Фрэнк Герберт - Дюна
Чейни подавила в себе желание броситься вперед и прижаться к нему. Она вдруг обнаружила, что ее мысли обратились к их сыну — Лето. И она поняла, что переживала в подобной ситуации Джессика — в тот момент, когда мужу угрожала смерть, ей нужно было найти силы, чтобы думать о другом — о том, как спасти сына. Осознав это, она ощутила такую сильную связь со стареющей женщиной, что ее рука потянулась к руке Джессики и изо всех сил сжала ее. Ответное пожатие только усилило ее муку.
— Он жив, — сказала Джессика. — Я тебя уверяю, он жив. Но ниточка, на которой висит его жизнь, настолько тонка, что ее можно не заметить. Некоторые вожди уже высказывают недовольство — им кажется, что материнские чувства победили во мне Преподобную Мать и я просто не хочу отдавать его воду,
— Давно он так? — Чейни выпустила руку Джессики и прошла в глубь комнаты.
— Три недели. Я потратила почти неделю, стараясь его оживить. Сколько было совещаний, споров, исследований… Потом я послала за тобой. Федьакыны пока подчиняются моим приказаниям, иначе я не смогла бы протянуть так долго… — она облизнула пересохшие губы, глядя, как Чейни подходит к ее сыну.
Чейни остановилась подле Поля, посмотрела на него, на мягкую юношескую бородку, обрамлявшую лицо, скользнула взглядом по высокому лбу, прямому носу, прикрытым глазам — какими спокойными казались его черты, несмотря на жесткую неподвижность тела.
— Как ему вводят пищу?
— Потребности его плоти настолько ничтожны, что он не нуждается в еде.
— Сколько людей знает о том, что произошло?
— Только его ближайшие советники, кое-кто из вождей, федьакыны и, конечно, тот, кто дал ему яд.
— А нас никто не может вывести на отравителя?
— Нет, так же как никто особенно не стремится заниматься расследованием.
— А что говорят федьакыны?
— Они верят, что Поль погрузился в священный сон, собирает свои божественные силы перед решающей битвой. Идея, которую я им внушала.
Чейни опустилась на колени рядом с носилками и склонилась к лицу Поля. Она сразу почувствовала другой состав воздуха вокруг лица… это были пряности, всепроникающий аромат которых неотъемлемо сопутствовал всей вольнаибской жизни. Хотя…
— Вы не рождены для пряностей, как мы, — произнесла она. — Вы прорабатывали возможность, что его тело взбунтовалось против чересчур пряной пищи?
— Все аллергические реакции дают отрицательный результат.
Джессика закрыла глаза, отчасти потому, что не могла больше выносить этого зрелища, отчасти от внезапно нахлынувшей усталости. Давно ли я уже не сплю? спросила она себя. Слишком давно,
— Когда вы изменяли Воду Жизни, вы пробудили в себе внутреннее зрение. Не пробовали ли вы применять его для исследования крови?
— Обычная вольнаибская кровь, — ответила Джессика. — Полностью приспособленная к питанию и условиям жизни.
Чейни села на пятки, усилием воли подавила в себе страхи и начала всматриваться в лицо Поля. Она научилась этому, наблюдая за Преподобными Матерями. Можно заставить время служить разуму. Она сконцентрировалась на одной мысли.
Наконец она спросила:
— Здесь есть творила?
— Есть несколько, — в голосе Джессики прозвучали нотки усталости. — Последнее время они всегда здесь. Каждая победа требует благословления. Каждый обряд перед набегом…
— Но Поль-Муад-Диб раньше неодобрительно относился к этим обрядам.
Джессика кивнула, зная двойственное отношение сына к пряному наркотику и провидческим способностям, которые он пробуждает.
— Откуда ты знаешь об этом?
— Говорят.
— Слишком много чего говорят, — горько заметила Джессика.
— Подайте сюда сырую Воду творила.
Джессика сначала окаменела от командного тона Чейни, но потом заметила, что та находится в состоянии сверхконцентрации, и ответила:
— Сию минуту.
Чейни продолжала не отрываясь смотреть на Поля. Если он попробовал сделать это… думала она А он мог решиться на подобное.
Джессика опустилась на колени рядом с Чейни и протянула ей плоскую безыскусную чашу. Резкий запах яда ударил в ноздри. Чейни окунула в жидкость палец и поднесла его к самому носу Поля.
Кожа на переносице слегка сморщилась. Ноздри медленно расширились.
Джессика прерывисто вздохнула.
Чейни провела влажным пальцем по верхней губе Поля.
Он глубоко, с хлюпаньем втянул воздух.
— В чем дело? — резко спросила Джессика.
— Тихо! — огрызнулась Чейни. — Измените немного священной воды. Быстро!
Джессика услышала интонацию глубокой сосредоточенности в голосе девушки и, ни о чем больше не спрашивая, поднесла чашу к губам и сделала маленький глоток.
Веки Поля поползли вверх. Он внимательно посмотрел на Чейни.
— Ей незачем изменять Воду, — сказал он. Его голос был слабым, но твердым.
Джессика, держа жидкость во рту, обнаружила, что ее тело само преобразовало яд. Ее охватило легкое воодушевление, всегда присущее церемонии освящения, и она почувствовала исходящий от Поля огонь жизни — излучение, которое она воспринимала всеми органами чувств.
В то же мгновение ей все стало ясно.
— Ты выпил священной воды! — тихо вскрикнула она.
— Одну каплю, — прошептал Поль. — Такую маленькую… всего одну.
— Как мог ты решиться на подобную глупость?
— Он ваш сын, — сказала Чейни.
Джессика метнула на нее свирепый взгляд.
И вдруг улыбка, теплая, понимающая, появилась на губах Поля.
— Послушай, что говорит моя возлюбленная. Послушай ее, мама. Она знает.
— То, что может сделать кто-то другой, он тоже должен уметь делать, — пояснила Чейни.
— Когда я взял эту каплю в рот, когда я почувствовал ее, ощутил ее запах, когда я узнал, что она делает со мной, тогда я понял, что я тоже могу делать то, что ты делаешь. Ваши бен-джессеритские мудрецы говорят о Квизац Хадераке, но они даже представить себе не могут, во скольких местах я побывал. За несколько минут я… — Он смолк и озадаченно посмотрел на Чейни. — Чейни? Как ты сюда попала? Ты ведь должна быть… Почему ты тут?
Он хотел приподняться на локтях, но Чейни мягко заставила его лечь.
— Я прошу тебя, Узул.
— Я чувствую себя таким слабым, — Поль взглядом скользнул по комнате. — Давно я здесь?
— Ты провел три недели в таком глубоком забытьи, что, казалось, последняя искра жизни угасла в тебе, — ответила ему Джессика.
— Но ведь… я сделал это мгновение назад и…
— Для тебя — мгновение, для меня — три недели мучительного страха.
— Это была лишь одна капля, но я преобразовал ее. Я изменил Воду Жизни.
И прежде чем Джессика или Чейни успели остановить его, он погрузил ладонь в чашу, которую они поставили на полу рядом с ним, набрал полную ладонь жидкости, поднес ко рту и проглотил.
— Поль! — пронзительно закричала Джессика.
Он сильно сжал ее руку, усмехнулся ей в лицо ухмылкой смерти и послал свое сознание внутрь матери.
В контакте не было той мягкости, того сочувствия, того ощущения общности, как с Алей и старой Преподобной Матерью… но контакт был: проникновение живого существа внутрь нее. Это потрясло Джессику, отняло последние силы, и она поникла в душе, испугавшись сына.
Вслух Поль произнес:
— Ты говорила о месте, в которое ты не можешь войти. Месте, куда не могут проникнуть Преподобные Матери, — покажи мне его.
Она покачала головой, ужаснувшись одному предположению.
— Покажи! — приказал он.
— Нет!
Но она не могла укрыться от него. Подавленная его чудовищной силой, она закрыла глаза и направила сознание внутрь… в темноту.
Вслед за ней в темноту потекло сознание Поля. Она бросила туда быстрый взгляд — до того, как ее рассудок в страхе закрылся. Она не знала почему, но все ее существо трепетало от ужаса перед этим пространством, где дул ветер и сверкали искры, где кольца света то расширялись, то сжимались, где распухающие белые пятна проплывали между огней, гонимые прочь темнотой и дующим ниоткуда ветром.
Наконец она открыла глаза и увидела Поля, который и упор смотрел на нее. Он все еще держал ее за руку, но страшный контакт кончился. Она поборола дрожь. Поль выпустил ее руку. Ей показалось, словно он убрал костыль, на который она опиралась. Она пошатнулась и упала бы, если бы Чейни не вскочила и не подхватила ее,
— Преподобная Мать! Вам плохо?
— Устала, — прошептала Джессика. — Так… устала.
— Сюда, — усадила ее Чейни. — Садитесь сюда. Она пододвинула подушку, чтобы Джессика могла опереться на стену.
Ее сильные молодые руки показались Джессике такими добрыми. Она уцепилась за Чейни.
— Он в самом деле видел Воду Жизни? — спросила та, высвобождаясь из ее цепких пальцев.
