Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня. Книга 2: Чёрный камень Эрхины
С тех пор дележом кабана занимался Торвард, а все остальные перечисляли свои подвиги только в порядке привычного развлечения. Эрхина относилась к мнимому слэтту благосклонно, часто посылала ему кубки, но только теперь не через Сэлу, и изредка обращалась к нему с приветливыми словами. Он отвечал так же немногословно, и Сэла, тайком наблюдавшая за этим, не знала, что подумать. Такая сдержанность Торварду была совсем не свойственна, и Сэла не понимала, о чем это говорит: о его равнодушии к Эрхине или наоборот.
Иной раз фрия приглашала его с собой, прогуливаясь по валам, на крутом склоне охотно опиралась на предложенную руку… Вся ее свита держалась в отдалении, и фрия никого не звала. Того единственного, кто находился при ней, вполне хватало. Она говорила много и оживленно, но о чем – никто не знал. Торвард выглядел спокойным, держался почтительно-бесстрастно, но никаких пылких излияний от него и не требовалось. Фрия знала, что своим вниманием доставляет ему несказанное блаженство, а какие-либо поползновения на большее с его стороны были бы дерзостью! И он, похоже, прекрасно это понимал. Такой ум и учтивость вполне возмещали его некрасивость, и вскоре фрия уже совсем не замечала его черных волос.
О самой Сэле Эрхина почти забыла и едва разговаривала с ней. Она больше не думала о Торварде конунге: ее мыслями завладел другой. Ее трогали и восхищали смелость и пылкость мужчины, который из-за любви к ней из сына конунга добровольно превратился в раба и переносил все лишения рабской жизни ради удовольствия раз в месяц мельком видеть ее. Для такого переворота требовалась отвага не меньшая, чем для всех подвигов Ниамора! Коль полюбил ее больше собственной жизни, больше собственной чести, и Эрхина невольно чувствовала признательность за такую жертвенную любовь. Но и сейчас, когда его жертва благосклонно принята, он молчит, не навязывается ей с признаниями, не наседает, требуя награды, не выпячивает свои подвиги… Он полностью признает ее право выбирать, и оттого Эрхина чувствовала все более сильное желание употребить свое почетное право в его пользу. Этот человек умеет ценить ее. А к тому же он молод, строен, украшен шрамами и ко всему прочему оказался более искусным воином, чем бывший военный вождь. Она хотела выбрать его. Сознание того, что он в ее власти, приятно грело ее самолюбие и заживляло тайную рану, которую нанес тот, другой… Другой, которого она уже забыла… или почти забыла… или твердо решила больше не вспоминать!
– Похоже, что твоему спасителю уготована редкая честь! – как-то заметила Сэле Даголин, когда однажды девушки вот так же сидели на опушке рощи, не нужные своей госпоже. – Ведь скоро – Праздник Цветов. И военного вождя у нас все нет. Но и не видно, чтобы фрия была к кому-то благосклонна. Так что, может быть…
– О чем ты?
– К Празднику Цветов должен быть избран Рогатый Бог. Господин Тьмы.
– Зачем?
– Господин Тьмы – это священный супруг Богини, – пояснила ей Дер Грейне. – А Богиня спускается в тело фрии. Избранный должен участвовать в обряде призывания луны. Обычно у нас это дело достается военному вождю, как самому доблестному из мужчин. А теперь у нас военного вождя нет. Но фрия имеет право выбирать, потому что через нее выбирает Богиня. И кого она выберет, тот будет ее мужем на весь предстоящий год. Старая фрия Эрхина выбирала Ниамора лет пятнадцать подряд.
– Только Коль не наш и в нем не возродился никто из наших древних героев! – вставила Даголин.
– В нем мог возродиться сам Харабана Старый, Всеотец! – возразила Сэла. – И не ты ли мне рассказывала, что в родах древних конунгов священный брак между братом-воином и сестрой-жрицей был частью служения Богу и Богине?
– Да, в древности так бывало, – подтвердила Дер Грейне. – Но в последние века не было таких случаев, чтобы мог быть избран потомок Харабаны. Ведь все его сыновья ушли с острова добывать себе земли, здесь осталась только его дочь Меддви, от которой и идет наш род. Но раз уж потомок Харабаны здесь есть, то я не знаю, кого можно ему предпочесть.
– В конце концов, он убил Ниамора, – сказала еще одна жрица, Торхильд. – А кто более достоин занять место военного вождя, как не тот, кто сумел одолеть предыдущего? В древние века выбирали именно так: устраивали состязание, и победитель становился вождем. И даже раб мог принять в нем участие, если боги благословляли его силой и удачей. Все происходящее сейчас уже происходило ранее. Что наверху, то и внизу.
«Уж это верно!» – подумала Сэла, вспомнив Сигурда, который добивался любви Брюнхильд в обличье Гуннара… Все, что случилось в древности, может случиться и теперь. Потому что основные законы бытия за века не меняются. Мужчины и женщины остаются те же самые, а значит, настоящие саги не стареют.
Теперь фрия Эрхина много времени проводила в храме на вершине Аблах-Брега. Она брала с собой и Дер Грейне, и Даголин, и всех прочих. Однажды, за пару дней до праздника, и Сэла, чтобы не сидеть одной, увязалась за ними, но осталась у ворот чудесного сада, скрывавшего самое святилище, – туда ей как непосвященной входить не дозволялось. День выдался теплым совсем по-летнему, и сквозь бронзовую решетку сада виднелись яблони, окутанные облаками бело-розового цветения. Узорная решетка сияла на солнце, так что было больно смотреть, на зеленой траве лежали причудливые тени, перемежаемые пятнами солнечного света, было тихо, безветренно, воздух наполняли сладкие запахи весны. Из глубины сада доносилось пение жриц. Никого не было видно, и оттого казалось, что поют сами яблони, счастливые и юные в своем весеннем уборе.
Сэла сбросила плащ на траву и села на него, с удовольствием оглядываясь вокруг и вдыхая теплый свежий воздух. Аблах-Брег не зря считался священным местом, обиталищем Богини: из самой земли здесь поднималось теплое чувство умиротворения, везде ощущались теплые токи, пронизавшие землю, воздух, тело самой Сэлы. Ни одна ветка, ни одна травинка не шевелилась здесь сама по себе, а каждое малейшее движение было частью единого слаженного танца. Хотелось встать, поднять руки и плавно двигаться в лад с движением трав и деревьев, ощущать свое родство с ними и подчиняться этому родству. Шепот ветвей был полон смысла, и этот смысл был так прост, что для его выражения не требовались слова, и притом так важен, что важнее этого еще ничего не было сказано от самого сотворения вселенной. Богиня присутствовала здесь и ласково улыбалась из ветвей цветущей яблони, радостно приветствуя Сэлу, как и каждого, чьи помыслы чисты. «Я, Богиня – души бесконечный восторг, я есть радость земли, и любовь – мой закон…» – вспомнилось Сэле, и она вдохнула полной грудью, чувствуя, что вдыхает сам дух проснувшейся и расцветшей земли, земли-невесты, готовой к встрече со священным супругом.
Я – цветущая радость зеленой весны,
Белизною луны я сияю средь звезд,
Шепчет голос мой в тайне текучей волны,
И живу я в мечтах человечьих сердец…
Слова Богини оставались живы и свежи в ее памяти, и каждая строка была как зеленая ветка, обрызганная росой. Это значит, что Богиня приняла ее в круг своих детей. Ибо путь к Богине есть любовь и восторг перед ее вечной красотой. Чтобы войти в нее, надо впустить ее в себя.
Вдруг на нее упала тень. Быстро подняв голову, Сэла увидела Торварда и вздрогнула от неожиданности. В ней вспыхнула радость – только его ей и не хватало до полного счастья, – но тут же Сэла в испуге огляделась: не видит ли кто? Все старания фрии не допустить их встречи приучили ее смотреть на такую встречу как на нечто недозволенное.
Торвард кивнул и сел на траву возле нее. Волосы у него уже начали отрастать, он их зачесывал назад и перевязывал куском тесьмы через лоб, чтобы не падали на глаза. Вид у него стал непривычный: усталый, равнодушный и отрешенный. Его как будто заколдовали!
– Это ты или твоя тень, о Господин Тьмы? – тихонько спросила Сэла.
– Пока еще я, – ответил он и посмотрел на нее. – Но это, похоже, ненадолго.
– Что с тобой?
Он помолчал, сорвал травинку, пожевал, потом опять бросил и вздохнул:
– Надоели мне эти туалы! Только и разговоров, что о подвигах. Может, это они передо мной так выделываются, а между собой как люди, но… Надоели, сил нет. Как свои подвиги кончатся, так за чужие принимаются. Ты знаешь, когда Ки Хилаинн жил? Шестьсот лет назад! А они все его подвигами упиваются, как будто с тех пор больше ничего не случилось! Нет, я домой хочу!
– И я хочу! – Сэла вздохнула. – Богиня Фригг! Я чуть не забыла, я же тебе так и не рассказала! Слушай меня!
Она придвинулась к нему вплотную, схватила за руку и зашептала:
– Я видела Сольвейг! Ну, Сольвейг, сестру моего отца! На рассвете после Праздника Птиц, помнишь? Она стояла в воде, и я говорила с ней! Она пообещала, что проведет меня по воде через море и через Землю Тьмы. Я должна в ночь Праздника Цветов взять черный камень, и тогда она уведет меня! Я только не знаю, как я оставлю тебя!
