Сергей Шведов - Око Соломона
– Боюсь, что это только начало, – негромко заметил паниперсеваст Таронит, и окинул грустным взглядом стены, украшенные драгоценными камнями.
Византийский трон Алексей занял по праву сильного, сбросив в небытие никчемного Никифора Вотаниота. За пятнадцать лет своего правления, прошедших в бесконечных войнах с тюрками, норманнами, половцами и печенегами, басилевс показал себя опытным полководцам. Он потерпел немало поражений, но все-таки сумел отстоять значительную часть империи, доставшуюся ему от неумелого предшественника. Крестовый поход, предпринятый франками по наущению папы Урбана, мог окончательно погубить Византию, но мог способствовать ее возрождению. Это понимали все чиновники, собравшиеся во дворце, это понимал и сам император Алексей. Сведения о движении армий крестоносцев поступали из всех приграничных провинций. Франки продвигались несколькими колоннами, и численность их повергала в ужас не только византийских мужей, но и владык сопредельных земель. Король Венгрии Коломан уже успел столкнуться с крестоносцами Готфрида Бульонского и нанести им значительный урон. В Константинополе с тихим ужасом ожидали, когда эти вооруженные до зубов многочисленные отряды, не имеющие единого командования, обрушатся на разоренные бесконечными войнами византийские города и села.
– Где сейчас находится султан Кылыч-Арслан? – спросил Алексей у кесаря Никофора.
Кесарь Никифор Мелиссин был третьим человеком в империи согласно табели о рангах, составленной басилевсом. Он даже имел право по торжественным случаям носить диадему, похожую на императорскую, но значительно уступающую ей богатством отделки. К сожалению, Мелиссин в последнее время слишком пристрастился к вину, и хотя сегодня он явился к императору совершенно трезвым, неуемные возлияния последних дней отразились на его памяти. Кесаря выручил протовестиарий Михаил, человек достаточно молодой, не утративший еще ни памяти, ни ума.
– Султан осадил Милитену. У него сейчас война с капподокийским эмиром Даншимендом.
Алексей бросил на оплошавшего кесаря злой взгляд и благосклонно кивнул осведомленному протовестиарию. Сиятельный Михаил, несмотря на свою относительную молодость, а ему совсем недавно исполнилось тридцать пять, уже успел занять при императорском дворе вполне приличную должность хранителя императорской казны. Конечно, Михаилу поспособствовал его тесть великий друнгарий Константин Котаколон, но и сам новоиспеченный протовестиарий был человеком расторопным, способным многое сделать для процветания империи.
– Передайте друнгарию Константину, чтобы он погрузил весь этот сброд на галеры и переправил через Босфор.
– Но ведь их перебьют турки? – удивился кесарь, чем вызвал новый приступ гнева у басилевса.
– Уступите им крепость Цивитот, – распорядился Алексей. – Если у этих людей есть хотя бы крупица разума, то они дождутся там подкреплений.
Нельзя сказать, что друнгарий Константин был огорчен распоряжением императора, переданном ему протовестиарием Михаилом, тем не менее, он счел своим долгом перекреститься и заказать в соседнем храме молебен за упокой душ тех несчастных, которых ему предстояло переправить в Тартар. Он уже имел возможность побеседовать с вожаками этого беспримерного похода, составил о них весьма скверное мнение и не замедлил поделиться соображениями со своим зятем.
– Варвары, – со вздохом произнес он, глядя как тысячи оборванцев грузятся на его суда. – Они загадят вшами все мои галеры. Кой черт понес их в такую даль?! Неужели эти скоты не могли сдохнуть в хлевах их породивших.
Михаилу приходилось прежде сталкиваться с франками, благо их в Константинополе хватало, но это были либо торговцы, либо спесивые рыцари. Простых франков протовестиарий видел едва ли не впервые в жизни. И пришел к выводу, что по внешнему виду они мало чем отличаются от византийских землепашцев. Те же огромные натруженные руки, те же опаленные солнцем лица и даже взгляды, которые они бросали исподлобья на византийских вельмож, были те же самые, в лучшем случае настороженные, в худшем – ненавидящие. Справедливости ради надо отметить, что среди вооруженных кольями и дубинами оборванцев, на которых кроме рваных рубах и куцых плащей ничего не было, попадались и хорошо снаряженные воины, в кольчугах и с мечами у пояса.
– Кукупетр мне хвастался, что ему удалось увлечь за собой почти три сотни рыцарей и до тысячи пеших и конных мечников, – усмехнулся великий друнгарий. – Самое смешное, любезный Михаил, что босоногий проповедник надеется взять Никею еще до подхода главных сил. Я попытался его переубедить, но он меня заверил, что ему помогает сам Христос. Эти безумцы разорили несколько наших городков и возомнили себя непобедимыми.
Сиятельный Михаил был человеком сугубо мирного склада, о воинском деле он имел смутное представление. Но даже хранителю императорской казны было ясно, что эти люди будут истреблены сельджуками раньше, чем успеют достичь столицы Румийского султаната. Сельджуки рождаются в седле. Их конница сметает со своего пути хорошо обученные византийские легионы. Воинственные арабы, наводившие прежде ужас не только на Византию, но и на Европу, вынуждены были отступить под напором орд диких кочевников. А эти практически безоружные люди, не знающие воинского строя, будут истреблены при первом же натиске степных коршунов.
– Проклятье! – воскликнул Константин и даже притопнул в раздражении сапогом по деревянному настилу пристани. – Где я мог видеть этого человека?! Никак не могу вспомнить.
– О ком ты, великий друнгарий? – удивился Михаил, с интересом наблюдая, как к адмиральской галере приближается десятка два всадников во главе с ослом. То есть, сначала протовестиарий заметил именно осла, а уж потом человека на нем восседающего. Кукупетр выглядел именно так, как его описывал логофет Илларион, то есть был мал ростом, плешив и бос. Его коричневый плащ до того износился во время похода, что напоминал грязную тряпку, прикоснуться к которой побрезговал бы последний нищий Константинополя. В лице этого пятидесятилетнего человека тоже не было ничего примечательного. Трудно было понять, как и чем он увлек за собой такую массу людей.
– Видишь того молодца на белом коне?
Человек, на которого кивнул Константин, был, скорее всего, рыцарем, на это указывали кольчуга, меч у пояса и заводной конь, груженный поклажей, которого он вел в поводу. К поклаже было приторочено копье и щит с изображением дуба, пронзенного молнией. Протовестиарий знал об обычае франков расписывать свои щиты рисунками, в основном животных, но что означал данный символ, он даже не пытался угадать. По виду франку было лет тридцать. Он выделялся среди своих смугловатых спутников светлыми волосами и удивительно большими зелеными глазами.
– Он больше похож на руса, чем на франка, – пожал плечами Михаил. – Прежде их немало было в гвардии Никифора Вотаниота.
– Слишком молод, – покачал головой Константин. – А среди варангов Алексея русов почти не осталось, там служат британцы.
От свиты, сопровождающей Кукупетра, отделился всадник и неспеша подъехал к византийским вельможам. Плащ у этого человека был из дорогого генуэзского сукна, а эфес меча отливал золотом.
– Виконт Гийом де Мелен, – назвал он себя, глядя на византийцев недобрыми глазами. – Прикажешь грузиться, великий друнгарий?
– Грузитесь, – махнул рукой Константин и тут же, спохватившись, добавил: – Как зовут того молодца на белом коне, виконт?
– Венцелин фон Рюстов, по-моему, он из саксов.
Имя ничего не говорило ни друнгарию, ни протовестиарию. Константин поморщился, пожал плечами и обернулся к своему зятю:
– Думаю, это ненадолго, Михаил. Передай Зое, чтобы не волновалась. Война закончится раньше, чем она успеет соскучиться о своем отце.
Крепость Цивитот, которую император Алексей предложил крестоносцам в качестве временного прибежища, давно уже потеряла статус оборонительного сооружения. Внешние стены ее до того обветшали, что грозили рассыпаться в прах от первого же прикосновения. Тем не менее, Петр, посовещавшись с ближними рыцарями, решил именно в ней разместить женщин и детей, сопровождавших паломников в этом беспримерном походе. Правда, рыцарь Венцелин фон Рюстов считал, что женщин и детей лучше бы отправить обратно на византийские галеры, дабы понапрасну не рисковать их жизнями, но понимания не встретил. Во-первых, Венцелин был чужаком в свите блаженного Петра, а во-вторых, он явно не понимал, зачем эти люди отправились в поход.
– Я обещал женщинам рай, – холодно заметил Петр. – И не стану захлопывать двери у них перед носом.
Венцелин фон Рюстов пристал к воинству Петра в одиночестве, при нем не было ни оруженосца, ни сержантов. Разумеется, никто не собирался пенять рыцарю за бедность, не позволившую ему обзавестись положенной по статусу свитой, ибо в таком же положении находились многие благородные спутники Петра Отшельника. Такие, например, как Вальтер Неимущий, рыцари Симон и Матвей. Последние трое наряду с виконтом Гийомом Шерпентье составляли ближний круг проповедника. Их при желании можно было назвать главарями разношерстного войска, составленного из людей никогда не бравших прежде в руки оружия. Простолюдины не доверяли рыцарям, а рыцари побаивались простолюдинов. Венцелин за месяц нахождения среди крестоносного воинства близко сошелся только с одним человеком, каноником из Кельна по имени Фрумольд. Дабы принять участие в святом деле, каноник отдал все свое имущество монастырю, а взамен получил три марки золотом и десять марок серебром. За эти деньги он купил коня, меч, кольчугу, снарядил пять пехотинцев и по доброте душевной кормил их всю дорогу. На коне каноник худо-бедно держался. Но меч оказался слишком тяжел для этого худенького, невысокого человека. Венцелин попытался обучить Фрумольда владеть оружием, но вскоре убедился, что это бесполезно.
