей Валентинов - Серый коршун. Диомед, сын Тидея
– Вызвала десяток шардана, – понял я, – и приказала по очереди входить к ней в комнату.
– Кажется, это были не шардана, а туски[25] или хеттийцы, – Дейотара зло усмехнулась. – Она не повесилась, хотя мы постарались, чтобы об этом узнали все. Такие, как Ктимена, любят жизнь... С тех пор каждый раз, как она пыталась показывать зубы, мы это повторяли.
Я вспомнил безумный взгляд Ктимены, ее крик, и мне стало не по себе. Чума на всю эту семью! Лучше иметь дело с бешеными волками...
– Жалеешь ее, ванакт? – рассмеялась царевна. – Первое, что должен запомнить правитель – жалеть никого нельзя. Здесь не бывает пленных, и никого не милуют. Когда-нибудь я еще выколю тебе глаза!
– Договорились, – я взял себя в руки. – А теперь поговорим о том, как мне разгрести ваше дерьмо...
Под утро все же удалось поспать, и когда меня разбудили, я чувствовал себя вполне сносно. Во дворце стояла тишина, в окна светило неяркое осеннее солнце, и я не без отвращения натянул на себя принесенные безмолвными слугами тяжелые, шитые золотом, одежды. Мантос и Прет уже ждали.
– В городе спокойно, – сообщил лавагет, вытирая красные от недосыпа глаза. – Шардана ушли в казармы, я разрешил открыть ворота и начать торговлю на рынке.
Я кивнул. Очевидно, обитатели Златообильных Микен еще не очухались. А может, просто ждали, с чего начнет новый ванакт.
– Ифимедея никто не жалеет, – продолжал лавагет, – но...
Он неуверенно замолк, и тут же заговорил Прет.
– Гирто ходит по городу и говорит, что боги покарали Ифимедея и привели в Микены тебя, ванакт. Ночью она слышала голос Дия...
Я вспомнил хихикающую старуху, подумав, что нелепый смех служит опознавательным знаком для тех, кто подталкивал меня на трон.
– Дий велел ей передать всем, что кровь ему не угодна. Дейотара, дочь Ифимедея, должна остаться в живых.
Я чуть не сказал: «Ага!», но сдержался. Прет смотрел совершенно невозмутимо.
– Воля Дия священна, – откликнулся я, мельком взглянув на Мантоса. – Продолжай, лавагет!
– Совет соберется через два часа. Я говорил кое с кем – тебя поддержат.
Об этом я тоже догадывался.
– Надо разослать весть о твоем воцарении всем базилеям, но об этом будет разговор на совете...
– Хорошо, – заключил я. – Что с моей сестрой?
– Ей лучше, – Мантос отвел глаза. – Но ты должен поговорить с нею сам, ванакт.
Я хотел уже отпустить их, но заметил взгляд Прета и велел ему задержаться.
– Говори, – приказал я, когда мы остались одни.
Геквет замялся, и я пришел к нему на помощь.
– Те, кто послал тебя, чем-то недовольны?
– Он... они, – Прет медленно подбирал слова, – считают, что царевна слишком опасна, но решили не спорить с тобой.
– С богами, – поправил я. – А также с красоткой Гирто... Прет, я мало что понимаю в делах славного города Микасы, но поясни, почему ты, геквет дворцовой стражи, не смог защитить жизнь девушки, которая тебе небезразлична?
Прет нахмурился, по лицу промелькнула недобрая усмешка.
– Я не всесилен, ванакт. У меня был выбор – спасти отца или защитить Дейотару. У отца много врагов...
– А почему ты не разобрался со всем этим бардаком сам? – не удержался я. – Твой отец командует стражей, ты – геквет...
Прет вновь криво усмехнулся,
– Взять дворец мало. На следующий день все базилеи начали бы войну, отца привселюдно назвали цареубийцей, а Гирто призвала бы на мою голову гнев Дия, Поседайона и Матери богов Реи. Скоро сам все поймешь, ванакт...
Я кивнул, соглашаясь. Между тем, Прет нерешительно замялся.
– Мой отец хочет повидаться с тобой, ванакт, – наконец выговорил он. – Я привел его во дворец – тайно. Если ты согласен...
Я вспомнил, что Скир – убийца Главка и его жены. Такая беседа, стань о ней известно, сразу вызовет вопросы, но соблазн был слишком велик. Если кто и разбирался во всей здешней кухне, то это, конечно, Скир.
– Хорошо, – решился я. – Но чтобы никто нас не увидел.
Прет провел меня полутемными коридорами в левое крыло здания, где, вероятно, жила прислуга. Сейчас здесь было пусто. Мы подошли к одной из дверей, Прет помедлил и кивнул. Я по привычке нащупал кинжал, который вновь висел под мышкой, и осторожно открыл дверь.
В комнате ничего не было, кроме двух табуретов, на одном из которых сидел высокий седой человек в темном плаще. Увидев меня, он медленно встал. Я остановился у порога. Несколько мгновений мы разглядывали друг друга, и я успел заметить, что Скир очень похож на сына – те же складки у рта, те же серые глаза, такой же немного насмешливый взгляд.
– Радуйся, ванакт, – Скир чуть заметно наклонил голову и усмехнулся. – Спасибо, что согласился встретиться со стариком.
– Радуйся, Скир, – его тон мне не особо понравился. – Интересно было повидать цареубийцу.
– Взаимно, – улыбка на миг превратилась в оскал. – Только ты распорядился своей победой удачнее. Мне не надо было сажать на престол Ифимедея. Впрочем, это уже в прошлом... Я уезжаю, ванакт, и, наверное, уже никогда не увижу Микен. Меня здесь не любят...
– Но твоя семья остается, – быстро напомнил я. – Надеюсь, ты станешь вести себя благоразумно?
Скир беззвучно рассмеялся:
– Взаимно, ванакт. Мои два сына и дочь останутся у тебя, и я буду вести себя тихо. Но и ты не забывай старого Скира. У волка еще остались зубы.
Он вновь ощерился, в самом деле став похожим на волка.
– Нас никто не слышит, ванакт, поэтому ты не обидишься на мои слова. Многие сомневаются в том, что ты – Клеотер, но немногие знают правду. Я видел мертвого царевича и сам хоронил его. Моему слову не поверят, но у меня есть доказательства. Поэтому оба мы будем благоразумны...
Я молча кивнул – лицемерить перед старым волком не имело смысла.
– Прет не знает об этом. К сожалению, Ифимедей допустил глупость, похоронив Клеотера тайно. Народ не верит в смерть царевичей. Уже тогда я предвидел, что самозванцы будут. Ты ведь не первый, ванакт, ты просто самый удачливый. Но я не в обиде... Если хочешь, дам тебе несколько советов...
Не дождавшись ответа, он покачал головой:
– Не думай о плохом, я говорю вполне искренне. Мне не хочется, чтобы в Микенах началась резня, к тому же мои дети остаются здесь... Тебя заставили помиловать всех, но оставлять в городе врагов ты не обязан. Подожди немного и избавься от некоторых – пусть едут базилеями куда-нибудь в Спарту. Не спеши начинать войну – опасно уходить из столицы, пока твоя власть еще слаба...
Он вздохнул, и я понял, что старику не хочется покидать Микасу, где он так долго был всемогущ.
– Мантос предан тебе, но еще больше предан Ктимене. Это не так плохо, но ты оставил в живых Дейотару. Если так – убей Ктимену.
– Что? – не сдержался я. – Скир, она же моя сестра!
Он пренебрежительно махнул рукой.
– Ты воздвигнешь ей прекрасный толос. Рядом с толосом Мантоса – он слишком предан этой интриганке. Но Дейотаре тоже верить нельзя. Если мой сын будет к ней свататься – не соглашайся. Лучше всего выдать ее замуж за какого-нибудь козопаса, но, боюсь, и это не поможет. Постарайся избавиться от Афикла – пошли его куда-нибудь к Гесперидам за священными яблоками...
Я слушал его внимательно, все больше понимая, что отпускать этого человека опасно. Он знал много, больше, чем Дейотара, и даже чем покойный Арейфоой.
– Что вы сделали с Афиклом? – поинтересовался я, вспомнив безумного героя. – Кто помог ему заболеть?
– Догадался? – Скир хмыкнул. – Придумал я, Ифимедей одобрил, а распорядился всем Арейфоой. Теперь, когда их обоих нет в живых, Афикл выздоровеет, а это опасно. Он глуп, но его любят, к тому же он следующий в очереди на наследование.
– Я вижу, ты бы с удовольствием перебил весь царский род, – заметил я. – Почему же ты не сделал этого двадцать пять лет назад?
Скир долго не отвечал, наконец пожал плечами:
– Скажу, если тебе интересно. Мне помешал Арейфоой – ему хотелось, чтобы царствовал его воспитанник.
– Ифимедей?
– Да. А новый ванакт не велел убивать Ктимену – она была тогда младенцем. Я советовал – но меня не слушали. Пощадили ее, пощадили Мантоса, пощадили Афикла. Не повторяй наших ошибок, ванакт!..
– Приятно было поговорить с тобой, Скир, – я осторожно отодвинулся к дверям, не желая поворачиваться к нему спиной.
– Мне тоже, ванакт. Я уезжаю, не решив одной загадки. Оставляю ее тебе.
– Ты о чем? – я приоткрыл дверь.
– Почему ты так похож на Главка, ванакт? Я не верю в случайное сходство. Прощай!
Захлопнув дверь, я с облегчением прислонился к стене, переводя дух. Прет с тревогой поглядел на меня, но я молча покачал головой. Разговаривать после такой беседы не хотелось.
