Гэв Торп - Путь Воина
— Если ты не испытываешь ко мне таких же чувств, так и скажи. Не щади мою гордость ради своего спокойствия. Не прячься за этой отговоркой о перемене Путей.
— Это правда, а не отговорка! Ты любишь Тирианну-поэта. Мы сейчас довольно похожи, хоть наши Пути различны, все же мы в общем идем в одном направлении. Когда я стану провидицей, я уже не буду Тирианной-поэтом. Ты не полюбишь ту личность.
— Зачем лишать меня права самому выяснить это? Кто ты такая, чтобы судить, что будет, а чего не будет? Ты еще даже не вступила на этот Путь, а уже претендуешь на обладание способностями провидицы?
— Если и вправду твои чувства останутся прежними, когда я стану провидицей, и мои — тоже, то — будь что будет.
Корландриль удержался от гневного ответа, ухватившись за слова Тирианны. В нем расцвела надежда, ее яркие цветы придушили злобную змею.
— Твои — тоже? Ты признаешь, что у тебя есть ко мне чувства.
— У Тирианны-поэта есть к тебе чувства и были всегда, — созналась девушка.
— Тогда почему бы нам не принять это чувство, которое мы разделяем? — воскликнул Корландриль, сделав шаг вперед и взяв ладони Тирианны в свои. Теперь настал ее черед выдернуть руки. Заговорив, она не смогла заставить себя взглянуть на него.
— Если бы я поддалась этой страсти с тобой, она бы удержала меня на месте, возможно, поймала бы в капкан как поэта, непрестанно пишущего втайне любовные вирши.
— Тогда мы останемся вместе, поэт и художник! Что же в этом не так?
— Это — не безопасно! Ты же знаешь, что неблагоразумно застывать в самом себе. Наша жизнь должна проходить в постоянном движении, в переходах с одного Пути на следующий, в развитии самоощущения и понимания вселенной. Излишества ведут во мрак, который уже некогда наступал. Это привлекает… Ее внимание. Той, Что Жаждет.
Корландриль вздрогнул при упоминании Проклятия эльдаров, даже посредством эвфемизма. Его путеводный камень, затрепетав вместе с ним, стал холодным на ощупь. Все, что сказал Тирианна, — правда, бережно сохраняемая в учениях миров-кораблей, сама структура их общества устроена таким образом, чтобы избежать возврата к невоздержанности и излишествам, которые привели к Грехопадению.
Но Корландрилю все равно. Это же глупо, что ему и Тирианне будет отказано в их счастье.
— То, что мы чувствуем, — вовсе не неверно! С самого основания миров-кораблей наши люди любили и выживали. Почему же у нас будет по-другому?
— Ты используешь те же самые аргументы, что и Арадриан, — призналась Тирианна, поворачиваясь к Корландрилю. — Он просил меня забыть о Пути и присоединиться к нему. Даже если бы я любила его, я не смогла бы этого сделать. Я не могу этого сделать с тобой. Хотя я испытываю к тебе глубокие чувства, я не буду рисковать своей вечной душой ради тебя — ведь если бы я шагнула в бездну космоса — разве смогла бы я дышать? — В ее глазах появились слезы, которые она до сих пор сдерживала. — Пожалуйста, уходи.
Корландриля охватило всепоглощающее страдание. Его раздирали смятение и ярость, они полыхали у него в крови и сотрясали его разум. Он ощущал, как проваливается в глубокую яму мрака и отчаяния. Корландрилю хотелось потерять сознание, но он изо всех сил держался прямо, заставляя себя глубоко дышать. Змея внутри него, тесно обвившись вокруг каждого органа и кости, выдавливала из него жизнь, наполняя физической болью.
— Я не могу помочь тебе, — проговорила Тирианна, глубоко страдая при виде мучений, которые испытывал Корландриль. — Я понимаю, что тебе больно, но это пройдет.
— Больно? — выпалил яростно скульптор. — Да что ты знаешь о моей боли?
Его утонченная душа художника кричала от невыносимой муки и рвалась выразить себя. Больше не было выхода для сдерживаемого напряжения; чувства к Тирианне, которые он скрывал долгие годы, грозились прорваться. Корландриль просто не был внутренне подготовлен к тому, чтобы высвободить ураган ярости, который бурлил в нем. Он не мог уйти за утешением в грезы, не мог изваять скульптуру, чтобы избавиться от боли, никакое физическое ощущение не могло вытеснить страдание, которое терзало его душу. Раскаленный добела путеводный камень пылал на его груди.
В Корландриле закипало неистовство. Ему хотелось ударить Тирианну за ее себялюбие и близорукость.
Он хотел пролить кровь, чтобы его боль излилась из глубоких ран и унесла гнев. Больше всего ему хотелось, чтобы еще какое-нибудь существо испытало такое же страдание, почувствовало такую же опустошенность.
Лишившись дара речи, Корландриль бежал, объятый ужасом перед тем, что обнаружил в своей душе. Доковыляв до пандуса, он устремил взгляд в бездонные небеса, по его лицу бежали слезы, сердце колотилось в груди.
Ему нужна помощь. Помощь, чтобы залить костер, полыхающий в его разуме.
ОТКАЗ
В далекие времена, до Войны в Небесах и даже до пришествия эльдаров, боги плели интриги и строили планы, ввязываясь в вечную игру обмана и любви, предательства и домогательств. Курноус, бог охоты, был возлюбленным Лилеаты-Луны, к ним благоволил Всемогущий Азуриан, с ними дружили другие боги за исключением Каэла-Менша-Кхаина, Кроваворукого, который сам желал Лилеату. Он жаждал ее не за красоту, которая была вечной, и не за веселый ум, благодаря которому она была дружна со всеми остальными богами. Кхаин желал Лунную богиню просто потому, что она выбрала Курноуса. Кхаин попытался поразить ее своими боевыми умениями, но Лилеата осталась равнодушной. Он сочинял оды, чтобы добиться ее расположения, но его стихи были неизменно грубы, исполнены желания покорять и обладать.
Лилеата ни за что не будет принадлежать никому другому. Раздосадованный Кхаин пришел к Азуриану и потребовал, чтобы Лилеате отдали ему. Азуриан заявил Кхаину, что он не может взять Лилеату силой и что если он не сумеет завоевать ее сердце, то не сможет ее заполучить. Разъяренный Кхаин поклялся, что если он не будет обладать Лилеатой, то она не достанется никому. Кхаин взял свой меч «Вдоводел», Убийцу Миров, и прорубил дыру в пустоте. Схватив Лилеату за лодыжку, он закинул ее в расселину меж звезд, откуда она не могла светить. Тысячу дней небеса были темны, пока Курноус, отважный и находчивый, не бросил вызов мраку расселины и не вызволил оттуда Лилеату, так что ее свет вернулся во вселенную.
Корландрилю понадобилось время, чтобы немного успокоиться. Пристыженный, доведенный до отчаяния, он укрылся среди деревьев Купола Полуночных Лесов, где прекратил рыдать и брюзжать. Корландриль отстранился от тех физических процессов, что протекали в его теле, позволив им продолжаться без всякого его вмешательства, и словно утратил зрение и осязание, обоняние и слух. Так обособлять себя, полностью отключаясь от всех внешних раздражителей, он научился, идя по Пути Грез. Замкнувшись в своих мыслях, где ничто его не отвлекало, он сопротивлялся искушению погрузиться в мемо-сон и забыть обо всем. На Пути Пробуждения он научился направлять внимание в противоположном направлении, прекращая сознательное размышление и сосредотачиваясь лишь на восприятии и отклике.
Те два Пути хорошо дополняли его выбор стать художником, но теперь они оставили его уязвимым. Его опыт взрослого был направлен на анализ и управление взаимодействием с окружающим, позже, став скульптором, он стал самовыражаться творчески, превращая мысль в деяние. Теперь же его мысли были безрадостными, даже кровожадными, и он оказался не в состоянии их выразить.
Разбираясь в своих впечатлениях и воспоминаниях, Корландриль старался постичь, что же произошло. Он не понимал, что прорвало эмоциональную плотину, которая сдерживала наиболее мрачные его чувства. Он не мог найти ответа. Скульптор был настолько взбудоражен, что уже не испытывал уверенности в том, какие же именно вопросы требовали ответа. Понимая, что нельзя позволять этим мыслям бушевать в голове, он в то же время не мог и действовать, повинуясь им. Это означало бы поддаться беспорядку и потворству своим желаниям, что и привело к Грехопадению.
Корландрилю пришло в голову отыскать терминал Безграничного Круговорота и вступить в контакт с Абрахасилем, но он тут же отверг эту идею. Не в том он состоянии, чтобы вступать во взаимодействие с Круговоротом. Его эмоциональная нестабильность наверняка привлекла бы внимание не с той стороны, если и не навредила бы по-настоящему ему или Бесконечному Круговороту. Даже если бы ему удалось в достаточной степени овладеть собой, чтобы правильно обращаться с Круговоротом, Абрахасиль не смог бы ему помочь. Ведь дело здесь было не в некоей дилемме, касающейся формы, или восприятия, или даже способов выражения. Корландриль просто не мог понять, отчего он так страдает и почему это страдание проявляется в такой разрушительной форме.
