Джеймс Барклай - Призыв мёртвых
Кессиан откатился от Джереда, и оба они встали. Ардуций и Оссакер уже были рядом. Джеред устремился к ним, а Кессиан — к неподвижному телу Миррон. Гориан еще не умер, но жизнь уже покидала его: пальцы скрючились, руки подтянулись к груди, все тело содрогалось в конвульсиях, а кожу покрывали гнойники, нарывы и открытые язвы. Но глаза еще оставались открытыми, и во взгляде все еще сохранялась та устрашающая сила, которой он всегда обладал.
— Не надо было идти этим путем, Гориан, — проговорил Оссакер. — Не этим путем надлежит следовать Восходящим.
— Всегда… ненавидели… нас, — задыхаясь, выдавил Гориан. — Никогда… Не принимали.
— Теперь уж точно нет, — покачал головой Ардуций, — После всего, что ты натворил…
Джеред покосился на Ардуция и не увидел на его лице даже тени насмешки — только сожаление. Оссакер протянул руку и ухватил Гориана за левую лодыжку.
— Надо было тебе принять нашу помощь, пока не стало слишком поздно, — сказал Ардуций. — Сейчас мы можем предложить тебе лишь упокоиться с миром.
Тело Гориана обмякло, глаза закрылись, голова завалилась на сторону, и из открытого рта на траву вытекла тонкая струйка слюны. Оссакер убрал руку.
— Что с Миррон? — спросил Джеред.
Оссакер обратил к нему слепые глаза, наполненные слезами, в которых рябил калейдоскоп цветов.
— О, Пол, ты же знаешь, что уже слишком поздно.
Джеред закрыл глаза и осел на колени. Он не слышал даже тех немыслимых звуков, которые обозначали, что мертвые стали возвращаться в объятия Бога.
— Она не может уйти, — прошептал он, отпихнув в сторону тело Гориана и коснувшись теплой щеки Миррон тыльной стороной ладони. — Не может уйти сейчас, когда мы победили. Сейчас, когда у нее появилось будущее.
Все четверо сгрудились вокруг Миррон. Кессиан прильнул к Джереду, который обнял его за плечи и прижал к себе. Ардуций, чьи глаза представляли собой колодцы бездонной скорби, забыв о собственной боли, лил слезы на ее неподвижное тело. Она была так бледна, так прекрасна! Так похожа на живую!
— Оссакер, ты должен что-то сделать! — приказал Джеред. — Она не может уйти.
— Я не могу поднимать мертвых, — срывающимся голосом прохрипел в ответ Оссакер. — Ты бы сам этого не хотел.
Джеред помолчал, перевел взгляд на Гориана и кивнул.
— Да, этого бы я не хотел.
— Сейчас она с Богом? — спросил Кессиан. — С истинным Богом?
Джеред еще крепче прижал мальчика к себе.
— Да, она с Ним. И мы сегодня должны быть благодарны за эту милость.
Он закашлялся и испустил дрожащий вздох, изо всех сил пытаясь снова овладеть собой.
— Нам стоило бы вернуться к стенам, к тому, что от них осталось, — предложил Ардуций.
— Да, — кивнул Джеред. — Да, ты прав. Хотя сейчас я не хочу ничего, только остаться здесь навсегда.
— Мы должны идти и встретить свою судьбу, — сказал Ардуций. — На то мы и Восходящие.
— Судьбу, которую изменило деяние Миррон, — отозвался Джеред. — Вы должны верить в это. У вас появилась еще одна возможность быть принятыми.
— Верим мы с Осси в это или нет, не имеет значения. Хотя мы, конечно же, верим. Но правильно ли это для Конкорда? Ни в коем случае нельзя допустить возможности повторения этого.
Ардуций широким жестом указал на тысячи упавших мертвецов. На загубленную землю под тонким слоем трясины.
— Я просто не знаю, заслуживаем ли мы еще одного шанса.
ГЛАВА 68
859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро
Женский вопль слился с десятками тысяч других. Оглушительный вой, эхом отражаясь от стен, вонзился в небо. Он взметнулся над ареной, пронесся над доками, спугнул птиц с высоких дворцовых крыш и так резанул слух Ильеву, что тот выронил топор и схватился ладонями за уши.
Кашилли с ревом рухнул на колени, и его могучий молот раскрошил камни, выпав из онемевших пальцев. Позади них метались струи фонтана, живые взывали о прекращении страданий, а Всеведущий и Окетар взирали на них и благословляли.
Вой смолк. Прямо перед носом у Ильева мертвец уронил руки. Адмирал уставился на него — гражданин Эстории, средних лет, хорошо одетый, что различалось даже сквозь слой плесени. Мертвец в ответ воззрился на Ильева — ощущение то еще! Он моргнул и открыл рот, словно с намерением что-то сказать, но так и не издал ни звука.
Ильев потянулся к нему. Мертвец сомкнул веки, с растерянностью и страхом на лице издал вопль, похожий на вздох облегчения, и рухнул Ильеву на руки.
— Все кончено, — сказал адмирал. — Теперь ты можешь упокоиться, друг мой. Можешь отдохнуть.
Казалось, что стук падающих тел, разносившийся по дворцовому двору и всему городу, не стихал целую вечность. Некоторые из мертвых держались на ногах дольше других. Некоторые даже совершили несколько неуверенных шагов, прежде чем Всеведущий дотянулся до них и принял в свои объятия.
Воцарившуюся во дворе гробовую тишину нарушал лишь плеск фонтана за спиной у Ильева. Он опустил мертвого человека на землю, поднялся, одновременно повернувшись, и положил руку на плечо Кашилли.
— Давай, моряк. Вставай.
Ильев оглянулся на трех Восходящих, Васселиса и Эстер Наравни. Йола лежала на спине на поверхности воды.
— Что случилось?
Васселис пожал плечами.
— Йола?
— Не знаю. Я не могу объяснить.
— Так почему же ты так кричала, малышка? — спросил Кашилли. — Чуть было меня не напугала.
— Ну…
— Мне кажется, ты скромничаешь, — сказала Эстер. — Посмотри только, что ты сделала.
Йола присела в воде и вытерла руки о волосы.
— Вы не понимаете. Я ничего не сделала, вообще ничего. Я не была готова освободить дело, когда ощутила… нечто, тянущееся к нам отовсюду. Со всех сторон, сквозь землю, сквозь всех этих мертвых. Мне показалось, что нам всем конец, — вот я и закричала.
Ильев рассмеялся.
— Здравая реакция, юная Йола.
— Не исключено, это самая лучшая новость из всех возможных, — заметил Васселис. — Раз все эти мертвецы попадали из-за чего-то, дотянувшегося до нас сквозь землю, то Гориан, надо полагать, побежден. Наши Восходящие, истинные Восходящие, несомненно, одолели его.
— Он мертв? — спросила Эстер.
— На это мы можем только надеяться, — ответил Васселис. — Только надеяться.
Кашилли, потирая подбородок, смотрел поверх мертвых тел в проем ворот.
— Скажу тебе так. Мертв он или нет, уборку за этим ублюдком придется проводить грандиозную.
* * *Роберто и Даваров долго не размыкали объятий. Оружие выпало из их рук. Появилась возможность перевести дух и дать отдых натруженным до боли мышцам. Повсюду вокруг них немногие уцелевшие на крыше люди поздравляли друг друга со спасением. Но солдаты ощущали не торжество, а всего лишь облегчение.
— Кажется, они сделали это, — пробормотал Даваров.
— Если ты хочешь, чтобы что-то было сделано наверняка, поручи это Полу Джереду, — отозвался Роберто, отступив на шаг.
— Думаю, он был не один.
— Ну, в это я поверю, когда узнаю точно. А пока мне известно, что именно Восходящие в ответе за всю эту боль и смерть, которые ты видишь повсюду. Если остальные Восходящие прикончили Гориана, это, конечно, хорошо и правильно. Но не думай, будто я собираюсь осыпать их милостями.
Роберто подошел к лестнице и посмотрел вниз.
— Эй, Харбан! Ты как, пришел в себя?
В ответ Харбан поднял руку, сжимавшую флягу.
— Да, посол, но я ранен.
— Думаю, это пустяки по сравнению с тем, что было бы, шарахни ты этой штукой о бетон, — заметил Даваров. — Оставайся, где лежишь, мы сейчас тебя заберем. И как-нибудь подлатаем.
Даваров устремил взгляд поверх крепостной стены, в сторону Атрески.
— Хотелось бы знать, как далеко прошла волна, — сказал он. — И насколько пострадала моя страна.
— Ущерб мы оценим по дороге, когда двинемся через нее, — отозвался Роберто. — Хотя и так, к долбаной матери, ясно, что все вокруг вверх дном. Ты с нами, Юлий?
Дел Аглиос вздохнул, спустился по ступеням к пролому, перемахнул на нижнюю половину лестницы, где валялись мертвецы, и пошел дальше.
— Ты никогда раньше не ругался, — заметил Даваров.
— Это все Юлий виноват. Хотел меня сжечь, представляешь?
— Да ну? — Даваров обернулся к Юлию.
Тот развел руками.
— Ну, мы разошлись во мнениях. Но полагаю, теперь точка зрения посла мне понятна. Я с ней по-прежнему не согласен, но она мне понятна.
— Спасибо за то, что был с нами, Юлий, — улыбнулся Роберто. — Ты хранил неколебимую веру.
Сейчас, однако, вера не спасала. Дел Аглиос запустил пятерню в волосы, ощутив вздымающуюся в душе волну горечи. Он брел среди разбросанных останков друзей и врагов: никому из них не следовало умирать сегодня. Потери были неисчислимы. Немыслимы. Но когда-нибудь все они будут сочтены.
