Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 1: Гроза над полем
Лютомер, которому тогда сравнялось двадцать два, уже понял, что Лютава, его сестра и «сестра волков», стала взрослой. Она уже не та маленькая девочка, которую он водил по лесу за руку, и не та девушка-подросток, которую он оберегал здесь, в Варге. Она почти женщина. И когда она вдруг выскочила из круга среди всеобщей суеты и беготни и налетела прямо на него – он поймал ее, взял за плечи, чтобы не упала, засмеялся, видя радость на ее разгоряченном, румяном лице с горящими глазами, – и неожиданно для себя поцеловал в губы, совсем не по-братски. Он просто не думал тогда о том, что она – его сестра. Он видел в ней прекрасную женщину, единственную на свете в этот миг, как единственной была для Велеса Лада. И она только улыбнулась ему, задорно и лукаво, вырвалась и убежала.
Никто из кричащей и бегающей вокруг молодежи ничего не заметил. А произошедшее они сами осознали позже. Ведь весенние игрища прошли, а это совсем не родственное чувство, соединившее их в тот краткий миг, никуда не делось…
Лютомер уже не мог побороть своего однажды возникшего влечения к ней, да и не особенно старался. Для него их родство не имело значения, вернее, не служило основанием для запрета, а, напротив, подталкивало к тому, чтобы сделать их близость наиболее полной. Для него это было естественно. И Лютава ощущала почти то же самое, с той разницей, что помнила о существовании запрета, который для всех прочих людей был внутренним, а для них – только внешним. Но, живя в лесу и продолжая обычаи глубочайшей древности, они имели право не считаться ни с чем, кроме воли богов. А что сами боги подталкивают их к этому, им не только говорило собственное убеждение, но даже подтвердила бабка Темяна.
Поначалу Лютава думала, что на нее просто наваждение какое-то нашло, и пошла к бабке Темяне, своей наставнице, с просьбой помочь. Для Лютомера, сына Велеса и оборотня-волка, их кровное родство имело то же значение, что для Велеса родство с его сестрой и супругой Ладой или для вожака волчьей стаи – родство с самой лучшей волчицей, скорее всего, тоже сестрой, ибо вожак стаи одновременно с этим является и отцом всех волчат. То есть это родство означало именно близость и привязаннось наивысшей степени – так, как это у зверей и у богов. Но она, Лютава, находилась все же ближе, чем он, к человеческому миру, и человеческие законы нынешних времен для нее значили больше. Та древняя общность рода, при которой все мужчины-братья являлись мужьями всех женщин-сестер, закончилась тысячи лет назад.[7] Но мать рассказывала ей об этом, как обязательно должна была рассказать волхва-наставница своей будущей преемнице. И уже тогда Лютава думала, что ей, с таким братом, как Лютомер, никакие чужие мужчины и не понадобились бы. Но сейчас так не живут. Сейчас так нельзя. Боги дали людям другие законы, и значит, так надо.
Старая волхва, их с Лютомером родная бабка, поворожила, поговорила со своими духами и развела руками:
– Твой дух на тебя отсушку наложил, сердце затворил, чтобы ты никого не любила, его дожидалась. А нельзя любовь совсем в сердце запереть – Лада-матушка всякого духа посильнее будет! Где-нибудь да прорвется. А Марена Велеса не любить не может – вот и прорвалось.
– Что же мне делать?
– Справляться.
Лютава с нетерпением ждала, когда же появится обещанный покровителем жених, надеясь, что с ним она найдет свою, судьбой предназначенную любовь, выйдет замуж и будет жить, как все женщины, и в Лютомере видеть только брата. Но ни в эту осень, ни в следующую обещанный жених так и не появился. Она по-прежнему любила Лютомера больше всех на свете, и их ласки становились все менее и менее родственными… Лютомер уверенно наступал, не торопился, ибо знал, что она от него не уйдет, но постепенно заманивал ее все дальше и дальше. В этот первый год Лютава еще противилась его не братским поползновениям, хотя разделяла его влечение и сама страдала от своей вынужденной неуступчивости. Но она боялась нарушить волю своего духа-покровителя, и в этом Лютомер ее понимал. Ссора со своим духом для волхва большая беда, грозящая потерей части силы, а то и гибелью. Он сам боялся за сестру и поэтому старался сдерживаться. До той Купалы, перед которой Лютаве исполнилось шестнадцать лет и они поняли, что это сильнее их…
Хорошо, что бабка Темяна научила внучку делать другую отсушку, чтобы не привлекать к себе желания «отреченных волков». На Лютомера почему-то не действовало, но хотя бы не приходилось объяснять Чащобе, Дедиле и прочим, почему варге можно ночевать в землянке волхвы, а остальным нет. Все помнили о том, что она – его родная сестра, и никаких вопросов не задавали.
Зато именно после той Купалы дожди прошли в нужные сроки и в нужном количестве, не более. Засуха не посушила поля, как в прошлом году, и градом не выбило зреющий хлеб, как в позапрошлом. Угряне славили богов на богатом жертвенном пиру, ликовали, что наконец-то Велес, Перун и Макошь взглянули на угрянские нивы благосклонным взором, а Марена, наоборот, обошла своим губительным дыханием. Лютомер и Лютава, нарядившись в волчьи шкуры с личинами, гоняли «хлебного волка» и шутливо кусали жриц, несущих в святилище последний Велесов сноп. И никто, кроме них, не знал, почему боги наконец подобрели. Потому что они, дети Семилады, их об этом попросили. Ибо подобное имеет власть влиять на подобное – это один из основных законов волшбы, а они теперь обрели большее сходство со своими божественными покровителями, чем прочие волхвы.
Скоро опять придет Купала, третья с тех пор. А после Купалы настанет Ночь Богов. Ее прихода Лютомер ждал с глухим враждебным чувством – ведь может быть, что именно в этом году варга Радом наконец исполнит свое давнее намерение и даст Лютаве мужа.
Лежа в темноте знакомой землянки, где лишь в углу смутно белела сухая березка – обязательная принадлежность жилища волхвы, – Лютомер старался гнать неприятные мысли, думать не о том, что будет через полгода, а о том, что будет сейчас… когда она вернется с Ярилиной Плеши и…
Он не заснул – он провалился в Навный мир, выдернутый из Явного могучей нездешней силой.
– Идем со мной, брат, – сказал ему Черный Ворон, старший сын Велеса. – Ты мне нужен.
На свете было еще двое таких же, как Лютомер, сыновей Велеса, так же, как он, рожденных жрицами Ладами разных земель. Страший брат – Черный Ворон, младший брат – Огненный Змей, являлись помощниками Лютомера в Навном мире, как и он, Белый Волк, помогал любому из них, если приходила нужда. Втроем они составляли такую силу, что в иных покровителях уже не нуждались. И вот сейчас он понадобился брату.
Лютомер даже не знал, кто этот человек – обладающий духом отважного и закаленного в боях воина. Воин лежал где-то в беспамятстве, сжигаемый лихорадкой из-за тяжелой раны, а лихорадка Огнея, служанка Кощной Матери, тянула дух из тела в Навье Подземелье. Но Черный Ворон не хотел, чтобы воин умирал, и позвал братьев, чтобы помогли отстоять эту жизнь. Воин метался в забытье – где, в какой земле он лежал, в какой битве получил рану? – а Черный Ворон, Белый Волк и Огненный Змей бились с Огнеей и ее одиннадцатью сестрами, не давая им забрать беспомощный дух…
В Навном мире время идет иначе – вернее, его вовсе там нет. Нельзя было сказать, сколько времени продолжался этот бой. Но воин очнулся, дух его вернулся в тело, и братья-оборотни простились, возвращаясь каждый в свое человеческое тело и к своим земным делам…
И проснулся Лютомер от того, что волк скребся и скулил за дверью землянки, как собака, а Лютавы, на лежанке которой он провел эту ночь, рядом не было.
Внутренним взором Лютомер быстро окинул пространство, пытаясь ее отыскать. Этим внутренним чувством они были связаны так прочно, как если бы держались за два конца невидимой нити. И сразу понял, что с сестрой случилась беда. Правда, еще не беда, а скорее неприятность – жизни ее сейчас ничего не угрожает, но все же дела очень нехороши!
Мигом скатившись с лежанки, Лютомер распахнул дверь. Перед землянкой сидел молодой волк – один из местной стаи.
– Здравствуй, брат! – с тревогой произнес Лютомер. – Почему ты пришел? Что случилось?
Волк отбежал немного и оглянулся. Все ясно – зовет.
Быстро вернувшись к лежанке, Лютомер торопливо оделся, выскочил наружу, заколотил в дверь большой землянки, поднимая десяток Дедилы. Заслышав шум, и из трех других землянок показались взъерошенные спросонья головы.
– Что, Теребила таки сбег? – ахнул Чащоба, у которого в эту ночь на уме была только одна забота. – Да я ему сам щас все оторву…
– Все за мной, – быстро распорядился Лютомер. – Ждать некогда, с Лютавой что-то стряслось.
Встревоженные парни быстро оделись без суеты и задержек, разобрали оружие. Каждый миг казался Лютомеру досадно долгим, но вот наконец все собрались, и он крикнул волку:
– Веди, брат!
Волк устремился вперед, уже не оглядываясь и зная, что братья-бойники следуют за ним.
