Джек Лоуренс Чалкер - Четыре властелина бриллианта. Тетралогия (ЛП)
— Погибшие властители вряд ли согласились бы с вами.
Она пропустила мою промашку мимо ушей:
— Режимы на планетах Ромба сильно отличаются от нашего, но везде развиваются только те социальные формы, которые оптимально соответствуют конкретной планете.
— Меня поражает другое, — пояснил я. — Это удивительно скучный мир, населенный настоящими человекообразными овцами — существами без целей, без честолюбия, без воли, наконец. А правящая элита наслаждается рабами, низведенными до положения комнатных собачек — такого не было даже в смутные времена человечества.
Похоже, она нисколько не обиделась. Но ответила уклончиво, и впервые за время разговора я не понял, на что она намекает.
— Развейте мои старые сомнения — вы, Тарин Бул, или кто-то там еще. Я прекрасно понимаю, что силой из вас ничего не вытянешь, но мне бы очень хотелось выяснить один вопрос.
— Прошу вас.
— ПОЧЕМУ???
— Что почему? — несколько смутился я.
— Неужели вы действительно настолько наивны или у вас какая-то личная причина выполнить ту миссию, ради которой вас сюда послали?
— Я же сказал, что нахожу эту политическую систему на редкость отвратительной.
— Да ну? Ведь цивилизованные миры точно такие же стада овечек, специально разводимых для счастливой жизни, посвятивших себя выбранной еще до рождения специальности, и напрочь лишенные амбиций или воображения. Выглядят они посимпатичнее, согласна, но на Медузе слишком суровый климат для существ с тонкой кожей. То, с чем вы столкнулись, всего лишь местная версия цивилизованной планеты. И знаете почему? Да потому, что такой стиль управления оптимален: подавляющее большинство людей и впрямь животные, которым все равно кому подчиняться, лишь бы получить взамен теплое стойло и регулярную кормежку. История свидетельствует об одном: как только люди обретают полную свободу, они тотчас стремятся обменять ее на безопасность — так было всегда, И они получают желаемое от людей со стальной волву, знающих, что делать, людей, для которых личная власть превыше всего.
— Конфедерация не подсматривает за своими согражданами в ванных комнатах, — неуверенно возразил я.
— Только потому, что необходимость в этом отпала. Уже несколько столетий благодаря современной биотехнологии рождаются совершенно одинаковые, как на конвейере, люди, и любое отклонение от нормы осталось в далеком прошлом. От своих изгоев Конфедерация отгородилась барьером, как мы от дикарей, — правда, не энергетическим, но не менее надежным пространственным — в десятки и тысячи световых лет. Изредка встречающихся неординарных личностей, вроде вас, либо немедленно уничтожают, либо ссылают сюда, но в самых верхних эшелонах власти немало таких, как вы. Мы тоже выросли там, Бул, и прекрасно знаем ту систему. Мы рождены для того, чтобы править, и это не только наше мнение. Так считает Конфедерация, иначе она не ссылала бы нас сюда.
Я открыл было рот, чтобы достойно парировать, но спустя некоторое время закрыл. В ее рассуждениях непременно должно быть слабое звено, но нащупать его почему-то не удавалось. Впрочем, даже если и согласиться с ее доводами, это ничего не меняет.
— Разделить подобную точку зрения — значит признать, что система прогнила насквозь, будь то здесь или в Конфедерации.
— Вы действительно очень наивны. И Медуза, и Конфедерация дают людям то, чего они сами жаждут, — мир, достаток, экономическое и социальное равенство и, самое главное, БЕЗОПАСНОСТЬ. Все возможные альтернативы приводят только к новым лишениям. До сих пор вы не видели в Конфедерации никаких изъянов лишь потому, что принадлежали не к бессловесному большинству, а к представителям реальной власти, и здесь вас раздражало лишь то, что вас хотят превратить в такую же овцу. А вот если бы вы стали правительственным чиновником, пусть даже офицером-наблюдателем, то почувствовали бы себя точно так же, как дома.
— Сомневаюсь, — ответил я. — Я уже утратил веру.
— Вероятно, этим и объясняются ваши поступки. Задумайтесь. Вы могли жить без семьи и дома, но упорствовали; у вас было несколько возможностей повернуть вспять, однако вы предпочли сразиться, не имея никаких шансов на победу. Это идет вразрез с образом хорошо тренированного профессионального убийцы, пусть даже утратившего иллюзии. Вы пришли к нам добровольно, и в душе сознаете мою правоту. Вы не способны принять нашу систему ни в какой форме, но признаете, что она лучшая из всех мыслимых. Человека с вашим характером жизнь дикаря способна постепенно свести с ума, однако мириться с режимом вы не желаете. А теперь я объясню вам, зачем вы пожаловали сюда. Вы пришли сдаться, и в глубине души понимаете это, как понимаете и то, что таким, как вы, здесь не место.
Я отказывался верить ее убийственно точным и логичным словам. У меня не было никакого желания покончить с собой или лишиться рассудка. Я прекрасно сознавал, что она права лишь отчасти, и не собирался потакать ей, униженно соглашаясь с ее софистикой. Я не мог жить на Медузе; я должен был либо уничтожить систему, либо сложить голову.
Или же все это самообман?
— И как вы собираетесь со мной поступить? — спросил я.
— Неплохо бы заняться вашим обучением. Но для начала, наверное, стоит показать вам ваших друзей.
Любопытно, как вы отреагируете на наше уникальное искусство.
Со стены открывался вид на широкий густой парк. Он очень напоминал курортный комплекс на цивилизованной планете — пляжи с ослепительно белым песком; небольшие бассейны с прозрачной водой, которая стремительно низвергалась вниз хрустальными водопадами; абсолютно безопасные для человека, но такие прекрасные островки степи, покрытые ярким цветочным ковром…
— Сотрудники Первого министра очень любят сады, — послышался голос Фэллон. — Только здесь можно по-настоящему расслабиться и воспарить.
Прищурившись, я посмотрел вниз:
— Там какие-то люди. Она кивнула.
— Здесь постоянно дежурят Девушки Радости. Они готовы в любой момент выполнить каждое желание министра и удовлетворить любую его прихоть, а заодно поддерживают порядок.
— В Конфедерации людей хотя бы не превращают в роботов-рабов, — едко заметил я. Только это отличие между двумя системами бросалось в глаза.
— Не превращают, — согласилась Фэллон. — Однако ее верный страж, не задумываясь, прикончил четырех невинных людей, лишь бы попасть сюда. А скольких еще до этого? У так называемых уголовных элементов, поиском которых вы занимались, Конфедерация, не задумываясь, уничтожала личность и превращала во взрослых младенцев, начисто лишенных силы воли, либо переделывала их психику по собственным стандартам. А иногда просто убивала. И только самые лучшие удостоились чести быть отправленными на Ромб Вардена — да и то благодаря исключительным творческим способностям или связям в мире большой политики; последнее нетрудно понять, ибо те, кто сегодня вершит судьбами преступников, вскоре могут поменяться с ними местами. Вся разница между членами Конгресса и Совета Конфедерации и, с позволения сказать, преступниками вроде Таланта Упсира или Эолы Мэтьюз, — которые в свое время тоже являлись членами правительства Конфедерации, — только в том, что Упсир и Мэтьюз имели несчастье нажить себе влиятельных врагов. Но такова судьба многих политиков.
— А эти рабыни из “мокрых снов” тринадцатилетнего пацана?
— Они служат на своем посту. По нашим законам именно ОНИ — преступники, и вина их бесспорна. Самых опасных мы отправляем на наш собственный Ромб Вардена — на спутники Момрата. А тех, в ком у нас нет уверенности, мы либо убиваем, либо модифицируем. А модифицируя, делаем вновь полезными обществу. Пошли.
Мы вернулись в основные помещения станции и остановились у двери с табличкой “ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН”. Я прекрасно понимал, что это конечный пункт моего путешествия. Охранник, ни разу не проронивший ни слова, шел за мной по пятам.
— Изначально личностные установки задумывались как нечто полезное, продолжала Фэллон; она получала от экскурсии нескрываемое удовольствие. Откровенно говоря, у нас гораздо больше проблем с психикой наших граждан, чем у специалистов цивилизованных планет. Мы установили любопытнейший факт: после стирания психики житель Медузы обязательно становится женщиной — кем бы он ни был до этого. — Дверь автоматически отворилась, и я увидел демонстрационный зал. За огромной прозрачной стеной стояла психомашина. — Узнаете, кто в кресле?
Я с трудом поднял глаза. Пациента “на кушетке”, как любят говорить психиатры, опутывали всевозможные провода и датчики, однако я все же разглядел знакомый профиль.
— Чинг, — тяжело вздохнул я. Фэллон утвердительно кивнула:
— Это состояние обычно называется смертью. Обратите внимание, кожа необычно мягкая и эластичная, волосистый покров полностью отсутствует, а также все изъяны и новообразования. Чистое, но совершенно лишенное конкретики женское тело.
