Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 1: Гроза над полем
– Как же нашим людям воевать, если они от голода ног не таскают? – отвечал Богомер. – Голодный много ли навоюет? Вы бы сперва хлеба прислали. А потом уж ратников просили.
– О чем торгуешься ты со мной, батюшка! – сорвался однажды Доброслав. Он был достаточно сдержанным человеком, но уклончивость угрян казалась ему глупой и выводила из себя. – Сам, как иудей торговый из Итиля, простите меня чуры! О чем торгуешься? О жизни и смерти своей? Ты думаешь, только нам этот донской хлеб нужен? А вам не нужен? Вы, как лешие, кору можете жевать? Ну, скажи мне, у вас часто хороший урожай бывает? Ах, через три года на четвертый! – сам ответил он, не дав Вершине раскрыть рта. – А в остальные годы то вымокнет, то высохнет? Или неправда, что у вас два неурожайных года подряд было?
– Да то когда! В последние два года, слава Велесу и Макоши, жаловаться – только судьбу гневить.
Но тут с места поднялся волхв Велерог.
– Дай я скажу! – потребовал он и приподнял руку с резным посохом. – Ты, княже, все вокруг да около ходишь. Прав он в одном: торговаться нам не о чем, не на торгу! И он знает, и мы знаем, о чем речь идет. Не о хлебе об одном. Польстимся сейчас на чужой хлеб, продадим свою волю. Боги каждому роду свою землю указали, вот ее и надо держаться. Что нам нужно, то сами добудем, а что там на итильских торгах продается, нам без надобности. Да лучше мы на своей земле кору сосновую будем есть, чем из чужих рук хлеб принимать и за чужую землю кровь проливать. Боги велели человеку своим родом жить. И чужих князей нам не надобно.
– Ну и пропадайте тут в своем болоте! – гневно ответил Доброслав. – Не понимаете вы, что нынче уж не те времена, когда каждый своим родом жил и забот не знал! Рада бы курица нейти, да за крыло волокут! Сидите тут в лесу, как пни замшелые, и не знаете, что на белом свете делается! Варяги уж чуть ли не сто лет от своих морей до хазар по Волге-реке ходят, а теперь, говорят, будто и по Днепру дорога есть прямо к грекам. А хазары уж сколько лет половиной света белого владеют. Если не дадим им отпор, скоро сами будем им дань платить, да не соболями и куницами, а парнями и девицами! Тьфу, сам тут как в кощуне заговорил! Ты, князь Вершина, неужели хочешь своих дочерей в жены хазарскому кагану отдать? А чтобы честь и землю свою сохранить, встать нужно вместе! Чего же тут не понять? Что вы, как ребята малые: не хочу, и хоть ты тресни!
Бородатые старцы во главе с самим князем молчали. Его речь произвела на них неприятное впечатление, но слишком трудно было представить, как все это на самом деле. О далеких землях они знали в основном от варягов, которые действительно уже довольно давно повадились пробираться по рекам со своего Севера на жаркий богатый Восток. Скупая у местных жителей, особенно князей, у которых иной раз оставались излишки дани, меха, мед, воск, пленников, захваченных в походах, они увозили все это, а назад везли красивые ткани, серебряные дирхемы, которые славянские женщины вешали в ожерелья. Сами угряне из своих лесов выбирались редко – даже бойкий Вышень ездил не дальше Дона, где и встречался с хазарскими купцами. Дошедшие через десятые руки, три раза переведенные с одного малознакомого языка на другой, повести о далеких землях были что кощуны о Золотом, Серебряном и Медном царствах. И вдруг – идти их воевать! Мы что, с дуба упали?
– Варяги какие-то, хазары… – пробормотал Толига. – Стрый Велерог верно говорит: что нам надо, мы добудем. А чего не добудем, того нам не надо.
– С вами говорить, что об дуб лбом биться! – От досады Доброслав позабыл даже об учтивости. – Вот только уж веча дождусь, потому что отец мой мне наказ дал от всего племени угрян ему ответ привезти, а не от Ратиславля одного. А пока вече не собралось, что попусту говорить – воду в ступе толочь. Пойду я к моим людям. Не погневайся, если по глупости что не так сболтнул!
Он размашисто поклонился в пояс, но в его поклоне все увидели скорее издевку, чем почтение. Доброслав вышел, но Ратиславичи не сразу заговорили. Его вызывающая речь ошеломила старейшин, и только Велерог сидел с таким видом, что, дескать, я ничего другого и не ждал.
– Вы уж не гневайтесь на него, отцы, – среди общей тишины попросил Лютомер. – У мужика о родной земле сердце болит. Хазары, говорит, до верхнего Дона доходили. Прошлое лето они воевали и нынешним летом будут воевать. Пока он тут сидит, его братья, может, уже сражаются, а жену молодую в полон ведут.
– Но мы его жену отбивать не пойдем. – Князь Вершина покачал головой. – Мы ему сейчас, допустим, войско дадим, а как оно уйдет, к нам сюда от смоленской княгини люди явятся. Нет, нам сперва себя защитить надо, и не от хазар, а от кого поближе. Я и на вече так скажу.
– Да ведь… – начал боярин Русила, глава одного из самых богатых родов, тоже любитель заморских диковин.
– Знаю, знаю! – Вершина махнул на него рукой. – Ковры, шеляги серебряные, шелка многоцветные! Знаю, хочешь, а жены так и вовсе поедом едят. Ты вот что, Русила! – Его вдруг осенила мысль. – Бери брата твоего Радяту, снаряжай свои ладьи да отправляйся в смоленские земли! Там по Днепру до греков, говорят, ездить стали, там и продашь твои меха! Греческие шелка ничуть не хуже хазарских. А заодно и вызнаешь, как там дела, нам потом расскажешь. Что, хорошо я придумал, Ратиславичи?
– Это тебя боги на умную мысль навели! – одобрил Боговит. – Так и так надо вызнать, как в смоленских землях дела при новой-то княгине пойдут, а и пусть Хотеновичи едут. Вроде как по торговым делам, им выгода и всем угрянам польза. Что, беретесь?
– Беремся, – отозвались Русила и Радята, переглянувшись. Они вдвоем управляли многочисленным родом Хотеновичей и сами были не прочь съездить на Днепр. Может, выгоды те же, а все-таки не воевать…
Выйдя из братчины и направляясь назад к Волчьему острову, Лютомер старался отогнать внезапно накатившие тревожные, смутные образы. Опасность подстерегала племя угрян со всех сторон, и рассуждать, где она меньше, а где больше, – только терять время даром. Нужно просить совета у богов, и Лютомер не сомневался, что на вече без этого не обойдется. Ему вспомнилась мать – никто не умел так верно предсказывать будущее, как волхва Семилада, никто не умел так тонко улавливать и точно истолковывать малейшие проявления воли богов. Но ее уже давно не было на берегах Угры. Шесть лет назад, когда князья трех больших русских племен объединились и создали Русский каганат, они уже приглашали угрян присоединиться к ним. А когда князь Вершина отказался, вятичские князья и волхвы потребовали, чтобы его жена, княгиня Семилада, вернулась к своему роду. Ее возвращение означало бы разрыв и войну. Семилада не хотела допустить этого, но… Никто так и не узнал, что с ней стало. Она исчезла, и в землях оковских вятичей о ней тоже ничего более не знали. И даже самые умелые волхвы, даже сам Лютомер, заручившись помощью своего божественного отца Велеса, не смог отыскать на тропах Навного мира никаких ее следов.
Думая о матери, он в который уже раз жалел, что ее больше нет с ними. А она сейчас была бы необходима, как никогда! Еще ничего не случилось, но тончайшее чутье оборотня и Велесова сына улавливало тонкую, беспокойную дрожь где-то у самых корней Мирового Дерева, у самых основ вселенной. При всем желании он не мог бы толком объяснить, чего именно опасается. Вселенная только намекнула на некую возможность, на то, что сам уклад жизни может сломаться, измениться, что может рухнуть все то, к чему каждый привык, среди чего проживает всю жизнь от рождения до смерти, то же самое завещая потомкам. Как будет выглядеть эта иная жизнь, где лежит к ней путь, Лютомер не знал, но ему было тревожно, хотелось оглянуться, словно черная пропасть может распахнуться прямо под ногами…
Уже за воротами, возле Сологиного двора, ему попалась Галица. Челядинка торопливо шагнула навстречу, загораживая путь, и так значительно смотрела на него своими большими, желтоватыми, слегка раскосыми глазами, словно собиралась сказать нечто важное. Лютомер замедлил шаг.
– Что ты, княжич, невесел? – спросила она, приблизившись и понизив голос, чтобы никто их не услышал. – У батюшки был? Или он гневается на тебя?
– С чего это ему гневаться?
– Может, тогда дума тяжелая у тебя на сердце? Может, тебе совет мудрый требуется?
– Тебе-то что? – Лютомер даже удивился.
– А может, я помочь тебе хочу? – Она заглядывала ему в глаза и даже подняла руку, словно хотела прикоснуться к плечу, но не посмела.
– Ты? – Лютомер выразительно поднял брови. Так, наверное, удивился тот парень из кощуны, которому простая болотная лягушка предложила себя в жены. – Ты-то чем мне поможешь?
– Чем надо, тем и помогу. Тем самым, что тебе нужно. – Галица то отводила глаза, то снова устремляла на него пристальный, намекающий взгляд. – Тем самым. Я ведь тоже кое-чему научена. Ты не гляди, что я… Ты подумай…
– Белены ты, что ли, объелась? – Лютомер пожал плечами. Только своему задумчивому и рассеянному состоянию он был обязан тем, что вообще стал ее слушать: сейчас ему каждое мелкое происшествие казалось знаком богов. А теперь он опомнился и удивился: уж не от Галицы ли он собирался получить весть из Навного мира? – Несешь сама не знаешь что, и я, дурак, заслушался!
