Поцелуй черной вдовы (СИ) - Бергер Евгения Александровна

Соланж ощущала за словами возлюбленного недосказанность, нечто такое, что было доступно лишь этим двоим, Саутгемптону и Генри Сесилу. Будто у Кайла имелся рычаг воздействия на влиятельного вельможу, стоявшего перед ним...

Тот задумался.

– Эссекс – человек изворотливый... – начал он. – Вряд ли найти родных мисс Дюбуа окажется просто.

Голоса за запертой дверью между тем стали громче, будто там поднялась какая-то перепалка. Послышался вскрик, дверь сотряслась от удара с той стороны и... вдруг распахнулась, впуская внутрь запыхавшегося мужчину.

Соланж узнала в нем Фергюса. Он торопливо оправил одежду и по-военному вытянулся перед лорд-казначеем.

– Сир, позвольте заверить вас в своей наиглубочайшей верности королеве Елизавете и дому Тюдоров. Да благословит его Бог! – отчеканил он.

– Кто вы такой? – недоуменно и толику раздраженно осведомился вельможа.

Соланж, удивленная поведением родного отца ничуть не меньше, шагнула вперед.

И ответ вырвался сам собой:

– Мой отец, сир.

– Ваш отец? Но вы только что говорили, что его держит в неведомом месте ненавистный нам Эссекс.

– Речь шла о моем отчиме, сир. А мистер Фергюс – родной мой отец...

Лорд-казначей не менее раздраженно передернул плечами.

– Что за нелепая буффонада! – возмутился в сердцах. – Немедленно убирайтесь отсюда! – отмахнулся рукой от вновь вошедшего. – Или я прикажу запереть вас в Ньюгейте!

Три кирасира в тот самый миг ворвались в комнату, готовые враз исполнить приказ господина. Сконфуженные своим недосмотром, они ждали лишь нужного слова, чтобы вытолкать старика вон и отдубасить его хорошенько.

– Сир, я знаю, где Роберт Девере держит брата и отчима моей дочери, – не выказав и толики страха, отозвался на угрозу старик.

В повисшей вдруг тишине очередной взмах графской руки показался неожиданно шумным. Это лорд-казначей прогнал прочь охрану... Те спешно ретировались, прикрыв дверь.

– Говорите.

– Когда граф увозил Дюбуа из столицы, я проследовал за каретой до точки их назначения и теперь знаю точно, где держат обоих.

– Как интересно все складывается, – просветлел лицом Генри Сесил. – Каждый миг новая неожиданность! Я так понимаю, ваша дочь не знала об этом?

– Я не успел рассказать.

Лорд-казначей окинул его заинтересованным взглядом, уже не столь неприязненным, как минуты назад.

– Вы бывший военный, не так ли? – осведомился у Фергюса.

– Был им очень давно. Начинал при короле Генрихе и много лет с честью служил королеве Елизавете, – будто отрапортовал старик.

– А теперь почему в таком виде?

– Маскировка, сир. – Бровь лорда вскинулась, и говоривший продолжил: – Должен признаться, что долгие годы был заперт в тюрьме за преступления, кои действительно совершил...

Лорд-казначей кивнул с неким удовлетворением.

– Ты тот самый убийца «Голые руки», протоколы дела которого я читал по наущению верного человека. Мне донесли о тебе, но слишком поздно, как оказалось: кто-то помог тебе выбраться из тюрьмы.

– Граф Эссекский, сир. Он посулил мне свободу в обмен на коварное святотатство, на которое я никогда не смог бы пойти!

– Убить королеву?

Фергюс кивнул.

– Я согласился для вида, а как только выпал шанс убежать, представил все так, будто погиб. С тех пор и скрываюсь под видом нищего в самой клоаке нашего города!

Генри Сесил обернулся к Соланж.

– Должно быть, именно после этого наш крючкотвор-граф и обратил свои взоры на вас, дочь погибшего. Именно так же сделал и я, узнав, что отец ваш скончался! Хотя, должен признать, найти вашу мать оказалось непросто: она хорошо вас скрывала. – И вдруг хлопнул в ладони: – Я знаю, как убедить королеву в злонамеренности ее фаворита! Итак, господа, выслушайте мой план.

Глава 46

Оставалось три часа до представления, а Уильям не находил себе места от беспокойства. Носился по длинному залу Миддл-Темпл-Холла будто в агонии, путался под ногами актеров, выводил из себя госпожу Люси и Джеймса Бёрбеджа, громыхавшего голосом на всех, подвернувшихся под руку. И на него в первую очередь...

– Переоденься уже, и немедленно. Хватит носиться юлой! Это я ставлю пьесу для королевы – не ты. Выкинь перо! И перестань мять пергамент, он стоит денег.

Уилл, в самом деле, влажными пальцами смявший пергамент, сунул его торопливо в карман.

– Вдруг королеве что-нибудь не понравится? – спросил он. – Вдруг...

– Поздно думать об этом. Пьеса будет такой, какая есть! – рявкнул Бёрбедж. И вдруг смилостивился, признав: – Мне она нравится. И королеве тоже понравится! – заключил вдруг с напором, словно одним утверждением оного мог воздействовать на восприятие Елизаветы. Его рука с силой опустилась на плечо парня и чуть сжала его в знак поддержки, но длилось это не дольше секунды, и он снова взревел в привычной манере: – А теперь облачайся в костюм, ты, сопливая деревенщина! И хватит путаться под ногами.

Уильям, сорвавшись с места, бросился в, так называемую, комнату королевы, отданную под костюмы и декорации.

Миддл-Темпл-Холл являлся одним из четырех главных зданий в квартале под названием Темпл (всего их здесь около дюжины) и использовался законниками-крючкотворами. Его длинный зал, по словам, управляющего, был обычно заставлен стульями и столами, но сейчас стулья расставили вдоль длинных стен в восемь рядов, а сцена из себя представляет всего лишь участок голого деревянного пола, чуть присыпанного тростником. Чтобы ноги актеров, не дай Бог, не скользили. В точности как в «Глобусе».

В зале довольно полутемно, так как панели на стенах и сам потолок оказались такого мрачного цвета, что невольно наводили на мысль о глухой полночи в небе над Корнуоллом. Лишь одинокие свечи в начищенных медных подсвечниках и канделябрах, прикрепленных к стенам, разгоняли гнетущую мрачность этого помещения.

Облачаясь в костюм, Шекспир снова и снова думал о том, что сама королева будет смотреть его пьесу под сводами Миддл-Темпл-Холла, а потому учесть нужно каждую мелочь, вплоть до запаха в зале. А пахло там, надо заметить, не особенно хорошо...

Пылью, затхлостью и... как будто провалом.

Уильям так разволновался, что отодрал пуговицу от костюма. Госпожа Люси будет весьма недовольна, если узнает! Он сжал ее в кулаке и бросился искать помощь.

– Роберт! Эй, Роб, – окликнул он паренька, стоявшего у стены, где их писарь Пэрри вывесил текст пьесы. Кто-то громко зачитывал его вслух, словно освежал сюжет в памяти, и мнимый Роберт не сразу услышал его.

– Что случилось? – осведомился он как ни в чем ни бывало, хотя Уилл знал, что еще этим утром Соланж кусок в горло не лез. Она была такой дерганой все последние дни, что Кайл, утратив надежду словесно успокоить ее, прибегал к самому верному – целовал. Это хоть как-то отвлекало ее от мыслей о постановке...

И вот она совершенно спокойно любопытствует, что случилось.

– У меня пуговица отодралась, – ответил Шекспир. – Поможешь? Госпожа Люси сегодня не в духе.

– Она волнуется. Ее можно понять! – И «паренек» стиснул руки, выдавая себя с головой. – Пойдем пришьем твою пуговицу, Уилл.

Они прошли мимо рабочих, двигавших стулья и носивших ковры, приготовляя декорации к первой сцене, проскользнули мимо госпожи Люси, с булавками во рту носившейся между актерами и засовывавшей их в дублеты и платья. И, наконец, спрятались в тихом чулане, где, если бы не свеча, прихваченная Уиллом, было бы совершенно темно.

– Почему именно здесь? – спросила Соланж. – Ты хотел что-то сказать?

– Я... я и сам толком не знаю, – запнулся Уилл. – Захотелось вдруг спрятаться ото всех, вот и все.

– На тебя не похоже. – Девушка улыбнулась и подступила к нему. Уилл замер. Во рту пересохло. – Ну, – она выставила ладонь, – давай пуговицу...

– Ах да. – Он отдал пуговицу и выдохнул чуть приметно. Сегодня, как никогда, захотелось сказать...

– Расслабься, не уколю я тебя, – улыбнулась Соланж, и Уильям набрал воздуха в грудь: