Николай Прокошев - Семь крестов
– Просто не подыхай раньше срока – самая лучшая благодарность. Сколько я в тебя вложил, сколько еще вложу… Ты мне нужен живым.
– Не только тебе. Ну что там делать-то надо?
– Не торопись – ишь, какой прыткий. Переселиться на городское кладбище всегда успеется. Тебе ли не знать, гроза бочек и бомбард? – Очередная невидимая пощечина заставила Пса поморщиться. – Я тебя еще раз хочу предупредить – с этим крестом заканчивается детская возня. Дальше будет очень скверно.
– Напугал. Мне что, никогда плохо не было? Так, говоришь, будто я как сыр в масле катаюсь. Будто меня не пытались убить, будто ты меня не шантажировал.
– Я не могу сказать, что тебя ждет впереди, иначе откажешься…
– Тогда лучше не говори, – в конце концов Гектор с огромным усилием приподнялся и сел.
– Нет, но предупреждаю, что будет очень тяжело. Пес, ты слышишь?
– Слышу, слышу.
– Будь по-твоему. Я тебя предостерег. Не забудь поздороваться.
Гектор вздохнул, чтобы перевести дух: вдруг застучало в висках, и он на секунду закрыл глаза. Раскрыв, прусс едва удержался на стуле, на котором почему-то оказался. Его низенький складной стульчик находился во втором ряду из четырех. Вокруг полубрата чинно восседали с полтора десятка человек. Отовсюду слышался шепот, болтали на немецком, только говор казался каким-то чудным: в голосах слышался забавный акцент. Но не это приковало внимание Пса, а то, как окружавшие его люди были одеты. Куда же он попал? Что Бэзил опять учудил?
Справа от воина Тевтонского ордена находился высокий, с завитыми кудрями молодой человек, чьи колени на полпальца упирались в спину впередисидящего сгорбленного господина. Куртка долговязого парня напоминала одеяние одной не обремененной серьезными раздумьями девицы, что за бесценок торговала собой за штайндаммскими банями: вырез на груди начинался от плеч и заканчивался в районе пупа. Хорошо еще, что неприглядную худобу закрывал нагрудник, украшенный замысловатым цветочным орнаментом.
Более вызывающим Гектору показался вырез таких же размеров на спине, правда, тоже скрытый, только наспинником, но уже с геометрическим узором. Полосатые штаны щеголя, доходившие до колен, крепко обтягивали его тощие бедра, как рука мясника обхватывает горло курицы, прежде чем он отрубит ей голову.
По левую руку от Пса, картинно позевывая, сидела женщина средних лет, на чьей голове возвышался сеточный кулек, набитый легким черным пухом. Данное чудо, видимо, все-таки именуемое головным убором, имело еще и два накрахмаленных козырька – спереди и сзади. Подол богатого муслинового платья цвета лаванды, разлегшись по полу, занимал площадь в добрых сорок квадратных дюймов[115]. А прозрачный, затканный серебром шлейф, прикрепленный к плечам, имел такую длину, что его приходилось поддерживать паре лакеев, сидевшим за дамой, и еще двум, находившимся позади первых.
Смекалки прусса с лихвой хватило понять, что он попал в некое знатное общество. Шелковые перчатки с вензелями, вышитыми золочеными нитями, камзолы с богатой меховой опушкой и пояса с серебряной отделкой выдавали в этой публике людей небедных. Но рукава пестрых одежд, еле прикрывавшие локти, обнажали у некоторых бородатых мужчин заросшие здоровенные ручищи. Женщины носили мужские шляпы с цилиндрическими тульями.
Двоих детей в зале – мальчика и девочку – родители нарядили в совершенно одинаковые костюмы: шапки, состоящие из двух половинок тканей разного цвета с воткнутыми в них пучками длинных перьев, какие-то мудреные накидки – нечто наподобие складчатых чехлов с разрезами по бокам, черно-белые чулки с узором, как у шахматных досок, снизу к которым подвязывались подошвы из толстой кожи. Все это напоминало Псу балаган, шутовскую мистерию[116].
Но как бы там ни было, все присутствующие с придыханием смотрели на человека среднего возраста, с пышными черными волосами, закрывающими уши. Он спокойно стоял перед зрителями. Темные миндалевидные глаза, казалось, не упускали из виду ни единой мелочи. Массивный хрящеватый нос несколько выдавался вперед над узкими губами. Гладко выбритый, размером с кулак подбородок подразумевал наличие у тихо говорившего со своим помощником господина не менее десятка всевозможных талантов. А шрам над левым глазом и вовсе открыто заявлял о недюжинной храбрости своего хозяина.
Наряд главного действующего лица предстоящего спектакля выбивался из общего переплетения разноцветных лоскутов и прочих перышек-повязок. Обычная черная, без воротника, с белой каймой по вырезу рубаха, коричневая, отороченная мягкой кожей атласная жилетка и легкий серый саржевый платок, небрежно обернутый вокруг шеи, приближали его к человеческим существам гораздо больше, нежели драная простыня, в которую с гордым видом завернулась одна девица из первого ряда.
Судя по всему, представление только начиналось, потому как люди продолжали подходить и рассаживаться на свободные места. Не теряя времени даром, Гектор с интересом продолжал изучать необычную обстановку. Вся компания находилась в небольшом помещении площадью примерно тридцать квадратных футов[117]. Окон было всего три, снаружи их окутывала густая черная пелена, беспорядочно усыпанная горстями малюсеньких звезд.
Помимо стульев, расставленных в комнате, из мебели находились также и многочисленные гладко выструганные полки, разместившиеся вдоль стен, облицованных резными деревянными панелями. На них вперемешку, и запыленные и блестящие, мирно уживались всяческие колбы, склянки, реторты, пробирки, пипетки, металлические стержни, гигантские фолианты в переплетах из пупырчатой кожи заморских животных, небесные и земные глобусы, несколько астролябий[118] и надкушенный кусок ливерной колбасы.
Обстановка в целом походила на ту, что царила в хижине Вицеля, только здесь все вещи имели явно земное происхождение – ничего сверхъестественного среди них не просматривалось. В углу сложили кирпичный очаг, в котором помощник владельца любопытного помещения, вероятно ученик, время от времени мехами раздувал затухающий огонь, поднимая в воздух яркие искры.
Но самой главной особенностью комнаты, несомненно, являлся потолок. Выполненный в форме прозрачного выпуклого полушария, он давал возможность слушателям наблюдать рваные цепи желтых созвездий, что, в свою очередь, зорко следили за горсткой чудных людишек, собравшихся на огонек к загадочному черноволосому господину.
Сам рассказчик, по-видимому, заканчивал последние приготовления: на массивный, накрытый бордовой, до пола, скатертью из парчи, стол он поставил две деревянные плошки, а рядом положил маленький, гладко отполированный свинцовый кубик. Как только все необходимое оказалось подготовленным, хозяин прокашлялся и махнул ученику, чтобы тот подбросил еще дров в камин. После этого в зале все умолкли, даже дети, не моргая, откровенно уставились на человека со шрамом, который едва заметно усмехнулся и начал говорить.
– Дамы и господа, прежде всего мне хочется поблагодарить вас за то, что вы сумели найти время и возможность прийти и оценить мои скромные экзерсисы, – решительный взгляд незнакомца, казалось, проникал везде и всюду, он пронизывал каждого, будто выворачивая наизнанку саму суть человека. – Многие из вас проехали не одну сотню миль, чтобы оказаться здесь. Поверьте, мне очень приятно.
– Итак, представление первое! – помощник, ровесник учителя, с добродушным улыбчивым лицом поднял вверх указательный палец. – Обыкновенный росток пшеницы. Умоляю – ни слова. Николаю нужно сосредоточиться.
Зрители набрали в грудь побольше воздуха из-за боязни отвлечь Николая. Еще раз пристально осмотрев всех собравшихся, хозяин аккуратно положил зернышко в одну из плошек, после чего дохнул внутрь посуды. Несколько мгновений ничего не происходило, но вдруг соседняя миска слегка шевельнулась. Затем из нее мало-помалу стал прорастать зеленый колосок на тоненьком стебельке. Сначала он тянулся еле заметно, неуверенно, но с каждой секундой рост набирал силу и наконец в плошке, как пиратский флаг на захваченном корабле, появился полноценный, золотистый, с пушистыми остьями колос пшеницы. Даже Пес, с недоверием наблюдавший за немыслимым процессом, изумленно охнул, когда злак так же внезапно, как появился, перемолотой мукой ссыпался обратно в посуду.
Дама, сидевшая слева от прусса, все-таки не сдержавшись, громко вскрикнула и то ли от испуга, то ли от неожиданности мертвецкой хваткой вцепилась ему в локоть.
Мальчик, одетый как девочка, и девочка, одетая как мальчик, в один голос произнесли скверное ругательство, за что мгновенно схлопотали от папаши по подзатыльнику. Сосед справа от Гектора зацокал, как сломанный часовой механизм на ратуше, и принялся лихорадочно грызть ногти.
