Андрей Посняков - Дальний поход
– Ах, мила моя, люба…
Матвей с нежностью погладил сидевшую на нем красавицу по спине, чувствуя, как от изысканных любовных ласк улетает, поднимается куда-то в черное, блистающее далекими звездами небо.
– Ничего… – шептала про себя Митаюки-нэ. – Скоро, уже очень скоро я сделаю тебя вождем… А уж дальше – посмотрим. Великие боги черного солнца помогут мне.
– Я тоже тебе помогу, девочка, – подслушав мысли юной колдуньи, ухмыльнулась Нине-пухуця, нынче выбравшая себе в ночные утешители молодого пономаря Афоню. – Помогу… до тех пор, пока это мне будет надо. Народ сир-тя выродился и не должен иметь того, что имеет. Пусть возрождается – через кровь! Спи, спи, дурачок…
Ведьма в образе молодой девы погладила юношу по груди…
– Или ты, может быть, еще хочешь ласк? Так у меня их для тебя будет…
– Я даже не знаю, как тебя зовут…
– И не надо знать. Я для тебя просто – дева.
Едва слышно рассмеялась в темноте шатра старуха Нине-пухуця, через некоторое время тяжело задышал Афоня… дернулся, чувствуя, как трепещет в жарких объятиях молодое тело, как восхитителен вкус девичьих губ и сосков, как…
Жаркое лоно колдуньи приняло его, и юноша закатил глаза – волшебный миг опустошенья был так близок…
Глава II
Весна 1584 г. П-ов Ямал
Золото и девы
Два доверху груженных мамонтовой костью струга отвалили от острова на рассвете, сразу же после торжественного молебна, устроенного отцом Амвросием со всем надлежащим тщанием и самой искренней верой. В небольшой церкви Святой Троицы собрались все, кто нынче отправлялся в плавание, остальные дожидались снаружи. Отстояв службу и причастившись, казаки пустились в долгий путь с легким сердцем. Кольша Огнев – за старшего, с ним еще один молодой казак – грамотный да умный Ондрейко Усов, на втором струге – точнее сказать, на первом – старшой Силантий Андреев, с ним Ондрей Зубатов за кормщика, тоже опытный человеце, хоть и в грамоте не силен. Афоня Спаси Господи – тоже послан, заместо священника, уж какой есть. Вдруг да в походе что? Отпеть кого – не дай бог! Или так, у Господа попросить заступы? Походу этому парень и рад был – искушение бесовское пущай тут останется, а там уж по возвращении… там видно будет!
Отец Амвросий молился за всех, молился и Маюни – отойдя в ельник, бил в свой бубен, едва не спугнув старую ведьму Нине-пухуця, пытавшуюся было отвести глаза юному остяку – да вот только не по зубам оказался ей этот смуглый русоволосый парень с глазами цвета еловой хвои – шаман, внук и правнук шамана…
– Уйди, уйди! Калташ-эква тебя забери, да-а!
Маюни отмахнулся бубном от вынырнувшей из-за елей тени – и та исчезла, пропала и лишь, злобно шипя, следила за уходящим к острогу отроком из-за старого, обросшего седым мхом валуна. Да, неожиданную силу почуяла в Маюни старая и злобная Нине-пухуця! Мальчишка явно мог быть опасен, и это следовало предусмотреть, избавиться от парня, как только подвернется удобный случай… или – лучше – самой этот случай и сладить, и тут могла бы помочь молодая и еще сопленосая Митаюки-нэ, вдруг возомнившая себя великой колдуньей. Да, девчонка талантлива, но ей еще учиться и учиться всему… далеко ей до Нине-пухуця, как луне до солнца! Впрочем, двум колдуньям сир-тя, оказавшимся среди белокожих дикарей, ссориться вовсе не нужно – себе дороже обойдется. Не-ет, тут надо действовать вместе, тем более пока так выгодней…
– Здравствуй, бабушка! – Митаюки-нэ выглянула из-за елки, словно бы давно поджидала ведьму…
– Пусть будет и с тобой благоволенье великой Праматери Неве-Хеге, – как ни в чем не бывало улыбнулась Нине-пухуця. – Чую, отстояла ты своего защитничка… Что-то от него хочешь, ага… А от меня что хочешь? Не зря ведь тут поджидала, да?
– Не зря, – честно призналась дева. – Дело у меня к тебе есть, славная Нине-пухуця. Очень важное и полезное для нас обеих дело.
Митаюки прищурилась и продолжила уже куда тише, хотя кто их мог подслушать здесь, в ельнике?
– Неизвестно откуда взявшаяся казачка Елена… и еще одна дева – вроде как из наших, из сир-тя, но тоже непонятно откуда… Это ведь все ты, бабушка?
– Самка гнилозубого спинокрыла тебе бабушка! – зло хмыкнула старая ведьма.
– Ой, прости, – девушка поспешно поклонилась. – Я вовсе не хотела обидеть, клянусь.
– Вижу, что не хотела… а чего хотела – не говоришь!
Митаюки вдруг улыбнулась:
– Так ведь сказала уже почти. Все эти девы… ну, которые – ты…
– А-а-а! – покивав, довольно протянула Нине-пухуця. – Вон чего ты замыслила… Недурно, недурно. Поглядим только, что из всего этого выйдет.
– Так ты, уважаемая, поможешь?
– Помогу, помогу, зря-то глазищами не сверкай. Иди уже. Все как надобно слажу…
Дева недоверчиво сверкнула глазами:
– Откуда ты зна…
– Да уж знаю! Иль ты думаешь, в мое время в доме девичества хуже, чем тебя, учили?
Старая ведьма пригладила седые космы и почмокала губами:
– Помню я, как ты водицы мне подала. Одна… из всех. Помню. Ступай, сказала. Сделаю все, как надо.
Митаюки-нэ и сама не стала сидеть сложа руки – дождавшись, когда дражайший супруг уйдет с другими казаками в море за рыбой, быстренько выбежала во двор, сварила приворотное зелье – маралов корень, клевер с душицею припасла заранее, теперь осталось волос и кровь раздобыть. И главное – быстро все сделать, быстро, тем более что и случай удобный представился – с обеда все женщины чистили остатки вчерашнего улова – коптить да солить.
Собрались на просторном дворе острога, под солнышком, защищенные от пронизывающего морского ветра высокими стенами, уселись в ряд да принялись пластать ножами припасенную еще вчера рыбу. У всех получалось ловко – и у русских дев, и у сир-тя. Тертятко старалась – никто угнаться не мог, даже соседка – незамужняя девица Олена, статная, темноглазая, чернобровая, с тугой налитой грудью. Многие казаки на нее восхищенные взгляды метали, особливо молодой Семенко Волк, однако Олена никому не давалась, отказывала… потому что – дура, так дружно решили Тертятко и Митаюки-нэ. Уступила б одному, другому, и сама б довольна была, и вообще могла бы словно знатная женщина жить, а так… Хотя рыбу-то в остроге нынче все чистили, не чинясь, даже жена атамана Настя.
Шваркнув на подстеленную рогожку кровавые рыбьи кишки, Митаюки припрятала в рукав острую косточку, да, выждав, когда как сидевшая рядом Олена опустила руки в таз – сполоснуть, – сделала то же самое, ловко уколов деву костью. Олена и значения этому не придала – подумаешь, поцарапалась, бывает.
А колдунья юную кровь чужую ладонью своей накрыла, дабы случайно не смыть, сунула незаметно косточку за рукав кухлянки (а уж волос-то Оленин вытащить и вообще никакого труда не составило), потом, как смугленькая Устинья – ее была очередь – начала возиться с обедом: костер, котел, и та же рыба, встала подмогнуть… потом отлучилась вроде бы за дровишками, сама же живенько в свой двор скользнула, очаг распалив, в котелке вскипятила отвар – колдовское зелье на мараловом корне, косточку окровавленную туда сунула, волос, заклинанье прочла… И, в кувшинчик отвар перелив, из дому вышла.
Невдалеке, у воротной башни, прохаживался караульный, младой казачина Кудеяр Ручеек, рябой, чубатый. Не вышло с дядькой Силантием на Печору-реку идти, да Кудеяр особенно-то и не рвался – чего зря ради туда-сюда мотаться – мало ли в остроге заботы? Тем более, может, и набег какой сладится – золотишко да полоняницы юные доброму казаку не помешают. Таких бы вот полоняниц, как вот эта Митаюка! Глазастенькая, курносенькая, крутобедрая… а уж титьки! На первых-то порах, сразу после пленения, кто ее только не пользовал, вот и Кудеяр тоже – с той поры, как видал Митаюку, ухмылялся, правда, давно уж не подмигивал охально – у бывшей пленницы нынче почти законный супруг имелся… пусть даже не венчанный – справный казак Матвей Серьга, уж с таким не пошутишь.
Вот и сейчас, едва только показалась рядом Митаюка, Кудеяр Ручеек поспешно отвернулся, краем уха прислушиваясь к легким шагам… А они, шаги-то, за его спиной вдруг затихли. И вкрадчивый голос спросил:
– Не жарко в кафтане-то?
– Не жарко, – забыв про все опасения, с готовностью обернулся ватажник. Светлые глаза его жадно поедали девчонку… пока только глаза, но хотелось бы… и главное ж – было, было! Эх, если б не Матвей Серьга.
– На-ко вот, друже, испей! – Митаюки-нэ протянула парню кувшинчик с варевом. – Вкусный сбитень.
По-русски дева давно уже говорила очень хорошо, навострилась, как и подружка ее, Тертятко, сожительница приятеля Кудеяра Ухтымки. Эх! И почему только Ухтымке так повезло? Зачем атаман девок пленных не стерег? Вот те убежали, теперь бы новых надо. А новых – значит набег. Так и то – давно кровь не тешили. Золота не добывали! Колдуны и позабыли, поди, что есть на свете казаки-ватажники! Даже и соглядатаев их на драконах летучих в последнее время не видно. То ли задумали чертовы язычники какую-то пакость, то ли выжидали неизвестно чего.
