Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 1: Гроза над полем
– Зачем? Не война ведь.
– Уходить надо, – сказал из темноты десятник Перемог, который, оказывается, находился достаточно близко, чтобы все слышать. – Прикончат нас здесь, княжич. Я тебе еще днем говорил. Они ведь тоже понимают…
– Собирайтесь! – решил Доброслав. – Ну, князь угрянский, я тебе это припомню!
Без суеты и шума десятники подняли людей. Шатры были сняты и свернуты. Вещи уложены в заплечные короба, оружие собрано.
– Иди вперед, – шепнул Доброслав, и Хвалис первым двинулся по тропе к отмели, где лежали ладьи.
Уже стояла ночь, Ратиславль спал, только звезды перемигивались высоко в ясном небе. Хвалис осторожно шел впереди. У Сологи залаяла собака, но под берегом темнела густая тень, никто не мог их здесь увидеть. Подумаешь, собака! Если кто из Ратиславичей и услышит лай, то подумает, что какие-то парочки в предвкушении Купалы никак не могут расстаться.
Однако с Хвалиса сошло семь холодных потов, пока оковцы сталкивали свои ладьи, грузили вещи и рассаживались. То, что он сделал, едва ли можно было назвать преступлением – он просто слегка поторопил события, вот и все. Но впервые в жизни он совершил некий важный поступок сам, по своему разумению, своей воле и ради своей собственной выгоды. Хоть его и не слишком любили в Ратиславле, он, как и каждый, привык ощущать себя неотделимой частью рода и по-другому жить не умел, как не умел почти никто в славянских землях. Но вот он совершил нечто, о чем родичам лучше не знать. По крайней мере пока. Ибо то будущее рода, которое задумал Хвалислав, идет вразрез с замыслами и намерениями всех Ратиславичей. И от этого внезапно нахлынувшего на него огромного, вселенского одиночества Хвалислав чувствовал себя как только что отлетевшая от тела душа. Все вокруг казалось Навным миром – черная тень под берегом, серебряная дорога реки, черные тени лодок и само высокое черно-синее небо с огромными, яркими, острым белым светом сияющими звездами.
Даже будущая княжеская власть сейчас казалась чем-то пустым, легковесным, незначащим и ненужным. Хвалислав чувствовал себя так, будто стоит один на высоком обрыве, и во всем мире нет никого, кто был бы ему близок, кто поможет, укроет, обогреет, наставит на ум… Ему вспоминалась только Галица – ее желтые и решительные глаза, ее шепот: «Ступай!», и казалось, что его ведет сама судьба.
– Иди домой и молчи, – на прощание приказал Доброслав Хвалису. – Я скажу отцу, кто нам помог. Но никому ни слова, чтобы твои ничего не знали.
– Я не скажу, – отозвался Хвалислав.
Он понимал, что Доброслав вовсе не заботится о его безопасности, а только хочет сохранить союзника.
Ему и в голову не приходило, что все время сборов Доброслав думал, не следует ли прихватить его с собой в качестве заложника. Но все же отказался от этой мысли: если сын хвалиски совершил все это сам, то для рода он, предатель, не представляет никакой ценности. Если же его все-таки подослал сам Вершина, задумав какое-то хитрое коварство, то наверняка выбрал из домочадцев наименее ценного, а значит, опять же толку от такого заложника не будет.
Случая узнать, как громко умеет причитать Замила, Доброславу, на его счастье, за эти дни не представилось, иначе он бы так не думал.
Хвалислав не знал об этих размышлениях, но понимал, что сделал только первый шаг. Впереди предстояло еще много трудностей, но, однажды вступив на дорогу, остается только идти по ней.
Глава 4
Две ладьи скользили по тихой ночной реке. Небо было ясным, светили звезды и почти полная луна, оковцы гребли, помогая течению, и ладьи быстро удалялись от Ратиславля.
Вдруг на темном берегу впереди мелькнул огонек. Мужчины в ладьях насторожились, на всякий случай приготовились взяться за оружие.
Издалека стала доноситься песня.
Ой как раным-раненько на зари
Щебетала пташечка на мори;
Сидела там девушка на камни,
Сидела Затеюшка на белом… —
протяжно и неспешно выводили звонкие девичьи голоса.
Как видно, здесь еще задержались самые неутомимые гуляки из тех, кому не хватало терпения дождаться настоящей Купалы. Махнув рукой гребцам, Доброслав велел пристать и неслышно скользнул в воду у берега. Выбравшись на сухое, он, скрываясь за кустами, стал пробираться ближе к поляне.
По бережку батюшка гуляет,
По высокому родной гуляет, —
неслось ему навстречу.
Прислушиваясь, Доброслав разобрал, что певиц три или четыре, не больше. Поначалу он хотел только вызнать, много ли здесь людей, смотрят ли они на реку и заметят ли проплывающие ладьи; а если заметят, то представляют ли опасность. Конечно, два десятка вооруженных и ко всему готовых оковцев прорвутся, но не хотелось, чтобы в Ратиславле их бегство заметили почти сразу. Доброслав рассчитывал, что время до утра у них есть, и надеялся далеко оторваться от вероятной погони.
Неслышно пробираясь через кусты, он подкрался к самой поляне. Костер горел ярко, хорошо освещая пространство вокруг. Людей тут сидело немного. Один парень помешивал в небольшим железном котелке, откуда доносился запах вареной рыбы, еще один сидел просто так, глядя на девушек.
Девушек оказалось три. Одна, маленькая ростом, худенькая, с рыжей косой, была одета только в некрашеную рубашку и происходила, судя по всему, из ближайшей веси. Узоров на поясе и рубахе разглядеть отсюда не получалось, но Доброслав сразу подумал, что она – сестра вон тому, что мешает в котелке. В их лицах замечалось нечто общее: не столько в чертах, сколько в выражении отпечаталось некое неуловимое единство, которое сразу отличает членов одного и того же рода.
Зато на двух других девушках его взгляд сразу остановился и задержался. Первая, пышнотелая, с длинной темно-русой косой, приходилась одной из старших дочерей князю Вершине, он встречал ее в Ратиславле. Вторая была Лютава, которую Доброслав только сегодня вечером видел на луговине, возле хороводов. Потом она вроде как пошла провожать Далянку до дома через лес – из Мешковичей та в этот раз пришла одна, – а теперь оказалась на этой поляне. Сейчас она сидела на бревне между сестрой и той, рыжей, помахивала прутиком и пела:
Гуляй, батюшка, гуляй здорово!
Сойми мня, батюшка, с камешка белого!
Доброслав застыл, почти не дыша. Она могла обнаружить его даже сейчас, в полной темноте и без единого звука с его стороны. Но при виде этих девушек его вдруг осенила мысль, как обезопасить себя на всю обратную дорогу, а может быть, и вовсе выполнить поручение отца и оковского веча. Дочери князя Вершины стали бы ценными заложницами по пути до дома. А когда он привезет их на Оку, князь Вершина будет просто вынужден заключить этот союз, от которого так упорно уклоняется. Пренебречь своими дочерьми, рожденными от знатных жен, княгинь и жриц, он никак не сможет.
Доброслав мысленно возблагодарил богов, судьбу и чуров – они послали ему такую удачу, когда он уже ни на что не надеялся и хотел только уйти невредимым! Никогда не надо отчаиваться! Надо внимательно смотреть по сторонам, а потом, как заметишь белую лебедь удачи, не упустить ее из рук.
Белая лебедь… Ему невольно вспомнилась женщина, всегда жившая в мыслях, та, что умела летать на лебединых крыльях. Ее образ уже семь лет помогал Доброславу во всех трудностях жизни, хранился в глубине души, как самый ценный оберег, придающий сил.
Вот только бы эти две летать не умели… А то ведь упустишь – потом не поймаешь.
В случае неудачи не только сорвется такой великолепный замысел, но и свое бегство оковцы выдадут раньше времени. Доброслав подобрался и прогнал все посторонние мысли. Взять пленниц нужно так, чтобы не поднять тревоги. Брать всех пятерых с поляны слишком хлопотно. Но и убивать трех лишних Доброслав не хотел: не упырь все-таки.
У батюшки жалости не много,
Не снял меня с камушка с белого! —
безмятежно пели девушки, не подозревая, что из темноты на них смотрят жадные враждебные глаза.
Мгновения уходили одно за другим. Еще ничего не решив, Доброслав неслышно отступил назад и вернулся к ладьям.
– Быстро проходим вперед, там опять пристанем, – распорядился он. – Здесь людей немного, но надо парочку взять.
– А нужны они нам? – шепнул второй десятник, Будило.
– Нужны. Там две Вершинины дочери.
Под пение про то, как и родная матушка не пожелала снять девушку с белого камушка, две ладьи проскользили по темной воде пониже и снова пристали. С высокого берега их не было видно, и на поляне никто ничего не заметил. Только раз, когда кто-то из кметей плеснул веслом, парень поднял голову, но махнул рукой, решив, что рыба играет.
– Идем! – Позвав за собой Будилу, Доброслав снова выбрался на берег.
Теперь они подошли к поляне с другой стороны. Здесь обрыв был довольно крутым, но множество кустов давали вполне надежную опору, а главное, скрывали их от глаз.
По бережку добрый молодец гуляет.
Гуляй, гуляй, милый мой, здорово!
Сойми меня с камушка белого! —
пели совсем близко.
