Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 2: Блуждающий огонь
Стюрмир конунг прошел еще немного и остановился в десятке шагов перед Фрейвидом. Его люди поспешно подтягивались и выстраивались полукругом у него за спиной, защищая его и защищаясь им.
Фрейвид хёвдинг мгновение помедлил, потом уверенно шагнул навстречу конунгу.
* * *О том, что произошло дальше, за закрытыми воротами святилища Тюрсхейм, Брендольв сын Гудмода так никогда и не узнал толком.[9] За ворота святилища, куда Стюрмир конунг позвал Фрейвида, кроме них двоих вошли только Гримкель ярл и Ингвильда. Следом за ней шагнул Оддбранд Наследство; хирдманы Стюрмира было преградили ему путь, но он сказал что-то, и его пропустили. Как видно, он знал заклинания против всех мыслимых преград.
Разговор конунга и хёвдинга продолжался долго. Дружины того и другого, жители Острого мыса, собранные войска юга и запада широкой беспокойной толпой растянулись по всему берегу, ходили между кораблями, переговаривались, тревожно поглядывая на высокие резные ворота святилища. Время тянулось нестерпимо долго; но стоило едва лишь задуматься, как толкала тревожная мысль: их нет слишком долго! Стюрмир и Фрейвид никак не придут к согласию! Брендольв прохаживался в толпе, не в силах спокойно стоять на месте; ему попалась на глаза кучка Лейрингов, среди мужчин он видел знакомые лица Йорунн, кюны Даллы, Мальфрид и даже к ним готов был подойти поговорить, чтобы хоть как-то облегчить истомленную ожиданием душу. Лейпт, Арне и другие хвостом ходили за ним, обмениваясь бессвязными замечаниями, но они-то не могли сказать Брендольву ничего нового.
А дым над жертвенником медленно поднимался со двора святилища, взмывал на створками ворот и таял в небе. Он все видел, но ему были безразличны возня и болтовня смертных возле священного Волчьего Камня.
А потом ворота раскрылись, и из них решительным шагом вышел Стюрмир конунг. Один. Огромная толпа дрогнула и подалась назад, потом по ней пробежал ропот. Из-за створок показался еще один человек – Гримкель ярл. Он сжимал в кулаке что-то маленькое и нервно оглядывался назад, во двор; рядом с черной короткой бородкой его лицо казалось белее молока, рот судорожно дергался, глаза скользили по сторонам ниже уровня человеческих лиц.
Стюрмир конунг остановился в трех шагах за воротами и поднял на толпу твердый и суровый взгляд.
– Свершилось! – коротко и резко бросил он. – Боги уличили предательство Фрейвида и покарали его. Его кровь пролилась перед Волчьим Камнем, и Однорукий Ас* принял жертву.
– А его дочь? – крикнуло сразу несколько нетерпеливых голосов, и одним из них был голос Брендольва.
– Дочь… – Стюрмир прищурился, отчего на миг стал похож на Одина, но тут же оказалось, что у него просто дергается левый глаз. – Его дочь взяли тролли.
Ничего больше не добавив, Стюрмир конунг решительным шагом, не оглядываясь, направился прочь от святилища. Он знал, что только так и одержит окончательную победу – твердо и не оглядываясь. Если он оглянется, собранное Фрейвидом войско западного берега опомнится и бросится на него. Главарь найдется. Тот же Вальгаут Кукушка или Донгельд Меднолобый. Там полно гордецов, которым дерзость важнее общего дела. Но нельзя перебить всех. Тогда некому будет воевать. А страх подчинит ему этих упрямцев с западного побережья и поведет туда, куда будет нужно ему, Стюрмиру Метельному Великану, единственному конунгу Квиттинга.
Когда он скрылся из глаз, толпа сбросила оцепенение. Началась толкотня и давка, над берегом взлетели крики, причитания, брань, проклятия, вопли ужаса и отчаяния. Часть народа бросилась к святилищу и стеснилась в приоткрытых воротах, и никто не догадался открыть их во всю ширину, чтобы увидели все сразу…
Тело Фрейвида лежало лицом вниз прямо перед священным камнем, рядом растекалась огромная лужа крови. Ветерок шевелил прядь рыжих, с тонкой проседью волос. Его сторонились, с ужасом отворачивались: дыхание свежей смерти волной растекалось вокруг и, казалось, могло убить, как ядовитые испарения глубинных пещер.
Ингвильды и ее воспитателя нигде не было.
– Где она? Где Ингвильда? – кричал Брендольв, с силой берсерка пробившись сквозь толпу к Сиггейру, жрецу и предсказателю. Смотреть в глаза этому человеку было хуже, чем гадюке, но Брендольву сейчас было все равно.
– Конунг же сказал – ее взяли тролли! – со смесью досады и презрения бросил жрец, щуря свои узкие глаза неизвестного цвета. – Расступилась земля, и мерзкие чудовища унесли ее в глубину. Вместе с ее воспитателем.
– Это неправда, неправда! Этого не может быть!
– Но не думаешь же ты, что сам Тюр явился за ней и унес в Асгард*? – Сиггейр усмехнулся, и Брендольв отшатнулся прочь, не в силах стоять рядом с этим мерзким человеком.
Спрашивать было нечего. Ингвильды не было в святилище, ее вообще не было больше нигде поблизости. Как она исчезла из закрытого со всех сторон двора, да еще в самый миг смерти своего отца, Брендольв даже не пытался вообразить. Такое ему не по зубам.
– Нас предали! Конунг предал нас! Обвинял в предательстве нашего хёвдинга, а сам убил его! Подло и предательски! – горячо кричал на берегу Донгельд Меднолобый. – Отомстим ему! Отомстим за нашего хёвдинга!
Обнаженный меч в его руке, как синеватая молния, взмыл к хмурым небесам. И люди Острого мыса, слыша эти крики, лихорадочно хватались за оружие, кидались прочь от кораблей, искали своих, собирались вместе. Как взбесившиеся песчинки, люди пробивались через толпу, огромная толпа кипела встречным движением, стремительно и беспорядочно разделялась на две половины. И вот уже две темные тучи стояли друг против друга, и каждая из них напряженно ждала, не блеснет ли напротив острая сталь, не бросятся ли на них первыми те, с кем они еще сегодня утром вместе собирались идти в битву.
– Не будем сражаться под его стягом! – вопили сотни голосов возле кораблей с запада. – Не пойдем в битву за предателем! Он нам не конунг! Не такого мы ждали! Уходим! Кто не хочет быть рабом конунга – на корабли! Будем сами защищать наши дома! Среди нас нет предателей!
Возле воды закипела суета: люди западного побережья сталкивали свои еще не обсохшие корабли в воду. Дружины Острого мыса отхлынули от берега и не мешали им; кто-то побежал предупредить Стюрмира конунга. Какая-то знатная, нарядная женщина стояла на пригорке и истошно кричала, то простирая руки к морю, то потрясая кулаками:
– Опомнитесь! Квитты! Что вы делаете! Опомнитесь, да возьмут вас всех тролли! Куда вы! Вы хотите, чтобы фьялли перебили вас всех поодиночке? Каждого на пороге его дома! Донгельд! Опомнись! Вы должны быть вместе! Вместе, иначе квитты обречены! Люди! Опомнитесь! Брюньольв! Да сделайте же что-нибудь!
Голос ее ломался от плача, лицо искажалось то яростью, то отчаянием, ветер трепал концы длинного белого покрывала на ее голове, и она казалась похожей на валькирию в белом облачном убранстве. В глазах ее были битва и гибель. Брендольв не знал этой женщины, только помнил, что пару раз видел ее на пирах; сейчас ему хотелось зажать руками уши и не слышать ее голоса, ломкого и упрямого, такого отчаянного, режущего сердце как ножом. Она была права, но ее правота ничего не могла изменить.
Корабли западного побережья уходили из фьорда. Толпа на берегу не расходилась. Но Брендольв пошел прочь: достаточно он толкался, кричал, слышал то, что знал и сам и что не могло изменить общее будущее племени квиттов даже на величину сосновой иглы.
Он брел медленно, то и дело спотыкаясь, хотя глядел на дорогу прямо перед собой. Но дороги он не видел: перед его взором стояло ожесточенное лицо Стюрмира с прищуренным левым глазом, жестокое лицо Властелина, упившегося жертвенной кровью. И тело Фрейвида в большой, пронзительно-красной луже, вид которой у всего живого вызывает неосознанное, но мощное стремление: беги, спасайся! Брендольв чувствовал, что убит он сам. Влюбленность в Ингвильду, надежды завоевать ее рассеялись, и уже казалось глупым, что он когда-то имел эти надежды: зачерпнул, дурачок, луну из лужи! Но даже не это терзало его сильнее всего. Ударом, который Стюрмир нанес Фрейвиду, он убил и самого себя в глазах Брендольва. Предатель… Войско западного берега ушло и не вернется. А другого негде взять. Квиттингский Юг остается один против бесчисленных полчищ фьяллей и раудов… А этого мало!
У Брендольва было нелепое ощущение, что ему отрубили голову, а он идет себе по дороге как ни в чем не бывало, вот только не знает – куда? И зачем? Напрасно он надеялся найти голову Квиттинга в Вильмунде конунге – тот оказался слишком слаб, честолюбивый мальчишка, которому дали поиграть мечом конунга. Напрасно он думал, что головой Квиттинга станет Стюрмир – в нем много силы, но честолюбие и мстительность победили разум, затмили глаза, погубили будущее ради сегодняшнего торжества. И как сегодня он восторжествовал над Фрейвидом, так завтра над ним восторжествуют фьялли. Торбранд по прозвищу Тролль, длинноносый конунг фьяллей, один обрадуется сегодняшним делам на Остром мысу. Как ни был потрясен и растерян Брендольв – это он понимал. Может быть, само потрясение и наделило его недолгой способностью видеть так ясно. На миг ему стало жутко от ощущения, что он вдруг сделался ясновидящим.
