Уильям Кинг - Истребитель скавенов
— Зачем ты соблюдаешь тишину, человечий отпрыск? Нет тут никого.
— Не знаю. Может потому, что это не мой дом. Я ощущаю себя преступником. А ты почему шепчешь?
— Ты и есть преступник. Как и я. Давай обыщем это место и поглядим, что удастся найти. Ты поднимаешься, я иду позади.
Феликс обнаружил, что Готрек тоже передвигается скрытно, настолько же тихо, как он сам. Феликс двинулся вверх по ступеням, надеясь, что они не заскрипят.
В спальне Феликс полностью прикрыл отверстие фонаря, прежде чем проскользнуть за шторы и выглянуть наружу. Внизу находился большой огороженный внутренний двор, а за высокими стенами он мог видеть улицу. Во двор открывались большие ворота. С левой стороны находилась конюшня и сарай для карет, на правой стороне — небольшие казармы и комнаты прислуги. Площадь ограничивали старые дубы. Там находились часовые — высокие светловолосые мужчины при полном наборе доспехов, украшенных спадающими с плеч волчьими шкурами. Один двигался от сторожки у ворот через внутренний двор.
На мгновение Феликс испугался, что мужчина может войти внутрь, но тот вскоре повернул и направился в сторону небольших казарм за конюшнями. Феликс дал шторе медленно скользнуть на место, после чего позволил себе сделать вдох.
Нет, нельзя дать себя тут схватить. Белые Волки имели репутацию свирепых бойцов, подобных Истребителям, а тут их по меньшей мере полдюжины.
Когда он обнаружил запертую дверь, то самым напрашивающимся решением было вскрыть её. Он взломал её, использовав в роли фомки лезвие своего короткого меча, и вошёл внутрь. Место, в котором он оказался, напомнило ему помещение с бухгалтерскими документами на складе отца в Альтдорфе.
Комната была просторной; господствующее положение занимал дубовый стол, достаточно огромный, чтобы за ним разместилась целая компания. Вдоль стен располагались ящики картотеки — сотни и сотни ящиков. Он наугад открыл один и вынул стопку бумаг, исписанных аккуратным почерком. Просматривая их, он наткнулся на имя графини и заметки, касающиеся некоторых наиболее известных её любовников. Там же был обширный раздел о расследовании по подозрению в мутациях в её семье. Было допрошено множество источников.
Внимание Феликса привлекли ссылки на «наш особо важный источник» и «наши друзья снизу». Он взял другую папку и просмотрел её. Там были похожие записи. В одной указывалось на необходимость устранения некоего Слацингера. Папки были размещены в алфавитном порядке. Он не смог отказаться от представившейся возможности и поискал досье на семью Ягеров. Отыскав одну, имеющую отношение к семье однофамильцев — кондитеров с Пирожной улицы, он со второй попытки нашёл папку на свою семью. Феликс ощутил тяжесть в желудке, когда дошёл до заметок о торговом доме «Ягер и сыновья». В документах отмечалась благонадёжность его брата Отто и сообщалось, что он известная личность, щедро спонсирующая фонд курфюрста по поддержанию гражданского правопорядка. Перевернув страницу, он увидел упоминание своего имени и стал читать.
Войдя, Танкуоль сразу же обнаружил, что тайным проходом к фон Гальштадту кто-то воспользовался. Возле подножия лестницы в воздухе помещения ощущался незнакомый человечий запах. Если точнее, запах нескольких человек, и, по-видимому, гнома.
Дурак-дурак! Он чертыхнулся, прикусив кончик своего хвоста. Мастер-шпион был обнаружен. Чтобы понять, кем именно, смышлёному Танкуолю даже не пришлось напрячь мозги. Ему оставалось убить двух человечишек и гнома.
Что ж, человечишки избавили его от заботы их выслеживать. Желание вмешаться в чужие дела приведёт их к гибели.
Он подозвал Костодёра и прочирикал ему инструкции. Лестница застонала под весом крысоогра. Тот быстро взобрался по ступенькам с проворством обезьяны.
Феликс потряс головой. Он назывался младшим сыном-транжирой, пропавшим при загадочных обстоятельствах. Была записка про его дуэль с Красснером, с небрежно набросанной карандашной пометкой о необходимости дополнительного расследования.
Да уж, скорее всего здесь есть вещи и похуже, чем о паршивой овечке в семействе Ягеров. Следовало бы показать это Готреку. Возможно, в папках есть и что-нибудь на Истребителя. Он как раз хотел посмотреть, когда услышал, что внизу открылась дверь.
«Какого чёрта», — подумал он, закрывая дверь комнаты.
Феликс стал ждать.
Фон Гальштадт сознавал, что опаздывает. Он надеялся, что скавен тоже опоздает. Он не желал произвести неправильное впечатление даже на скотину вроде скавена. Но Эммануэль завтра должна возвратиться, и ему хотелось, чтобы при дворе каждая мельчайшая деталь была безупречна.
Он представил улыбку, которой она вознаградит его за усердие, и решил, что все его усилия будут оправданы. И даже то, что он был вынужден затратить пятнадцать минут на наказание лакея за небрежность в размещении картин. От проведения порки судья вспотел и утомился, ему требовалось принять ванну.
Он поднял и зажёг домашний фонарь. Темнота отступила. Фон Гальштадт позвал слугу принести воды, но затем вспомнил, что на сегодняшнюю ночь всех отпустил, ожидая прихода скавена. Придётся отложить удовольствие помыться на потом. Вести от скавена намного важнее.
Прошлой ночью, перед отбытием, он был извещён, что его агенты близки к раскрытию весьма значительного заговора мутантов. Фон Гальштадт вынужден был признать, что намного более озабочен попыткой убийства стражей канализации. Он знал, что Хеф и Паук мертвы. Его соглядатаи доложили о пожаре на Дешёвой улице.
Это была замечательно проделанная работа по ликвидации двух предателей и полсотни отбросов общества впридачу. Если подумать, возможно, крысочеловек непреднамеренно способствовал решению ещё одной проблемы. Возможно, стоит устроить пожары в Новом Квартале. Это, безусловно, сократит количество поклоняющихся мутантам подонков, которые там обитают.
Мысль о том, чтобы спалить отбросы общества в их гниющей выгребной яме порока, согрела его сердце. Перепрыгивая через две ступеньки сразу, он помчался по коридору в свою картотечную комнату. Но у него похолодело на сердце, когда он увидел взломанную дверь. Судья пришёл в ярость. Кто-то осквернил его святая святых. В его жизни любимые папки по важности находились на втором месте после Эммануэль. Если кто-то повредил хотя бы страницу…
Он вынул меч и открыл дверь, толкнув её ногой. В лицо ему посветил фонарь.
— Вечер добрый, фон Гальштадт, — проговорил вежливый голос. — Я думаю у нас с тобой есть кое-какие дела.
Когда глаза главного судьи привыкли к освещению, он узнал лицо молодого мужчины, которого видел недавно с Отто Ягером.
— Ты кто такой, молокосос? — поинтересовался он.
— Моё имя Феликс Ягер. Я тот, кто пришёл убить тебя.
* * *Никогда раньше Руди не видел столько вина. В погребе оно было повсюду; старые бутыли покрывал толстый слой пыли и паутины, новые — только слабый налёт пыли. Их было настолько много, что он сомневался, в состоянии ли один человек всё это выпить. Разве что, по предположению Руди, у него бывает много гостей.
Что это был за шум? Наверное, показалось. Лучше прикинуться, что там ничего нет.
Всё пошло наперекосяк с тех пор, как они обнаружили крысочеловека в канализации. Пожалуй, нужно спрятаться. Но здесь не было такого места, куда он мог бы втиснуть своё крупное туловище.
Ему следует вернуться к лестнице и посмотреть. Он был уверен, что слышал скрип металлических ступеней. Да, нужно взглянуть.
Руди сглотнул и попытался заставить себя вернуться к скрытой нише. Его конечности повиновались неохотно, как будто из них ушла вся сила. Сердцебиение гулко отдавалось в его ушах. Он выдохся, словно только что пробежал милю.
Руди обнаружил, что затаил дыхание, и позволил себе глубокий вдох. В тишине звук вдоха казался ненормально громким. Хотел бы он, чтобы Готрек или даже этот молодой, самоуверенный сноб Феликс вернулись назад. Ему само по себе не нравилось торчание здесь, в подвале у могущественного аристократа, чьё богатство и влияние он лишь с трудом мог себе представить.
«Это же нелепо», — уверял он себя. Почти пятнадцать лет провёл он в канализационных коллекторах, охотясь во тьме на мутантов и чудищ, из мальчишки став мужчиной. Он не должен так пугаться. Да, но ситуация несколько отличалась. Тогда он был моложе и с ним были приятели и друзья — Гант, братья и другие, ныне умершие или ушедшие.
Последние несколько дней по-настоящему потрясли его. Крепкое основание его существования рассыпалось. Он одинок — ни жены, ни детей. Его оставшиеся друзья мертвы или пропали. И если прав юный Феликс, тот порядок, охранять который он поклялся, правители города, которых он дал обет защищать от всех врагов, сами были врагами. Жизнь более не имела смысла.
