Мервин Пик - Титус Гроан
— А нужно?
— Да. Сейчас же.
— О… вижу, мужчина. Ты видишь мужчину?
— Я же тебе о нем и сказала. Конечно, вижу.
— Плывет ко мне.
— Почему к тебе? Может, как раз ко мне.
— Почему?
— Потому что мы с тобой одно и то же.
— И в этом наше величие.
— И наша гордость. Не забывай о ней.
— Ничего, не забуду.
Обе уставились на приближающегося пловца. Лицо его по большей части либо скрывалось под водой, либо ложилось на нее щекою, чтобы набрать воздуху в грудь, а потому им и в голову не пришло, что это Стирпайк.
— Кларис, — сказала Кора.
— Да.
— Мы ведь тут единственные леди, ты да я, правильно?
— Правильно. И что?
— А то, что нам следует спуститься к воде и, когда он подплывет, оказать ему снисхождение.
— А это не больно? — спросила Кларис.
— Почему до тебя не доходят самые простые слова? — Кора обратила взгляд к профилю Кларис.
— Не понимаю, о чем ты? — пробормотала Кларис.
— У меня нет времени, чтобы давать тебе уроки языка, — сказала Кора. — Да это и не важно.
— Не важно?
— Нет. Важно другое.
— Что?
— К нам плывут.
— Да.
— Значит мы должны сойти к воде, чтобы он засвидетельствовал нам свое почтение.
— Да… да.
— Ну так пойдем, возьмем его под наше покровительство.
— Сейчас?
— Да, сейчас. Готова?
— Вот встану и буду готова.
— Ну, закончила?
— Почти. А ты?
— Да.
— Тогда пошли.
— Куда?
— Не изводи меня своим невежеством. Просто иди за мной следом.
— Хорошо.
— Смотри!
— Смотри!
Стирпайк, нащупав ногами опору, встал. Вода плескалась прямо под его ребрами, донная тина сочилась между пальцами ног, и когда он, приветствуя бывших на берегу, поднял над головою руки, яркие капли осыпались с них искристыми нитями.
Фуксию охватило волнение. Ей понравилось то, что он сделал. Внезапно увидеть их, скинуть одежду, броситься в глубокую воду, перерезать, направляясь к ним, озеро, и наконец встать, задыхаясь, с водой, бурлящей вокруг волосистых запястий — это было красиво; да и проделал он все единым духом, без подготовки.
Ирма Прюнскваллор, уже несколько недель не встречавшаяся со своим «кавалером», взвизгнула, завидев его восстающее из воды голое тело, и прикрыла лицо руками, подглядывая, впрочем, сквозь пальцы.
Нянюшка так и не разобрала, кто там такой стоит, и еще несколько месяцев после терялась в догадках.
Голос Стирпайк пронесся над мелководьем.
— Приятная встреча! — крикнул юноша. — Я только что вас заметил! Леди Фуксия! Добрый день. Счастлив снова увидеть вас. Как вы себя чувствуете? Госпожа Ирма? Простите мне мою наготу. А вы, Доктор, как вы поживаете?
Затем он наставил темно-красные, близко посаженные глаза на близняшек, ковылявших к нему, совершенно не сознавая, что лодыжки их уже поглотила вода.
— Вы промочили ноги, ваши светлости. Надо быть осторожней! Вернитесь назад! — с насмешливым опасением в голосе воскликнул юноша. — Вы оказываете мне слишком большую честь. Ради Бога, вернитесь назад!
Кричать приходилось так, чтобы ничем не выдать власти, которую он возымел над ними. В общем-то, ему было вдвойне наплевать далеко ли зайдут они в воду — пусть хоть по самую шею. Но ситуация сложилась скользкая. Благопристойность не позволяла ему продвинуться дальше к берегу.
Сестры, а таково и было его намерение, не услышали в голосе юноши властности, которой давно уж привыкли подчиняться. Они входили в воду все глубже, и Доктор, Фуксия и нянюшка Шлакк с изумлением обнаружили, что Двойняшки уже по самые бедра погрузились в озеро, величаво раскинув по воде обширные подолы пурпурных платьев.
Стирпайк на миг отвел взгляд от сестер и, беспомощно пожав плечами и разведя руки в стороны, дал понять, что не в его силах сделать что-либо. Сестры подошли к нему совсем близко. Достаточно близко, чтобы поговорить с ними, оставшись неуслышанным теми, кто стеснился теперь у самого края воды.
Негромко и торопливо, тоном, который, как знал он по опыту, мгновенно приводит их в чувство, Стирпайк сказал:
— Стоять, на месте. Ни шагу дальше, слышите? Я должен вам кое-что сказать. Если не будете стоять и слушать меня, проститесь с золотыми тронами, а они уже готовы и находятся на пути к вашим апартаментам. А теперь возвращайтесь. Возвращайтесь в Замок — в вашу комнату, иначе вас ждут неприятности.
Произнося все это, он делал знаки стоящим на берегу — бессильно пожимал плечами. Тем временем, быстрые слова его текли, гипнотизируя Двойняшек, застывших по бедра в пурпурной зыби.
— И ни слова о Пожаре — сидите дома, никуда не выходите и не с кем не встречайтесь, как сделали сегодня вопреки моему приказу. Вы ослушались меня. Сегодня вечером, в десять, я буду у вас. Я недоволен, поскольку вы нарушили данное мне слово. И все же, величие осенит вас, но только никогда, никому ни слова о Пожаре. Сесть!
От этого властного приказа Стирпайк удержаться не смог. Пока он говорил, сестры не отрывали от него глаз, и он решил убедиться в том, что в мгновенья, подобные этим, ослушаться его они не способны — что они не способны думать ни о чем, кроме того, что он внедряет в их головы усвоенным им странно низким голосом, постоянным повторением нескольких простеньких фраз. Губы его, когда он увидел, как две пурпурные куклы погружают зады в тепловатую воду, чуть изогнулись в низменном, самоуверенном удовлетворении. Только длинные шеи сестер, да схожие с блюдцами лица и остались торчать над поверхностью озера. Каждую окружали волнуемые водой подрубы пурпурных юбок.
Прямо перед собой смотрел Стирпайк, впитывая и смакуя сладостную суть ситуации, а губы его выплевывали слова:
— Ступайте назад! Назад в ваши комнаты и ждите меня. Немедля назад — и никаких разговоров на берегу.
Когда они по его приказу ухнули в воду, Стирпайк, рисуясь перед наблюдателями, схватился, как бы в отчаянии, за голову.
Тетушки поднялись, облепленные пурпурной тканью, и взявшись за руки, направились к замершим на песке пораженным зрителям.
Урок, преподанный Стирпайком, оказался усвоен ими на диво, так что они, торжественно прошествовав мимо Доктора, Фуксии, Ирмы и нянюшки Шлакк, вошли под деревья, свернули налево, в ореховую аллею, и удалились, в своего рода вымокшем трансе, в сторону Замка.
— Это выше моего понимания, Доктор! Решительно выше! — крикнул стоящий в воде юноша.
— Вы меня удивляете, милый мальчик! — крикнул в ответ Доктор. — Клянусь всем земноводным, вы меня удивляете. Поимейте совесть, дорогое дитя, поимейте совесть и плывите прочь, — нас уже утомило созерцание вашего живота.
— Простите мне присущий ему магнетизм! — ответил, отступая поглубже, Стирпайк; минуту спустя он был уже далеко, плывя прямо на Плотостроителей.
Фуксия, следя за бликами солнца, игравшими на мокрых руках юноши, обнаружила вдруг, что у нее колотится сердце. Она не доверяла своим глазам. Высокий, выпуклый лоб и задранные плечи Стирпайка отвращали ее. Он не был частью Замка, и девочка это знала. Но сердце ее колотилось, потому что он был живым — таким живым! и безрассудно смелым, казалось, никому не по силам его обуздать. Отвечая Доктору, он смотрел на нее. Фуксия не понимала. Печаль клубилась в ней подобием темной тучи, но когда она думала о Стирпайке, ей чудилось, будто тьму эту пронзает ветвистая молния.
— Я возвращаюсь, — сказала она Доктору. — Мы встретимся вечером, спасибо. Пойдем, Нянюшка. До свидания, госпожа Прюнскваллор.
Ирма произвела всем телом странно извилистое движение и деревянно улыбнулась.
— Приятного дня, — сказала она. — Все было чудесно. Более чем. Вашу руку, Бернард. Я говорю — вашу руку.
— Ты получишь ее, о белоцветная, можешь не сомневаться. Я услышал твои слова, — сказал ее брат. — Ха! Ха! ха! Вот она. Рука, исполненная трепетной красы, и каждая пора на ней взбудоражена прикосновением твоих вялых перстов. Ты примешь ее? Примешь. Ты ее примешь — но прими ее со всею серьезностью, ха! ха! ха! Со всей серьезностью, умоляю тебя ласковый лягушонок, и возвращай ее мне время от времени. Пойдем. До свидания, Фуксия, пока — до свидания. Мы расстаемся лишь для того, чтобы встретиться вновь.
Он нарочито задрал локоть и Ирма, раскрыв над головой парасоль, покачивая бедрами и выставив нос, словно компасную иглу, взяла его под руку, и так они вошли под сень древес.
Фуксия подняла с земли Титуса и уложила его себе на плечо, а Нянюшка свернула ржавый ковер, после чего и эти трое тронулись, своей чередою, в обратный путь.
Стирпайк уже достиг противного берега, и ведомая им кампания возобновила détour озера, неся на плечах толстые ветви каштана. Юноша живо шагал впереди, покручивая в пальцах трость с потайным клинком.
