Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)
— По его приказу были перебиты все вадхаги, — сказал Корум. — Гландит уничтожил мой народ, и сам я тоже непременно погиб бы, если б не твой друг, Великан из Лаара.
— Но как… как он это сделал?.. — голос Ралины звучал чуть слышно. Она была потрясена до глубины души.
— Я же сказал: он последовательно умертвил всех людей моего племени.
— Но зачем?. Разве вы воевали с этим Гландитом?
— Мы даже не знали о его существовании. Нам и в голову не приходило, что от мабденов нужно как-то обороняться. Они казались нам совсем дикими, неспособными нанести урон нашим неприступным замкам. Теперь все вадхаги, кроме меня, мертвы. И, насколько мне известно, большая часть нхадрагов тоже. Во всяком случае, те из них, кто не стал пресмыкаться перед убийцами и не превратился в их жалких рабов.
— Не те ли это мабдены, чей король называет себя Лир-а-Брод из Каленвира?
— Те самые.
— Я и не предполагала, что они стали столь могущественны! Мне кажется, их основную силу теперь составляют наши старые враги, варвары на мохнатых пони. Именно они захватили тебя в плен… Но почему ты путешествовал один и оказался так далеко ото всех здешних замков вадхагов?
— А где их ближайший замок? — на какое-то мгновение в душе Корума встрепенулась надежда: что если не все вадхаги погибли? Что если здесь, на далеком западе, кто-то остался в живых? — Как он называется?
— То ли Эран… то ли Эрин… как-то так.
— Эрорн.
— Да. Кажется, именно Эрорн. До него отсюда примерно неделя пути.
— Неделя? Неужели так далеко? Стало быть, Великан из Лаара унес меня куда дальше, чем я предполагал… В замке, о котором ты говоришь, госпожа, я родился. Эго мой дом. Мабдены уничтожили его у меня на глазах. И, как я теперь понимаю, мне потребуется значительно больше времени, чтобы вернуться туда и отыскать Гландита и его стаю убийц.
Корума вдруг охватило чувство чудовищного, абсолютно полного одиночества, дотоле ему неведомое. Он словно оказался в совершенно ином, чуждом ему мире. И в мире этом правили мабдены. Ах, сколь гордой была некогда раса вадхагов! И сколь неразумной. Если б только они хоть немного отвлеклись от своих высокоумных занятий, если бы просто посмотрели вокруг…
Корум опустил голову.
Ралина, прочитав, видимо, мысли несчастного принца, легонько коснулась его руки.
— Пойдем со мной, принц Корум. Тебе необходимо поесть.
Он покорно пошел за нею в столовую, где уже был накрыт стол на двоих. Здешняя пища — в основном фрукты и легкие блюда из съедобных водорослей — значительно больше соответствовала вкусам Корума, чем то, что предлагали ему мабдены-крестьяне. Он вдруг почувствовал, что безумно голоден и смертельно устал. Душа его пребывала в смятении; единственное, в чем он по-прежнему был уверен, это ненависть к Гландиту и жажда мести. И эту месть он надеялся осуществить как можно скорее.
За столом они не разговаривали, но маркграфиня все время посматривала на него и раза два у нее шевельнулись губы, словно она собиралась что-то сказать, но передумала.
Столовая была небольшая; на стенах висели дорогие гобелены тонкой работы. Покончив с едой, Корум начал было с интересом изучать отдельные фрагменты вышивки, но тут сцены, изображенные на гобеленах, странным образом стали расплываться у него перед глазами. Он вопросительно глянул на Ралину, но лицо ее было непроницаемым. Голова Корума отчего-то была удивительно легкой, а вот руки и ноги отказывались повиноваться.
Он хотел было заговорить с маркграфиней, но язык не выговаривал нужных слов.
Его явно напоили какой-то отравой.
Эта женщина подложила ему в пищу яд.
Снова он допустил промашку и оказался жертвой мабденов.
Корум бессильно уронил голову на руки и погрузился, не желая того, в глубочайший сон.
И снова явились видения.
Перед ним возник замок Эрорн — такой, как в тот день, когда Корум покинул его на рыжем жеребце. Потом он увидел мудрое лицо отца — тот что-то говорил, но сколько Корум ни напрягал слух, ничего расслышать он так и не смог. Мать сидела, склонившись над работой: она писала свой последний трактат по математике. В изящном танце двигались сестры Корума, а его дядя наигрывал для них сочиненную им самим новую мелодию…
Радостная, счастливая атмосфера…
Но теперь Корум определенно не мог понять, почему все они полагают, что заняты делом. Ему их занятия казались довольно нелепыми и совершенно бессмысленными. Эти взрослые люди были похожи на заигравшихся детей, которые не подозревают, что страшный зверь подкрался к ним совсем близко и вот-вот нападет.
Коруму хотелось крикнуть… предупредить их… но отчего-то у него не было голоса.
Он видел, как помещения замка начинает охватывать пожар — воины мабденов уже проникли туда через незащищенные ворота и напали на его обитателей, ни о чем дурном не подозревавших. Пересмеиваясь, мабдены сдирали с окон дивные шелковые занавеси и прекрасную обивку с мебели, наматывали все это на палки и использовали как факелы…
Потом он снова увидел свою семью. Теперь они уже поняли, что в замке пожар, и даже пытались найти источник огня.
Отец его вошел в библиотеку в тот момент, когда Гландит-а-Крэ нанизывал книги на копье, как на вертел. Старый князь в полном изумлении смотрел, как этот варвар сжигает его книги. Губы старика шевелились, в глазах застыл вопрос — точнее, вежливое удивление.
Гландит обернулся, с ухмылкой вытащил из-за пояса боевой топор и взмахнул им…
И почти сразу Корум увидел мать. Двое мабденов держали ее за руки и за ноги, а третий ритмично поднимался и опускался над ее обнаженным телом.
Борясь с оковами сна, Корум пытался проникнуть туда, спасти мать, но был бессилен…
Он видел и своих сестер: их постигла судьба матери. И попасть к ним он тоже не смог, как ни стремился: путь был закрыт чем-то невидимым.
Корум все еще пытался пробиться, когда мабдены перерезали девушкам горло, и те умирали в судорогах, словно прирезанные козы.
И тогда он заплакал.
Корум все еще плакал, когда вдруг ощутил рядом чье-то теплое тело. Словно издалека доносился ласковый, утешающий голос.
Его гладили по голове и баюкали, прижав к груди, точно младенца.
Он попытался было высвободиться из объятий той женщины, что баюкала его, но она держала крепко.
И он снова заплакал — на этот раз от облегчения. Тяжкие рыдания сотрясали его тело, а потом он опять погрузился в сон. Но теперь сон его был свободен от страшных сновидений…