Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
К полудню все как-то наладилось — во многом благодаря пегой красотке, обладавшей удивительно плавной рысью, ну и погодка выдалась славной, да и Лагартос не только шадди умел варить. Кэналлийцы не отказали себе в удовольствии поохотиться на чесанувшую от Старой Барсины погань. Оказалось, что трусливей всего мародеры и дезертиры вели себя у развалин, удрав же подальше, они непонятным образом осмелели настолько, что не только огрызались, но и нападали. На превосходящего противника. Лагартос этого не понимал, Валме тоже, но понять хотел, так что время в пути пролетело незаметно.
Сэц-Гайярэ оказался стройным светловолосым человеком, отдаленно напоминавшим Савиньяков и еще кого-то. Пора было обедать, и Валме предложил проделать это в саду, честно предупредив, что на голову может свалиться груша. Гость не испугался, он вообще не производил впечатление пугливого. Когда принесли похлебку, сотрапезник знакомо опустил голову, и все стало на свои места. Особенно след на руке покойного полковника Нокса, о котором говорил милейший Габайру. Рокэ не говорил, но это ничего не значило.
— Герцог Алва вспоминает о вас с признательностью, — заверил Марсель, бросая Котику кусок зеленой кэналлийской лепешки, которую ставили в печь уже с соусом. — Но я не думал, что от Гайярэ уцелело что-то, кроме замка.
— Графиня Савиньяк полагает, что уцелел я, хотя в любом случае я остаюсь незаконнорожденным.
— Насколько я понимаю, графиня в безопасности?
— Да. Она об этом пишет вашему отцу.
— Я уже вскрыл одно адресованное ему письмо, это себя оправдало, но поступать так раз за разом дурно. Вы не могли бы меня просветить относительно судьбы графини и баронессы Капуль-Гизайль?
— Извольте. — Незаконнорожденный ел быстро, но красиво, что всегда внушало Марселю симпатию. — Графиня Савиньяк хотела видеть своего старшего сына. Я должен был ее сопровождать, но за Кортоной нам посчастливилось встретить разведчиков — «фульгатов» из армии Лионеля Савиньяка. Графиня продолжила свой путь, а я, полагая поручение исполненным, отправился на юг.
— Папенька будет дарить вам астры, — предупредил Валме, приступая ко второму куску мяса. — Не берите, на них заводится мучнистая гниль. Что случилось с баронессой?
— Она умерла. — В голосе бывшего Пьетро прорезалась бывшая же отрешенность. — Последней в живых ее видела графиня. Я как мог осмотрел тело, но причины смерти не обнаружил. Это мог быть яд, или внезапно проявившаяся болезнь, или… что-то другое.
— «Что-то»?
— У любой смерти есть причина. В том положении, в котором мы находились, я смог бы заметить разве что следы прямого насилия. Их не имелось.
— Грустно. — Марсель приподнял бокал. Новость виконту не нравилась, хуже того, она огорчала, удручала и порождала цепочку сложностей. — Что было потом?
— Мы с моим товарищем похоронили умершую в тайнике в Огородном предместье. К сожалению, я еще не принял постриг, и прочитанные мной молитвы не являются заупокойной службой. Графиня Савиньяк считает, что герцогу Эпинэ о смерти баронессы должен сообщить его высокопреосвященство.
Валме присвистнул. Это вырвалось само собой и было неприлично, но виконт в самом деле был расстроен куда больше, чем от себя ожидал. Марианна по праву считалась Звездой Олларии и погасла, когда та свихнулась! Началось с пропавших цветочниц и погасших улыбок, кончилось погромами и смертью красавицы, которую умудрился полюбить бедолага Эпинэ.
— Вы играете в карты? — уныло спросил Марсель.
— Я знаю, как играют. — Пьетро поднял глаза; оказывается, он мог смотреть и прямо, что немало увеличивало его сходство с Савиньяками. — Вы хотите разыграть роль черного вестника в тонто?
— Воистину, сынам церкви приходят в голову смелые мысли. Нет, я хотел сказать, что вашу неприятную даму, увы, бьет Повелитель Кошек… Его высокопреосвященство Левий умер на руках у герцога Эпинэ и ничего никому больше не скажет. Среди беженцев затесалось несколько «бесноватых», один из них бросил камень, но смерть, если верить брату Анджело, произошла от разрыва сердца. Я не очень понял, что это такое, вроде бы кровь не доходит куда надо. Когда такое случается — лечить поздно, а до того ничего нельзя понять. Впрочем, не будь удара, ничего бы не произошло, по крайней мере тогда.
Гляди Марсель собеседнику в лицо, он вряд ли что-то заметил бы, но расстроенный виконт смотрел на стол, вот и увидел, как державшая нож рука сжалась так, что побелели костяшки пальцев.
— В таком случае, — а вот голос еще не монаха оставался ровным и негромким, — я бы подождал с известиями о баронессе до возвращения графини Савиньяк.
2На то, что Мелхен захочется слушать про войну, Давенпорт не надеялся, но именно о войне и завела речь баронесса Вейзель. Хозяйка, молчаливая шатенка, очень похожая на Валентина, вышивала у окна, время от времени поднимая от работы светло-серые, почти серебристые глаза. Придд сидел рядом с сестрой, в разговор он почти не вмешивался, только однажды остановил негодующего Катершванца, но было уже поздно: супруга генерала Вейзеля успела вынести приговор, и обжалованию он не подлежал.
— Если б Хербсте защищали как следует, дриксы и сейчас топтались бы на северном берегу.
— К сожалению, все сложилось иначе, — негромко произнесла графиня Гирке. — О том, что предшествовало сражению, и о самом сражении мне рассказал муж, но что было дальше?
— Дальше мы считали тех, кого потеряли, — громко сказал Катершванц. — Это был очень черный вечер и очень больная ночь.
— Но ведь она прошла. — Серебристый взгляд коснулся Чарльза. — Не правда ли?
— Сударыня, — Да вен порт слегка поклонился, — вы совершенно правы, не будем вспоминать о потерях. После подхода Савиньяка наше положение заметно улучшилось, а Бруно стал намного осторожней.
— Гуси боятся попадать под копыта оленя, которые очень острые есть, — не преминул ввернуть Катершванц. — Бруно не может знать, какой из близнецов самый умный, но он знает, что делал с дриксами маршал Лионель, и не хочет получать от маршала Эмиля второй Ор-Гаролис. Наш Чарльз бывал в первом, но он скромный есть и не любит говорить про свою доблесть.
— Это так? — удивилась графиня. — Вы вчера ничего не сказали.
— Я слишком хорошо помню Эйвис, — буркнул Чарльз, испытывая острое и несправедливое желание стукнуть Иоганна чем-нибудь тяжелым.
— Ты слышишь, Мелхен? — Баронесса Вейзель схватила воспитанницу за руку. — Капитан Давенпорт видел, что надо делать с дриксами, влезшими в чужой дом. Перехватить на марше, разбить и отобрать осадный парк. Лионель Савиньяк это понял, хотя он и не сумел сохранить трофеи.
— Сударыня, он смог сохранить армию и вырвать у Хайнриха мир, — не согласился Чарльз и осознал, что защищает кошачьего маршала, не переставая на него злиться.
— Не могу с вами не согласиться, — чуть ли не в первый раз подал голос хозяин. Говорил он тихо и словно бы с трудом — пуля в грудь не шутка. — Савиньяк не за трофеями охотился, а добывал мир для Бергмарк и Надора, а значит, подкрепления для Западной армии. Нельзя сохранить все, поэтому маршал пожертвовал трофейными пушками. Он пожертвовал бы и большим.
Чарльз мог бы добавить, что Проэмперадор Надора пожертвовал бы всем и всеми, включая себя, но промолчал, понимая, что не сможет объяснить, почему ему, капитану Давенпорту, это поперек горла. Графиня вернулась к своей вышивке; кажется, это были гнущиеся над водой тростники. Баронесса Вейзель объясняла генералу и полковнику, что надлежало делать маршалу, Катершванц слушал и соглашался, Мелхен молчала, глядя в окно, за которым голубело озеро. У нее были удивительные глаза, не карие, а золотистые, как кагетские топазы. Давенпорт смотрел на девушку и думал, как найти подходящие камни, пока не сообразил, что его поведение становится неприличным. Капитан заставил себя перевести взгляд на обронившую наперсток хозяйку. Досадливо поморщившись, графиня наклонилась прежде, чем кто-то из мужчин успел оказать ей услугу. Когда женщина выпрямлялась, выпущенные поверх диадемы локоны немного сбились в сторону, и стало видно, что виски у графини Гирке совсем седые.
3С лошади Марсель слез, тоскуя о пузе. Врать и умалчивать дипломату проще, чем адуану, пузо же способствовало дипломатичности. Пристегивая его, виконт словно бы спускал с цепи незримого, но очень бдительного пса, но пузо сгинуло в Олларии. Было бы забавно, если б его отыскал дорвавшийся до посольских особняков Салиган, хотя об урготские тайники обломает зубы и он.
— Помнишь перепелов по-урготеллски? — спросил виконт Котика, тот умильно улыбнулся и тут же получил пряник. Прошлое эту чистую и живущую днем сегодняшним душу не смущало, даже если было вкусным. Валме присел на корточки и заглянул волкодаву в глаза. — Тебе, между прочим, еще Эвро утешать. И что ты ей скажешь?
