Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III
Логика. Эффективность. Сдержанность.
Скованные вместе, эти слова составляли наше кредо. Узы железа, в которые я всегда верил. Где был этот сплав в нашем отце, когда тот нуждался в нем больше всего? И опять, как это часто бывало в те дни траура и скорби, мои мысли обратились к меланхолии.
— Арем, — произнес из окружающих меня теней острый, как обнаженное лезвие у моей плоти, голос. — Расскажи нам.
Он использовал мое личное имя, данное мне вождем клана Гаарсак, и это раздражало мои уши. У него не было права использовать это имя.
— Я — легионер Галлик, из капитула прими, — ответил я с минимальным уважением. В то время всё это виделось мне бесполезной театральщиной.
— Что же, Галлик, — во второй раз произнес голос. В его тембре обнаружилось раздражение. — У нас есть вопросы. И ты на них ответишь.
Лезвие топора опустилось по нарастающей, разрезав мою кожу и выпустив каплю крови. Я видел туман от своего дыхания в холодном, стоячем воздухе; чувствовал гудение импульсных двигателей «Упрямого», резонирующих с нижних палуб; слышал ежеминутную регулировку позы своего дознавателя в низком, хищном рычании его брони.
Я был спокоен, готов к окончанию своего долга. Своего бессмертного долга. Я слегка склонил голову в вежливой просьбе.
Мой дознаватель счел это знаком продолжать, коим оно и было. В каком-то смысле.
— Расскажи нам о «Ретиарии»[16].
Имя этого судна разожгло огонь в моих венах, изгнав холод ангарной палубы, когда моему разуму напомнили о жарких залах, багровых и чёрных. Пот, кровь, смерть… всё это сшиблось в миг обжигающего воспоминания. Оно нисколько не согрело замерзшую плоть глядящих на меня боевых братьев, чьи широко раскрытые, мёртвые глаза неподвижно застыли в их отрубленных головах.
На мгновение я задумался, был ли выбранный способ казни символическим, насмешливым или просто отвратительно небрежным.
— Расскажи нам, что ты помнишь.
Я вспомнил огонь в верхних слоях атмосферы Исствана, и царящий в небесах ад. Но всё это было аморфным, всего-навсего впечатлением. Эмоциональным откликом.
Я оценил вероятность кары в случае, если признаюсь в этом. Предполагалось, что эмоции являются анафемой для Железного Десятого. Иногда мне казалось, что это относится и к самой жизни. Вместо этого меня ударило первое воспоминание. Оно было похоже на бронированный кулак, но звенело громом вступительного бортового залпа боевой баржи…
— Кровь Медузы!
Мордан редко предавался столь явным проявлениям эмоций, но наш путь к «Ретиарию» оказался неожиданно опасным.
Мои братья, запряженные в двойные челны штурмового тарана, разделяли его чувства, хоть и негласно.
Катус обоими кулаками сжал свой прорывной щит и прижал его к груди, как тотем. Бионический глаз в его правой глазнице вспыхнул из-за вызванной нервозностью автокалибровки.
Сомбрак стиснул зубы. Он был моим братом по щиту и делал так перед каждой битвой. Звук получался громким и диссонирующим, потому что его челюсть была кибернетической. Большинство из нас были заделаны на скорую руку, наши разбитые тела перестроили так, чтобы мы смогли в последний раз отправиться на войну.
Это был мой восьмой «последний раз». Судьба может быть настолько жестокой.
Азот был последним братом, которого я хорошо знал, хотя всего в трюме находилось десять душ, закованных в медузийский чёрный. Скорость истощения наших рядов была прискорбной, и вскоре я уже не видел необходимости запоминать имена.
Из всех моих братьев, известных и неизвестных мне, Азот был наиболее склонен к риторике. Когда нас сделали Бессмертными, наш отец лишил нас званий и титулов. Наше новое, перекованное призвание было символом позора для всех в нашем Легионе, и мы потеряли свои старые личности.
Думаю, что Азот был «фратером феррум» — Железным Отцом — до того, как впал в немилость. Там, где ему сняли серворуку, в его броне по-прежнему находились отверстия. Кем бы он ни был прежде, теперь он стал нашим сержантом.
Он воззвал к нам, ревя вопреки суматохе внутри трюма:
— Смертники! Наши строй ни разу не был сломлен. Будьте стойки. — Я услышал сервоскрежет его перчатки, когда он сжал рукоять своего громового молота. — Будьте решительны. Наше бесчестье требует от нас этого. Смерть ждет. Мы не страшимся её! Ибо что такое смерть…?
— Для тех, кто уже мёртв! — проревел я в унисон со своими братьями.
Старый Азот умел обращаться со словами. Думаю, его мне будет не хватать больше всего.
Зазвучали предупреждающие клаксоны, совпав по времени с приливом багрового света, затопившего потолок над нами. Мы были близки, но не было никаких гарантий, что мы достигнем «Ретиария» невредимыми.
В пустоту выпустили более тридцати штурмовых таранов, все они управлялись медузийскими Бессмертными. Я сомневался, что даже половина из них сделает это беспрепятственно.
«Цест» — прочное судно, специально приспособленное для этой задачи. Он был очень быстрым, но суммарный орудийный огонь, извергавшийся между двумя большими судами сквозь бездну космоса, оказался слишком интенсивным.
Большие массивы пустоты разделяли «Горгонеску» и «Ретиария», окутанных беззвучными взрывами, похожими на иссеченные туманности, и огромными облаками быстро рассеивающейся шрапнели. Для нас, на борту нашего крошечного штурмового тарана, это было долгое и опасное путешествие. Но для этих двух великих гигантов такое расстояние считалось близким.
В то время как наш корпус содрогался от каждого столкновения, инерционные подавляющие зажимы удерживали нас в устойчивом положении. Я закрыл глаза и представил себе пункт нашего назначения.
Я видел «Ретиария» прежде, во время Великого Крестового Похода. В те времена это было уродливое и неповоротливое судно, вполне соответствующее своим свирепым обитателям. Его бока были окрашены лазурным и грязно-белым, в подражание боевой броне легионера. Тупоносый и покрытый мускулами из отсеков истребителей и аблятивных бронепластин, он напоминал борца, принявшего форму корабля.
Я почувствовал, как наш удар резонирует сквозь корпус «Цеста», стеклянный кулак бился о стальной зажим. Если бы не яростно палящие магна-мелты, размягчавшие грозную кожу «Ретиария», мы бы в мгновение ока разлетелись обломками.
Но поскольку они были, мы вонзились глубоко. У нашего стеклянного кулака имелись надкрылья, разрезавшие внешнюю плоть куда большего судна.
Мы прорвались, окруженные улетучивающимся облаком железистого дыма, наш маленький штурмовой таран пробурился через корпус звездолёта и надежно закрепился на месте. Высадившись в тёмном, наполовину освещенном ангаре, у нас было мало времени, чтобы сориентироваться, прежде чем прибыли противоабордажные команды, чтобы попытаться отразить нашу атаку.
— Сомкнуть щиты!
Азот проревел приказ, но мы уже и так начали строиться.
Это была архаичная тактика, напоминающая о романиях и греканцах Старой Земли, но она была эффективной. На войне многое остается неизменным, и, когда мы пробились на судно, которое, как мы когда-то считали, принадлежало нашим союзникам, из всего этого на первом месте в моём сознании встал братский конфликт.
Но на этой палубе мы столкнулись со смертными бойцами, а не с нашими бывшими братьями по оружию, Пожирателями Миров.
Энергичный, решительный обстрел ударил в нас первым, жаркий лазерный огонь изливался с ломанных огневых линий поспешно собранными орудийными командами. Мы держались, поглощая их огонь, принимая всё, что они обрушивали на нас, не дрогнув. А затем мы пошли вперед, двигаясь как один, эгида наших прорывных щитов была непроницаема для отважных мужчин и женщин, пришедших остановить нас.
Несмотря на очевидное отсутствие преимущества, смертные солдаты «Ретиария» пошли в рукопашную. Ещё три штурмовых тарана ударили в эту секцию корабля, и все четыре отделения объединились прежде, чем бойцы ударили по нам. Их пулевые оружия и тяжелые молоты оказались фатально неэффективными.
Слабый импульс их атаки был рассеян, когда они разбились о нашу стену щитов, и мы поглотили это воздействие, после чего вернули его в десятикратном объеме. Медузийские боевые клятвы резали воздух столь же чисто, как и любой клинок.
И почти столь же смертельно.
Смертные дрогнули пред нашей яростью и кажущейся нерушимостью.
Я смял своего первого противника, позволив крови из его разбитого черепа забрызгать мой щит, прежде чем прикончить его. Мне потребовалось сделать всего один шаг, и вот я уже несусь вперед вместе со своими бессмертными братьями. Второму я прострелил скулу, его лицо растворилось в дымке, когда взорвался масс-реактивный снаряд. Я врезался в третьего, разбив ему ребра. Четвертый от нашего наступления упал передо мной, и я рассек ему горло краем своего прорывного щита, едва заметив кровь, омывшую мой бронированный ботинок.
![Василий Головачев - Ультиматум [сборник]](/uploads/posts/books/103752/103752.jpg)