Слава для Бога (СИ) - "Дед Скрипун"

Ну и какая же свадьба без хмельного. Бочки с медом по всему двору расставлены, подходи, черпай братиной и пей, но меру знай, не то все веселье в угаре пьяном пропустишь. Да тут еще Прун-батюшка удружил, пятью бочками нектара божественного одарил свадьбу. Не пробовали до селя такого люди. Чудно божье питие, как нектар по нёбу, и в горло благодатью проскальзывает, и голова от него кружиться, и петь хочется. Так не держи в себе, дозволь радости криком вырваться!

Горько!!!

Молодые сидели в центре главного стола. По правую руку Перун, Додола и князь Первоградский, по левую Даждьбог Морена и княгиня. Отказался до этого Рар Славу к жениху в роли отца выводить, как узнал, что Даждьбог Анисью поведет, счел себя недостойным и отказался, а сын все на Перуна и перекинул: «Ты батюшка поглавнее и попочетнее меня будешь, тебе и весть к венцу обеих». Но Перун не в обиде, он счастлив, сам вывел, сам руки внука и Славуни связал, теперь сидит и гордо улыбается.

— Пойдем дочка, посплетничаем немного. — Склонилась к Славе Анисья.

— Куда? — Удивились два жениха да все боги разом.

— А вот не скажу. — Засмеялась женщина. — У нас, у невест, свои секреты. — Она подхватила Славу под локоток и увела в терем.

— Пусть поболтают. — Повернулся Перв к удивленному Богумиру. — Видимо еще не все слезы выплакали.

Волноваться нечему, свадьба гудит, но город под охраной. Караулы ни спят, да боги, те, которых на свадьбе нет за порядком приглядывают, дурного не допустят.

Орон прилетел как-то неожиданно. Сел перед женихами на стол, пьяно хрюкнул смешком, и выпалил:

— Беда у нас. Невесту скрали!!! Ой беда, беда кака. — Он замотал головой. — От коль только и взялись эти тати тута коварные?! Скрали женок, теперича выкуп требуют! Ой немереный выкуп, неподъемный! Уж я торговался с ними, торговался, уж уговаривал, уговаривал, не осьмушку не уступают нелюди, грозятся вовсе не отдать девок.

Три ладони, в один миг прижали пернатого к столу, вдавив его в надкусанную кем-то кулебяку.

— Кто! — Рявкнули и поднялись Перв, Богумир и Перун одновременно.

— Пустите дурни. — Заверещал вмиг протрезвевший ворон. — Удавите окаянные. — Он дождался, когда три руки отстранятся от него, встал, злобно передернув перьями, покосился на сжатые кулаки, подскочил к бокалу Богумира, надолго присосался, гулко глотая, а потом развернулся и сплюнул:

— Думал там мед хмельной, а там квас, совсем забыл, что молодым в первый день нельзя. Выпить есть? — Он обернулся к Даждьбогу, но наткнулся на грозный взгляд княгини, и махнув обреченно крылом, сел, вытянув ноги. — Може споем тогда?

— Не томи, голову откручу. — Рявкнул на него Перун. — Говори, сколько хотят, все дам, но потом найду, и на ленточки порежу, на том слово даю.

— Ой испугался. — Хмыкнул ворон, почесав себе лапой голову. — Бочку квашенной капусты требуют, и две бочки меда. — Выпалил он скороговоркой, и подскочив уже к кружке князя, присосался к хмельному там.

— Что?.. — Выдохнули недоуменно, одновременно Перв, Богумир и Перун. — Посмотрели друг на друга, растерянными глазами, в которых медленно наливалось понимание, и рассмеялись.

— Будет и им и капуста, и мед, пускай невест сюда ведут. Неча там таится. Пусть люд столичный видит, что духи в самом деле существуют. Пусть на свадьбе, за столом, с нами посидят, порадуют. — Проглатывая слова, хохотом пробасил Перун.

— Капусту вперед. — Из дверей показался пошатывающийся Филька с храпящим на плече Светозаром, икнул, постучал того по голове согнутым указательным пальцем. — Вставай, чего завалился, не время сейчас для отдыха, время выкуп забирать.

Светлячок открыл один пьяный глаз, посмотрел на говорящегося друга, снова закрыл, и буркнул:

— Не бузите, оба, и ты Филька и брат твой, не в духе я, устал, чуток посплю, и дальше пить будем.

Домовой еще раз на него посмотрел, безвольно уронил голову на грудь, изобразив согласие, и поднял пьяные глаза на хохочущего Перуна.

— Прошу предоставить выкуп на пробу, вдруг бочонок перекисший, али недосоленный, али плеснули туда чего непотребного. — Он еще раз икнул, сел, облокотившись о столб, держащий крышу крыльца. — Тут буду ждать. — Хрюкнул и захрапел.

— Вот так духи у нас. — Прокатился по столам хохот. — Они же пьяные. Лыко не вяжут...

— Видать мед весь у меня в погребе вылакали. — Рассмеялся Перв. — Не поленюсь, замок повешу.

— Так, а невесты то где? — Вновь прокатилось по столам шепотом.

— Вот ведь шельмы. — Выглянула из дверей терема Анисья. — Иди Славушка, посмотри, как наши тати выкуп с женихов требуют. Мы там как дурочки сидим ждем, а они тут дрыхнут.

Город утонул в дружном хохоте. Дома затряслись от смеха, но ни Филька, ни Светозар даже не поморщились, они храпели дуэтом, и причмокивали, соревнуясь друг с другом, кто громче это сделает.

Орон сел на плечо Богумира:

— А я говорил им, что сначала надо дело сделать, а потом медом наливаться, а Филька мне: «Не учи, домового еще никто перепить не смог, и тебе, то не по плечу». Вот и налакался дурень, и светляка еще споил, а у того душа тонкая, ранимая, изжогой поутру мается будет. — Он всхлипнул. — Жалко козявку.

— Пусть спят. — Поднялся Перун. — Сегодня все можно. — Он повернулся к сидящему неподалеку Лелю, над головой которого кружилась волшебная свирель и тихонечко мурлыкала веселую песенку. — Давай плясовую! Душа требует! Я со своей новой внучкой в круг пойду. — Он посмотрел на появившуюся из дверей Славу. — Давай дочка, уважь деда. Пусть молодежь мне позавидует.

Ухнула оркестром свирель, застучала барабанами, загудела гуслями, запела свирелями. Где еще такое услышишь, если не на свадьбе богов.

Вышел в центр Перун, расправил плечи гоголем, и пошел в присядку вокруг Славуни, ну ногами кренделя выписывать, а та зарделась румянцем, засеменила красными сапожками по земле, словно лебедь по озеру поплыла. Не выдержал и Перв, подсочил, и в пляс Анисью утащил.

— А ну-ка дед, посторонись. — Выскочил в круг Богумир, и по-гусиному рядом с молодой женой ходить, кренделя накручивать, смотрит на молодую жену и хохочет. Ну как тут удержаться? Пяти минут не прошло, как весь город уже соревновался, кто лучше коленца выпишет, мужики посередине, а вокруг них бабы в хоровод. Ходят, частушки под музыку поют хохочут, да парням подмигивают. Весело всем. Гуляй свадьба!

— Эх, хорошо! Сам бы в танец пустился! — Взорвался громом в небесах голос. Все замерли, непонимающе оборачиваясь, ища того, кто же так крикнул громко. — Жаль не могу. — Вздохнул голос, и по городу тут же пошел шепот: «Да это же Род. Сам Род-батюшка пожаловал, молодых поздравить. Виданое ли дело?».

-Помнишь Слава, что обещал тебе подарок. — Продолжил громыхать голос. — Пришло его время. Лучшего повода чем свадьба не придумать. Дарую тебе девочка сущность божественную, и бессмертие. Ты этого достойна. Возвращаю мужу твоему его божественное начало, и потерянное из-за любви бессмертие. Он познал себя, заслужил. Отныне ваше место в Прави, или там, где вы сами себе место назначите.

— Горько!

— Горько!!! — Взорвался город.

***

У идола Рода стояли Перун, Богумир и Славуня. Они молча молились высшему. Три бога просили каждый свое у создателя.

— Ну что дети? — Заговорил наконец, улыбаясь бог грома. — Пора возвращаться домой. Мир прави ждет вас.

Молодые переглянулись, Слава покраснела, а Богумир твердо посмотрел в глаза деда.

— Прости. Мы не пойдем. Хотим жизнь человеческую до конца прожить. Род свой основать, и в честь Славушки моей, его назвать. Красиво звучать будет. Вот когда наши внуки нам глаза закроют, вот тогда и вознесемся к тебе, а пока, не обессудь, но нет.

— А я уже вам и место приготовил. — Нахмурился и вздохнул Перун. — Но неволить не буду. То место вас дождется, что там какие-то сто лет для бессмертных, да и хорошее вы дело задумали, правильное. Тот род ваш, что, по совести, да, по правде, жить будет, нужен нашему миру, много в яви гадости появляется, надо кому-то и чистить иногда. Благословляю. Идите к людям, и я к себе пойду. Устал.