Татьяна Мудрая - Ренегаты
— Смотри, Ильдико, — сказал муж, протягивая трубку. — Без неё степняки видят в точности то, что ты с ней.
Внутри были закреплены стёкла, двояковыпуклые, словно чечевица. Линзы, сказала Алка. Подзорная трубка, прибавила Альгерда.
Узкое тёмное облако тянулось по равнине вдоль горизонта, алые и серебристые искры мерцали на фоне тучи, снег впереди неё походил на пыль.
— Из похожих учёные Края Гор и Долин любуются на звёзды, — хихикнул Джизелла. — Им и невдомёк, что получится, если наставить их на грешную землю.
В ту ночь звёзды тоже пришли на землю, — вспомнила женщина.
Муж забрал трубу, подкрутил что-то внутри. Тусклые кирасы, яркие хоругви, высокие кресты на палках. Длинным валом — снежная пыль.
— Хенну пришли, — хладнокровно объяснил Вираг. — Они уже в трёх фарсангах, но двигаются не очень быстро из-за своих фур, баб и осадных орудий. Мы выпускали дозорных, оттого знаем то, чего трубка не показывает. Это ведь твои собратья черноволосые их раззадорили. И вызвались помочь единоверцам. Решили добавить свой пыл к хеннской пыли.
Говорил муж с налётом красивости, но без насмешки. Всё равно она не поняла.
— Госпожа Ильдико, неужели ты не слышала, что хенну верят в Иисуса-бога? — спросил Джиз. — Не совсем так, как ты, но в вашей вере сам шатан ногу сломит.
То есть, как она теперь понимала, дьявол. Сатана.
— Мы сотворили из крепости ловушку, — продолжал Вираг. — Внутри остались те, кто согласен сразиться и умереть, ушли в Долину — желающие мирной жизни. Все, кроме тебя, — но ты ведь сама не согласилась. И теперь я не хочу, чтобы моя жена и наследник моей славы сделались зерном на мельнице богов, железом между молотом и наковальней. Джизелла умён и хитёр, несмотря на сугубо мирный облик. Он сделал для онгров всё, что сумел, а умеет он много. Берите лошадей и выезжайте навстречу единоверцам: можете искать конные разъезды хенну, можете подождать, пока они сами на вас наткнутся.
— А вы как же? — спросила Ильдико.
— Если верно говорит наш писаный закон — сила крепостных стен равна мужеству их защитников, — ответил муж. — Что и как ни случится — мы выстоим. И настоим на своём.
— Но я сама?
— Ты должна быть для рыцарей героиней, претерпевшей плен: так говорят чернокосые женщины, — в голосе Джиза ей почудилась легчайшая тень сомнения. — И ты сильная.
— Ох. Никакая не героиня. Ничего-то не умею. Не шаманка, не боец.
— Тогда хотя бы сумей умереть с честью, если так повернётся дело, — голос мужа стал твёрд, и Ильдико ему поверила. Что бы ни было предметом этой веры.
Он и тут её не поцеловал — ну, не было у онгров в заводе, что поделать. Только приблизил своё лицо к жениному и выпустил ей в лицо жаркий воздух.
Выехали они с Джизеллой через мост, который содрогался под четырьмя парами копыт. Можно, кажется, было и не трудиться — снегопад закрыл ледяную кору, впечатался в скользкое. По нему уже тянулись такие мирные тропки….
Смертникам не нужны предатели — вольные или невольные. Она могла стать ею. Потому что хотя глаза ослепли — по-видимому, гряда низких холмов загородила войско, — уши её, наконец, слышали хрипловатое пение дальних рогов, зовущих к бою, а душа рисовала на оборотной стороне лба прежних друзей и близких: погибшего дядю Ружера, Марготу, которая взяла на себя командование женщинами, рыцарей Годфре, Лотреамонда, Нерваля…
Бельтрана.
Джиз тотчас повернул к узкой полосе рощиц, окаймлявших поле, потянул за повод её Буланку и своего чалого мерина. Чтобы видеть отряды разведчиков и самим… Прятаться или, напротив, вернее попасться им на глаза — как те, кто нарочито желает стать незаметным? Женщина сама не знала, чего она хочет больше.
Утром сильно морозило, но посреди дня началась оттепель, даже в роще снег чуть подтаял, липнул к ногам и копытам — Джизелла часто спешивался, вёл обеих лошадей по им же протоптанной стёжке.
Взяли их под вечер, когда женщина вконец вымоталась, а её спутник приискивал место для ночлега. Окружили, спешили, попытались перенять лошадей, но то были хитрые степняцкие лошадки — вывернулись, ударили боком и копытом, ушли. Никому, помимо хозяев, такие уродки не были нужны: один из черноволосых пустил стрелу из арбалета — вроде не попал.
— Перебежчики? — широко улыбаясь, спросил этот всадник. — Для лазутчиков больно уж дураковаты. Не трудите голову насчёт своей ходячей конины — еды у нас много.
Дальше поехали, насильно всаженные позади чужих скакунов. Оказалось, ставка небольшой турмы — даже, скорей, части отряда — находится совсем рядом. Белый шатер командира выделялся на фоне влажных стволов — подтаявший сугроб. Они сошли с сёдел, и старший пошёл докладывать.
Когда офицер в нарядном плаще вышел навстречу, она не поверила своим глазам. Так точно совпало.
Рывком сдвинула малахай на затылок.
— Дама Альгерда? — поражённо спросил Бельтран. — Тут… в таком виде?
Она и забыла привычное титулование — дамой называли любую дворянку, невзирая на статус.
— Альги, — продолжил рыцарь, обходя пленников по кругу. — С просмолёнными косами. В варварской раздельной юбке по самую шею. И — брюхатая от варвара? Не от этого ли двуполого извращенца в бабьей чалме? Ну как же. Двойная перебежчица. Ренегатка.
— Рыцарь и твердыня рыцарства, — ответила женщина, стараясь говорить спокойно и мягко. — Не ренегат, потому что примкнул к единоверцам, детям пророка Арьи.
Бельтран сжал губы.
— Не дерзи. (И откуда взял, что ему дерзят?) С твоим сотоварищем в любом случае можешь попрощаться. А вот с тобой что делать — не знаю. Нельзя причинять вред беременной, хоть и брюхатой прямым выблядком. Жди пока. Может быть, когда вернём себе крепость, тебя выпустят и дадут спокойно доносить плод греха. Хотя стоило бы прогнать.
— Прогнать или отпустить? — снова спросила она.
Ответа не дождалась: приняли за локти, отволокли в сторону.
Нет, в самом деле: стоит однажды безошибочно почуять ложь, и ты научишься отделять её от полуправды.
Они шли за солдатами. Почти что название фильма, думала внезапно воскресшая Алка, держась за хвост или стремя, увязая в снегу. Почти сразу она поняла, что немалую часть войска составляли те, кто так или иначе спасся из бывшего «каменного ожерелья», и что хенну здесь было не так много от общего числа. Ударные алы, не кочевье: немного крытых повозок, нет малых ребят, почти нет женщин — только будушие лекарки и водоноски.
Наконец, показались стены и башни. Тот всадник, что нынче волок Альги, оторвал её руку от стремени, пихнул в одну из кибиток, рванул вперёд — строиться в шеренгу. Фанфары, звонкие на морозе, пар из конских ноздрей, нарядные цвета.
Трубный вой и топот.
Им всем сказали, что онгров на стенах — горстка. Но никто не предупредил, что за миг до атаки во рву до отказа поднимут все ставни, и родники не успеют его наполнить. Мост буквально разлетелся в щепу под первыми, кто решил проверить его на прочность. С грохотом проваливался над полостью лёд саженной толщины, глыбы становились ребром, студёная вода выплёскивалась до самого неба, лошади, истерически визжа, карабкались из кромешного месива на берег, под степняцкие стрелы.
Но жена вождя лучше всех прочих знала, что исход атаки заранее предрешён.
Что дорого продаётся — бывает куплено у торговца втридорога.
Под конец светового дня мир затих — лишь отдельные стоны и вопли резали его сотней острых стилетов.
…Голоса рядом с возком пререкались. Ильдико сунула руку за пазуху, где невредимо болтался узкий нож, — обыскать побрезговали, — но решила погодить.
Под низкий кожаный свод проникла худая женщина с огромным животом, в широком платье и головном покрывале — обычный наряд здешней христианки. Протянула ей, сказала на ломаном онгрском:
— Раздень. Одень вверх. Выйди незримо — так не различат от своих. Не верь словам — верь глазам. Потом зараз беги — далеко, споро!
И коснулась рукой сначала своего живота, потом живота Ильдико, словно благословляя плод в утробе.
— Как тебя зовут? Имя? — спросила та.
— Эржебет, — ответила женщина. — Раба старика.
Встреча. Сретение.
…Лезвие оказалось достаточно острым, чтобы разрезать подопревшую бычину и вылезти с другой от часового стороны, и не до неё всем было — не до скромной служанки, закутанной в лохмотья с ног до головы. Все собрались на торжество.
Старое знамя сорвали, над донжоном парил крест, изображённый на багряном стяге, огни затухающих пожарищ эффектно подсвечивали его снизу. Мосты через битый лёд навели заново — больше, чем когда-нибудь было.
В крепости явно распоряжались прежние хозяева — вокруг Ильдико сновали по большей части хенну. Но на дорогу, широкую, ровную и отменно размеченную, не ступал никто из них.
