Джон Френч - Чемпионы Темных Богов
И тогда он узрел это, ответ, что доселе укрывался от него, лишенный всякого смысла до тех пор, пока не примешь извращенную логику варпа. Он понял, почему погиб его орден.
Он понял, какая всех их постигла судьба, и услышал ее смех.
Астреос закричал, и крик его был молчанием. Боль и ярость не могли сравниться даже с агонией его разрываемой на части души. Надежды не было, ни для него, ни для его братьев. Не осталось ничего, даже уюта лжи, в которую он верил.
— Ариман, — произнес он, и услышал, как слово горько слетело с его уст. Отмщение, да, еще оставалось отмщение, ради которого стоило жить.
+ Астреос, + раздался голос в его разуме. Он звучал очень отдаленно, но знакомо, как будто всегда был там. + Астреос, сын мой. Я здесь. +
+ Что ты такое? +
+ Я жду. +
И внутри него, из последних крох души возникла давным-давно созданная связь; она пришла, словно по чьему-то велению, она пришла, словно ответ.
Узы, связь с существом, скованным Маротом, демон, которого он когда-то приковал к своей воле, но никогда не призывал снова.
Он коснулся связи с демоном.
«Но он не может ответить, — подумал Астреос. Создание было заперто на «Сикораксе» за серебряными дверьми и многочисленными оберегами. Но едва эта мысль сформировалась, как нечто ответило, нечто, взывавшее голосом хрупкого льда.
+ Призови меня, и я приду. +
Мысленная форма ангела разрубала последние его частицы. Она стала неотделимой его частью, целой вселенной.
«Призови меня, и я приду…» — слова висели в угасающей искре его сознания, черные, словно сошествие в ночь, острые, как бритва. Он увидел свое настоящее тело, рухнувшее на колени среди разбросанных углей.
+ Я призываю тебя, + промолвил он голосом и мыслью.
Существо на троне «Сикоракса» посмотрело вверх. По всему мостику взорвался свет. Кристалл обзорного экрана треснул. Огонь и расплавленные осколки с воем хлынули внутрь. Затем их подхватил ревущий ветер и начал выносить мусор в вакуум. Существо продолжало неподвижно восседать на троне.
Теперь оно чувствовало узы с Астреосом, трепетание на ветрах варпа, словно веревка, хлещущая в буране. Оковы, сотворенные в неведении, но сотворенные по своей воле. Душа, прикованная к душе, воля — к воле.
Гнутый кусок металла вонзился в него сверху с ломающей кости силой. Оно ощутило отдачу от удара, когда металл погрузился в плечо. Кровь брызнула из него сгорающими на лету нитями влажных шариков. Существо не шелохнулось. Оно не сдвинулось с трона — оно не могло. Ему требовалось, чтобы смерть носителя и призыв того, кого оно ждало, случились одновременно.
Мостик превратился в кружащееся размытое пятно. Тело и доспехи существа слились вместе, став покрытым бронзой хитином и пылающей мягкой плотью. По мостику прошлась переливающаяся волна энергии. Из огненного вала вырвался обломок балки и пригвоздил его грудь к трону. Кожа на его черепе вздулась волдырями. От костей начала отходить плоть. Между стеклянными зубами взбурлила черная жидкость. На мгновение кожа его лица стала безобразной массой шрамов над неровной щелью рта. Над улыбкой возникло единственное ярко-синее око.
«Я призываю тебя», — со всех сторон разнеслось эхо голоса Астреоса.
Залп макроснарядов попал в обломки «Сикоракса» и обратил мир в яркое забвение.
Когда Астреос открыл глаза, вокруг него порхали призраки окровавленных перьев. Он посмотрел на руки. Под гладкой кожей вспыхнул и тут же погас огонь. Он поднял глаза. На него смотрели стволы штурм-болтера Серого Рыцаря. Оружие выстрелило. Астреос ощутил, как осколки и огонь рассекают воздух. Он остановил их. К нему вспышкой ринулся меч, по его кромке ветвились молнии. Клинок вонзился в пол. Астреос взглянул на лезвие. Он стоял в метре от места, где то опустилось.
Он поднял глаза обратно. Серый Рыцарь пытался вырвать меч. Его броня заклинила. Воздух вокруг воина запылал. Он напрягся, и от его доспехов пошел морозный пар и синий свет. Обереги, вплетенные в керамит, застонали под психическим давлением. Руки Серого Рыцаря начали двигаться. Меч начал подниматься.
Астреос ощутил укол боли в глазах. Доспехи Серого Рыцаря взорвались с влажным хлюпаньем.
На полу лежало еще три Серых Рыцарей, один мертвый, двое других без сознания из-за психической отдачи от уничтожения их мысленной формы. Астреос отвернулся. Нужно уходить. Нужно убираться как можно дальше от того, что вот-вот случится. Ему потребуется время для подготовки, ибо месть всегда ее требовала.
— Ариман, — произнес он, и после слова заклубились тени. Да, ему потребуется время, но время и судьба были на его стороне.
Он закрыл глаза. Когда он открыл их снова, те стали огнем. Он поднял руку. Воздух задрожал, а затем раскололся. Астреос посмотрел в круговорот безумия по другую сторону, и шагнул внутрь.
Ариман наблюдал за тем, как Санахт поднимается в столбе огня. Для его обычных глаз объятая пламенем фигура все еще походила на мечника, все с теми же гладкими чертами лица, в тех же изукрашенных серебром синих доспехах, с той же крошечной морщинкой в краешке рта, и с глазами, в которых читалась насмешка или смех. Но для его второго зрения фигура перестала быть Санахтом. В него вливался пламенеющий ад. Это была пустота, тень, отбрасываемая ничем, очертания фигуры с крыльями, руками и изогнутыми рогами. Она не имела размеров, одновременно возвышаясь за пределы зала и съеживаясь, будто находилась на большом удалении. Она более не была живым существом, она стала точкой во вселенной, где познания сливались и, пузырясь, поднимались на поверхность реальности. Это был не Санахт, это был Атеней.
Атеней завис в центре внезапно ставшего безмолвным зала. Затем он рухнул на землю со скрежетом керамита о камень и остался сидеть на полу, удерживаемый в таком положении лишь благодаря доспехам. Его голова упала на воротник. Глаза на мертвом лице стали катарактно-белыми. Ариман шагнул вперед, но тут же замер. Губы Атенея задрожали, будто силясь вспомнить, как они работают. На стенах заплясали отбрасываемые огнем тени, но в зале огня не было.
— И пришли Волки, — проговорил он сухим мертвенным голосом. — Вышли из ночи они. Красны их секиры, а чаяния их — о крови и морозе. Облаченный в черноту сын тысячи…
Из его рта полились слова. Ариман прислушивался к ним, слыша то, что он знал, но куда больше того, о чем понятия не имел.
— … Путь, путь, путь, начертанный кровью красных солнц, путь…
Он подошел ближе, протянув разум и руку к Атенею.
— … Пепел Просперо и тлеющие угли нового пламени…
Их отделял лишь шаг. Ариман удержал разум на полпути. Его мысли потекли вперед, легкие, будто дыхание. Кончики его пальцев коснулись сияющей синевы наплечника. Голова Санахта поднялась и упала обратно. Ариман взглянул на Атеней и тень, что он отбрасывал в варп. Он не мог отвести глаз. Колдун почувствовал, как его рот открылся, и язык охватила слабейшая дрожь.
— Ариман, — произнес Атеней.
Его рука и разум дернулись назад, как будто попытались коснуться чего-то горячего. У него пересохло во рту и в горле.
— Да, — выдавил он.
— Все подходит к концу, грехи прошлого и будущего творят новую мглу.
— Что… что близится?
— Сосредоточенность — это слепота. Мы сами создаем своих врагов, — его голова откинулась назад, и он продолжал монотонное бормотание.
Ариман посмотрел на Атеней и внезапно ощутил дрожь неуверенности.
Воздух наполнился глухим треском, затем еще одним, которые продребезжали сквозь неподвижность подобно цепной пушке. Со стен у двери покатились камни. Он развернулся и потянулся своей волей, уже чувствуя, как телекинетическая сила снова врезается в дверь. По гладкому, как стекло, камню, спиралями пошли трещины.
Сквозь варп прокатились громовые раскаты. Ариман почувствовал прилив мощных течений, вздымающихся вокруг него, словно волны потемневшего от бури моря. Его Рубрика обернулась к дверям, поднимая оружие. Мыслью он поднял шлем с залитого кровью пола. Сломанный рог на правом виске отрос заново, когда шлем водрузился ему на голову. Колдун потянулся разумом и поднял тело Атенея. Время уходить.
Дверь вырвало из стены и отнесло через весь зал к Ариману. Его разум встретил ее на полпути. Дверь взорвалась в пылающее крошево. Рубрика открыла огонь по рваной дыре в стене. В пылевом облаке, переливаясь, замерцало сине-красное пламя.
Из сумрака вышел Кендрион. В варпе он походил на одинокий язык белого пламени. От разбитого портала все еще расползались трещины. С потолка сыпались куски камня.
Аримана от Серого Рыцаря отделяло пять шагов.
Ариман склонил голову. Между ними разверзся замедленный срез времени.
Пять шагов.
Он сделал вдох, ощутив, как воздух вливается в мышцы.
