Владлен Подымов - Господин Лянми Часть первая
Он давно уже мог вызвать мастера, чтобы тот починил ее, или же вообще - заменить шкатулку на новую. Все равно при Шангасе жило много скучающих без дела храмовых мастеров. Но он мог - и не мог. Эта шкатулка слишком древняя, слишком драгоценная! Нельзя позволять нынешним храмовым мастерам касаться ее.
Легко испортить древнюю вещь!
Храмовыми мастера назывались по привычке. Они давно уже занимались вполне обыденными делами Шангаса - починить стул, стол, повесить новую дверь, заменить вышедший из строя экран телефона. Да и сам Храм был далеко. В горах. Ныне покои Тидайосу-шангера и десятков жрецов, мастеров и слуг располагались во вполне обычном здании. В Управлении полиции Кинто.
С тех пор, как Шангас при Водоеме на очередном большом собрании дейзаку Кинто получил в управление полицейскую службу города, большая часть высших чинов Шангаса поселилась именно в этом, высоком и просторном здании. Скоро им придется обживать иной дом. Очередное большое собрание дейзаку состоится через три месяца. На нем будет определен порядок управления городом на очередную дюжину лет.
Было заранее известно, что Шангас при Водоеме передаст полицию города в руки Сошама Льняных Отражений, а сам получит в ведение образовательные учреждения и банки. Через некоторое время и другие дейзаку сменят занятия. Не все и не сразу. Первым будет Кэнб Агатового Дракона. Он отдаст медицину и Порт в руки Арронсэ Синего Солнца, а сам возьмет в управление городское хозяйство и транспорт. Такой порядок жизни был установлен давно, много сотен лет назад. Сошаму потребуется помощь в передаче дел. Возможно, часть шангеров будет еще дюжину месяцев работать в полиции, возможно часть из них останется в ней надолго. Или вообще решат именоваться сошамерами.
Такое бывало. Редко.
Но ни один из членов дейзаку не имел права заниматься одним и тем же делом более пяти дюжин лет. Это было не разрешено. Те же давние традиции, что пришли из глубин времени, что заставляли менять порядок жизни всех членов дейзаку. Когда-то давно этот срок составлял не пять, а всего одну дюжину лет. Говорят, в те времена люди были подобны полубогам, зная в совершенстве многие науки и ремесла.
Некоторые дейза в том сомневались. Другие - яростно чтили память предков и были готовы невежливо обойтись с несоглашающимися.
Как нехорошо.
Ведь все люди разные.
Тидайосу- шангеру не было нужды полагать что-то или спорить о прошлом. От второго его защищал сан, -мало кто в Шангасе был равен ему! - а от первого - глубокие знания. Знание ушедших веков было его обязанностью.
Он знал, что в прошлом было не больше, чем сейчас, людей, умеющих уверенно держать в руках острый хирургический нож, ловко нарисовать кистью возвышенную поэму о лике Луны, и при этом правильно построить рыбацкую лодку.
Ныне жизнь изменилась, новые знания и науки требуют более серьезного изучения. Поэтому все больше дейза меняли свой дейзаку или по соглашению оставались работать на прежнем месте. Но Кинто был верен древним традициям, и дейза раз в несколько дюжин лет меняли профессию. Немногие знали, откуда идут эти традиции, и почему основатель первого дейзаку - Шангаса при Водоеме - установил такие правила.
Верховный жрец знал. Знал и жалел о том.
Прошлое было не только временем, в котором жили полубоги и герои. Нет, это было безжалостное и страшное время. Причиной появления обычая смены профессии была лишь жестокая необходимость выживания. И не более того.
Жрец вздохнул, взялся за крышку шкатулки и пошевелил ее из стороны в сторону. Шкатулка скрипнула особенно отвратительно, казалось, что дерево находило странное удовольствие приводить Тяу-Лина в дурное расположение духа. Вот уже несколько лет подряд Верховный жрец проводил обряд Мерцающего Взгляда.
Он пытался заглянуть в будущее.
И каждый раз древняя шкатулка раздражала его все сильнее. Будущее приближалось, а вместе с ним рос страх Верховного жреца. В этот раз он едва сдерживался - и проклятая шкатулка знала это! Он осторожно достал из нее палочки с рунами и со вздохом облегчения отставил шкатулку подальше.
Крышка скрипнула.
Тидайосу- шангер Тяу-Лин, Верховный жрец Шангаса при Водоеме, человек, проживший на свете десять дюжин лет, под началом которого было более двух сотен людей, видевший столь много страшных событий за свою долгую жизнь, не смог сдержаться.
Он громко и грязно выругался. Дверь в Малый храм приоткрылась, и в проеме мелькнуло лицо испуганного служки.
- Что-то случилось, госпо…
Верховный жрец раздраженно махнул рукой и служка испарился.
Крепко зажав в левом кулаке палочки с рунами, Тяу-Лин открыл лежащую перед ним древнюю книгу с ломкими страницами. Пылинки желтым облачком взлетели вверх и заплясали в тонких лучах солнца, нашедших себе путь в плотных занавесях на окнах.
Пламя свечи в подсвечнике на столе затрепетало. Жрец запрокинул голову и закрыл глаза. Медленно вздохнув, он выпустил воздух через нос. Еще вдох. Выдох. Вдох-выдох…
Минута, две, три…
Постепенно он успокаивался. Все, что было важным еще несколько мгновений назад, отступало. Он опустил голову, все также сидя с закрытыми глазами. Медленный вдох, еще медленнее выдох… Спокойствие вошло в его сердце, тихо и незаметно, будто яд черной змеи. Время неспешно двигалось, словно ползущая по стволу сосны янтарная капля смолы.
Он медленно открыл глаза и остановил свой взгляд на свече.
Огонь.
Все пожирающий, всегда умирающий и возрождающийся. Огонь, в котором все исчезает и из которого рождаются миры. Жрец сжигал в огне самого себя, свою душу, заполняя ее пустотой, жадной и жаждущей пустотой.
Как больно!
Голодное Ничто в душе у Тяу-Лина требовало пищи, оно было готово втянуть внутрь себя все, что было рядом. Ощущение шершавой бумаги под правой рукой, мокрые от пота палочки в левой руке, и яркий, режущий огонь перед глазами.
Жрец сосредоточился на этих ощущениях, постепенно, тонкой струйкой заполняя пустоту внутри себя. Ощущения смешивались, растворяясь друг в друге, превращаясь в колышущиеся тени предметов. Вот прихотливый изгиб огня, вот тени кусков дерева, отполированных бесчисленными прикосновениями, вот клочок бумаги…
…Странная бумага…
Но Тидайосу-шангер не позволил себе отвлечься. Пустота внутри него была довольна - она слегка утолила голод. Но пищи было мало, так мало! Нечто жадное и голодное внутри жреца хныкало и просило еды.
Затем вдруг взъярилось!
Еды, еще еды!
Оно бросилось на ограждающие его стенки души Верховного жреца. С большим трудом, сдавив в руках палочки и едва сдерживаясь, чтобы не разорвать ломкие древние страницы, жрец превратился в горнило печи. В нем клокотало и ярилось Ничто.
Тяу- Лин тяжело и прерывисто дышал, на стол перед ним тянулась тонкая струйка слюны. Он подался вперед, смотря на огонь свечи. Еще немного, еще чуть-чуть! И он сгорит в огне словно мотылек. Жадная пустота была сродни огню, она требовала, умоляла, просила и угрожала! Она хотела еды, любой, откуда угодно! Еды, больше еды! И в тот миг, как ее ярость стала почти непереносимой, жрец отпустил жадную силу.
В будущее!
Глаза старика распахнулись. Его рот раскрылся в неслышном крике. Силы, вызванные им, жестоко терзали его изнутри. Затем они ринулись открытой дорогой. В грядущее. Вслед за ними метнулся внутренний взор жреца. Он дергался, метался вправо и влево, танцевал и мерцал. Будущее ослепляло. Опаляющий огонь нерожденного солнца не давал жрецу смотреть прямым взглядом. Его взгляд выхватывал кусок там, каплю здесь, проникал сквозь тонкие щели, медленно просачивался, словно вода сквозь песок…
Мерцающий взгляд…
Жрец, что создал сотни лет назад этот обряд, умел давать имена.
В тот миг, когда огонь грядущего опалил душу Тяу-Лин, тот гортанно выкрикнул некое имя и подбросил над столом палочки с рунами. Правая рука судорожно сжалась раз-другой, царапая и сминая страницы книги. Дернувшись всем телом, жрец откинулся назад, подальше от сжигающего, непереносимого жара маленькой свечи. Он обвис на стуле полупустым мешком из-под риса. Все его силы ушли на этот обряд, руки и ноги дрожали.
Через несколько минут он с огромным трудом отер рот от слюны.
Как тяжело.
Четверть часа Тидайосу-шангер сидел не шевелясь. Но вот он нашел силы поднять голову и посмотрел на стол. Ослепительный огонь все пожирающей пламенной пасти, каким он виделся еще полчаса назад, превратился в едва заметное мерцание, почти трепетание крыльев молодой бабочки-окку. Тидайосу-шангер со вздохом достал из глубокого кармана серебряную бутылочку с настоем трав, отхлебнул глоток, затем еще. Вяжущий горький сок трех сотен целебных трав прокатился по горлу. Немного погодя он глотнул еще два раза и с сожалением убрал бутылочку обратно.
