Мари Сойер - Дело ведьмы
Ванда поймала на себе недоумённый и обиженный взгляд девочки и, почувствовав резкий укол совести, смягчилась:
— Прости, просто так много пришлось пережить, вот я и не сдержалась, прости ещё раз. Поехали в деревню, нам ещё нужно многое, очень многое сделать…
— Что?
— Ну, похоронить твоих родителей, а потом ехать в город и попытаться помочь Фелиции.
— А как же похороны?! Неужели нам самим придётся сделать это?
— Конечно же, нет, если только ты не хочешь, чтобы кости твоих родителей так и лежали на земле, пока их не растащат голодные собаки.
— Но ведь этим должен заниматься священник.
— Священник отказался, настойчиво уверяя меня в том, что твои родители умерли якобы не по правилам.
— Что?
— Ничего. Просто ему не хочется отрываться от бутылки и покидать уютную постель, где его ожидает молоденькая любовница. Поехали, солнце садится, а завтра вечером я уже хочу быть в городе.
Марта и Ванда абсолютно молча сели в седло, и остаток дороги каждая из них провела в своих мыслях.
Глава 3
Обряд похорон прошёл быстро и без излишеств. Окончив свою миссию, они оседлали коня и крупной рысью поскакали по направлению к городу. Ночь настигла их в пути, и путницы, спрыгнув с лошади, начали выкладывать на мягкую луговую траву те остатки пищи, которые ещё можно было использовать по их прямому назначению. Доев последние крохи, Ванда подвела неутешительный итог: еды у них не осталось, но хуже этого было только то, что им нужна была ещё одна лошадь. Блейк слишком быстро выдыхался, везя двух наездниц и котёнка, постоянно шнырявшего туда-сюда и очень быстро превращавшегося в кота. Она рассказала обо всём этом девочке, и спутницы приуныли. У них не было ни денег, ни еды, ни лошади, ни даже решения, что делать дальше и как помочь знахарке, обвинённой в ведовстве. Когда они наконец-таки добрались до города, и без того острый вопрос «где взять деньги» встал здесь ребром.
После длительного пути и Ванда, и Марта еле держались в седле, но все же они нашли в себе силы доехать до участка шерифа, однако услышали они очень и очень немного. Фелиция находится под судом и обвиняется в ведовстве. На вопрос, чем ей можно помочь, им пришлось услышать довольно бесполезный ответ:
— Молитвами. Возможно, суд во главе с епископом смилостивятся, но для этого она должна признать себя ведьмой, а всё своё имущество отдать церкви, — прогнусавил шериф.
Ванда, прекрасно понимая, что Фелиция никогда не согласится признать себя ведьмой, а всё имущество, которое у неё было, сгорело в пожаре, устроенным самими представителями власти, что ничем, кроме молитв, тёте не помочь, начала прощаться с шерифом, предусмотрительно умолчав о родстве с обвиняемой. На улице она встретила Марту, и они вместе отправились на поиск ночлега. Но увы! Эту, как и многие предыдущие ночи, они провели на улице, но не на мягкой луговой траве и не в тёплом стогу сена, а на каменных и холодных плитах городской площади. Ванда обняла тихо плачущую Марту и в сердцах воскликнула:
— Ну за каким чёртом быть ведьмой, если приходится ночевать на улице, не имея даже крошки хлеба, что бы поужинать!
Не успел этот крик души эхом стихнуть в длинных улицах города, как откуда-то из-под седла выпал чёрный кожаный мешочек, быстро подхваченный Мартой.
— Двадцать серебряных! — воскликнула девочка, открыв и заглянув внутрь. — Почему? Почему ты молчала об этом?! Мы мёрзли на улице, голодали, а сейчас сидим на городской площади, подобно нищим, а ты пожалела одну серебряную монету, на которую мы могли бы жить как королевы!
— Марта, послушай, я, правда, даже не подозревала о существовании этих денег, я клянусь тебе!
— Ты — лгунья! Сегодня утром мы вместе чистили и седлали Блейка, кормили Найта, и никаких денег ни в сумке с едой, ни в седле, ни под седлом, ни где-либо ещё не было! А знаешь, что это значит? А это значит, что эти проклятые деньги ты прятала у себя! Вот только я не понимаю, когда же ты успела их перепрятать?! — прокричала Марта и осеклась. — Подожди, если мы всё время были вместе, значит, ты никак не могла перепрятать деньги, я бы сразу это увидела, значит, этого мешочка там действительно не было… Боже! Ванда, да ты и в самом деле ведьма!
Ванда стояла и пораженно молчала, недоумевая, как десятилетняя девочка объясняет ей, словно неразумному дитю или упрямому старику, что это сейчас произошло не без её участия, а если сказать прямо, без её участия этого бы не произошло вовсе.
— Марта! Марточка! Знаешь, что это значит? А это значит, что моя тётя сможет спастись! Понимаешь, мы спасём Фелицию, понимаешь?
Ванда схватила Марту за руку и потащила её и Блейка к ближайшей, а возможно, и единственной существующей в этом городе гостинице.
Глава 4
Фелиция огляделась по сторонам камеры, куда её бросили. Одного содержания в этом помещении было достаточно для того, чтобы вконец потрясти и измучить попавшую туда невинную женщину и заставить признаться во всех преступлениях, в которых её обвиняли.
Тюрьма находилась в специально оборудованном подвале, а в камере имелось несколько толстых брёвен, вращавшихся вокруг деревянного столба или винта; в этих брёвнах были проделаны отверстия, куда и просунули руки и ноги несчастной знахарки. В отверстия верхних брёвен вкладывались руки, а в отверстия нижних — ноги, после всего описанного выше брёвна сжимали настолько тесно, что жертва не могла пошевелить ни руками, ни ногами.
Фелиция закрыла глаза и снова вспомнила все ужасы, произошедшие с ней за последние дни. Вот к ней в дом вламываются представители закона и сообщают, что её доставят в город по подозрению в ведовстве. Её, привязанную к седлу лошади, босиком волокут по дороге, ведущей в населённый пункт, а её деревню выжигают, нещадно истребляя людей. Они не дошли до города всего несколько миль, когда знахарка заметила приближающуюся повозку инквизиции. Теперь ей предстояло испытание водой. Фелицию раздели и, крестообразно связав, так, что левая рука оказалась привязанной к правой ноге, а правая рука — к левой, палач три раза на верёвке опустил её в реку. При каждом подъёме она инстинктивно старалась набрать как можно больше воздуха в лёгкие и, наверно, только поэтому сумела сохранить себе жизнь, тем самым обрекая себя на ещё большие муки. Следующим на очереди находилось испытание иглой, проводимое для того, чтобы отыскать печать дьявола.
По убеждению, дьявол при заключении сговора ставит печать на какое-нибудь место на теле новообращенной ведьмы, делая его нечувствительным к любой боли, и укол в это место не вызывает крови. Поэтому палач специально искал на всём теле подозреваемой такое нечувствительное место и делал бесчисленное количество уколов, дабы убедиться течет ли кровь. В конце концов, когда знахарка уже почти потеряла сознание от холода и боли, палач или инквизитор (она не поняла, кто это был) объявил, что печать дьявола найдена, и подозреваемая отправляется в инквизиторскую тюрьму, дабы выяснить, в чём именно заключается её преступление и какого рода колдовство она использовала.
Фелиция открыла глаза и снова обозрела место своего заточения…
Она не знала, сколько часов прошло с того момента, как её сюда бросили, и до того, когда железная дверь открылась, в камеру вошел охранник и хриплым голосом произнёс:
— Пора.
Он подошёл и начал освобождать от оков подсудимую. Как только Фелиция попыталась встать, ноги, много часов лишённые возможности двигаться, подогнулись, и женщина упала не в силах пошевелить руками или ногами. Заключённой казалось, что путь по темным каменным и сырым коридорам занял целую вечность, но когда её ввели в пыточную, где уже собрались все члены инквизиции и палач, она была готова блуждать по этим коридорам всю жизнь, лишь бы не входить сюда. Женщина обозрела адские машины и, почувствовав, как дрогнуло сердце, лишилась чувств. Палач бесцеремонно окатил её холодной водой, возвращая женщину в сознание.
Очнувшись, Фелиция обнаружила себя привязанной к столбу, а инквизиторы тем временем отлаживали орудия для предстоящей пытки. Несколько минут спустя ей пришлось пройти через унизительную процедуру приготовления. Палач раздел её догола и внимательнейшим образом рассмотрел каждую пядь обнажённого тела, чтобы убедиться, не сделала ли несчастная себя при помощи волшебных средств нечувствительной к действию орудий пыток или не спрятан ли у неё где-нибудь колдовской амулет или иное волшебное средство. После всех приготовлений Фелицию усадили на деревянный стул. Один из инквизиторов подошёл к ней и, положа руку ей на плечо, вкрадчивым голосом произнёс:
— Фелиция, ведь ты прекрасно понимаешь, что мы всё равно узнаем, какое преступление ты совершила. Уж не лучше ли тебе самой признаться и покаяться?
