Туманы Замка Бро. Трилогия (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein"

– Да, – Грегори обнаружил, что голос его охрип, но прокашляться не решился.

– Я думаю, что ты готов. Три ночи ты должен провести на посту. Затем, тридцатую ночь мая ты проведёшь в церкви, в бдениях и размышлениях о своём будущем – под опекой отца Брюнэ.

Грегори повернулся к незнакомому аббату и изобразил лёгкий поклон.

– Затем возвращайся сюда. И будешь посвящён.

Если бы Грегори и разрешили спать, эти три ночи он бы всё равно не спал. Есть он тоже не мог – даже постный хлеб, который дозволялся ему в эти дни.

Наконец наступила последняя ночь, ночь бдений. Отец Брюнэ отвёз его в аббатство на границе с землями Армстронгов – аббатство Дандренон – и, опустившись на колени, Грегори склонил голову в молитве.

Молиться долго он не мог. Мысли теснились в его голове, и большая их часть мало приличествовала тому месту, в котором он проводил ночь.

Грегори думал об отце. О том, вернётся ли когда-нибудь сэр Роббер, и как долго ему следует оставаться верным памяти отца. Из рыцарей, отправившихся следом за Роберром в Палестину, вернулись только двое, но никто из них не мог сказать, что стало с отцом.

Он думал о сэре Генрихе, который никогда не был ему близок так, как отец или Тизон. О том, почему отец оставил управлять замком именно его. И о том, что было бы лучше для рыцарей, для братьев, для крестьян – кто был бы для них лучшим лордом, Генрих или он?

Грегори думал о Тизоне, который был ему близок – но предал его так внезапно и стал настолько чужим за прошедший год.

Думал о Милдрет – которая за этот же год из врага и пленницы стала ему больше чем сестрой, стала второй половинкой его самого. О Милдрет, без которой он уже не мог, хоть и не понимал толком себя самого.

«У язычников есть легенда, – думал он, – о том, как боги раскололи надвое людей, наказав их за что-то, ведомое только им. И бродят теперь половинки тех древних людей по земле, и ищут друг друга, чтобы слиться назад, в одно. Если это так, то моя половинка – Милдрет. И если была когда-либо прошлая жизнь у наших душ, в которой боги раскололи нас, то в ней мы были одно».

Он вспоминал с болью те вечера, когда Милдрет ещё не принадлежала ему. Когда сэр Генрих владел ей, унижал её, причинял ей боль, а в силах Грегори было только смотреть.

И когда Грегори утром, поднявшись с коленей, вернулся в шатёр, когда Милдрет надевала на него чистую рубаху и застёгивала доспех – все эти мысли слились в голове Грегори в одну. Он должен был стать лордом Вьепон. Сэр Генрих должен был ответить за всё.

Турнир начался в тот же день, так что Грегори не успел даже переговорить с Милдрет – только опробовал нового боевого коня, на котором ему предстояло драться с копьём.

Впрочем, если бы у него было время, Грегори нечего было сказать. Ему было стыдно за все те месяцы бездействия, когда он и люди, верившие в него, такие как Доб, ждали, пока он осознает свою роль.

В первой же сшибке Грегори сбил противника на землю – и так же сшиб его во второй.

Он не думал о том, что делает, просто летел вперёд. Когда копьё противника невольно вздрагивало, и тот отводил плечо чуть назад, чтобы смягчить удар, Грегори не шевелился – он не мог представить себе, что такое боль от падения. Он знал, что упадёт противник, а не он.

Время уже клонилось к закату, когда Грегори выиграл шестой бой и спешился. Милдрет сняла с него шлем и поднесла к губам ковш с водой.

– Остался последний бой, – Милдрет выглядела взволнованной, что случалось с ней не так уж часто, и Грегори неимоверно польстило, что та волнуется за него.

Он усмехнулся.

– Хочешь сразиться разок за меня?

Милдрет отразила его улыбку, но покачала головой.

– Жаль, что я не могу посвятить свою победу тебе, – сказал Грегори.

Милдрет вздрогнула и невольно посмотрела туда, где среди зрителей возвышалась стройная фигура девушки в изумрудном плаще.

Грегори кивнул и, преодолев внезапное и неосуществимое желание поцеловать Милдрет, закинул ногу в стремя.

Седьмой бой он выиграл точно так же без потерь.

Подняв копьё, он прогарцевал к ложе, где расположились сэр Генрих с приближёнными. Девушки заняли соседнюю ложу, и та, в изумрудном, стояла среди них. Грегори увидел её впервые за день, потому что победа интересовала его куда больше тех, кто на неё смотрел.

Девушка подкинула шарф, нанизывая его на кончик копья, а затем сбросила с плеч капюшон.

– Поздравляю с победой, дорогой брат. Я польщена, что ты посвятил её мне.

Сверкая искорками изумрудных глаз, перед Грегори стояла Ласе.

*melee – групповые состязания в ходе рыцарского турнира

Глава 33

В тот вечер Грегори так и не вернулся в шатёр.

Закончив последний бой и получив свой приз, он молча стоял в ожидании, пока Милдрет снимет с него доспехи.

Грегори был зол. Настолько зол, что ему ничего не хотелось говорить. Если в прошлом году появление кузины обрадовало его, то теперь ни капли радости не было. Он больше не воспринимал Ласе как подругу детских игр, она стала женщиной, молодой и красивой, и эту женщину назначили его тюремщиком и палачом, его будущей женой.

Грегори отлично понимал, чего добивается сэр Генрих. Они с Милдрет обсуждали это уже множество раз.

Он, может, и согласился бы на брак – Ласе была приятна в общении, мила, не раздражала ни манерностью, ни грубостью – но зная, что это часть плана его дяди по утверждению у власти… Да зная, что это вообще идея его дяди – он не согласился бы никогда!

Грегори думал об этом, и о том, что сулит ему новый визит кузины, пока Милдрет отстёгивала доспех, а едва последняя пластина была снята, а Грегори вновь получил возможность двигаться, как приказал:

– Встань на колени.

Милдрет в недоумении посмотрела на него. Затем огляделась по сторонам. Многие из людей, окружавших их, отлично расслышали приказ и теперь смотрели на них. Были среди них и двое кузенов Грегори, и сэр Тизон.

Грегори с лязгом вынул из ножен меч и направил остриё на Милдрет.

– Не позорь меня, – сказал он тише и повторил в полный голос: – Встань на колени.

Милдрет стиснула зубы и, медленно опустившись на одно колено, склонила голову.

– Я, сэр Грегори, сын Роббера Вьепона, барона замка Бро, рыцарь красного льва, – Грегори плашмя коснулся лезвием меча плеча Милдрет, – беру тебя, Данстан Элиот, в оруженосцы. Посвящаю тебя своему гербу. Клянёшься ли ты служить мне верой и правдой… – Грегори сглотнул и, не сдержавшись, нарушил формулу, – пока смерть не разлучит нас?

Милдрет вздрогнула и подняла на него взгляд – необычно светлый, будто озарённый счастливой улыбкой.

– Я клянусь служить тебе в жизни и в посмертии, сэр Грегори. Ни жизнь, ни смерть не смогут нас разлучить.

Милдрет поймала свободную руку Грегори и, не отводя глаз от его лица, коснулась её губами.

Грегори ощутил, как по всему телу пробежала дрожь, но руки не забрал. С каждым словом происходящее всё меньше походило на установленный ритуал, но, сглотнув ещё раз, Грегори произнёс уже тише, так, чтобы слышала одна только Милдрет.

– Я тоже клянусь, Милдрет. Клянусь, что моя душа всегда будет рядом с твоей душой, в жизни и в смерти ничто не сможет нас разлучить.

– Встань! – закончил он уже в полный голос, и Милдрет поднялась с колен. – Сегодня ты свободен. Если хочешь, можешь отдохнуть.

Милдрет прикрыла глаза и медленно кивнула.

Грегори убрал меч в ножны и, оглядевшись – глаза зевак отворачивались в сторону, едва их взгляды сталкивались с его – двинулся к своему шатру, но едва успел сделать несколько шагов, прежде чем путь ему преградили кузены.

– Ты уверен, что это хорошая идея – посвящать в оруженосцы шотландца? – спросил Грюнвальд.

Грегори наградил его взглядом, полным презрения.

– Да, – бросил он и, протиснувшись между братьями, продолжил путь, но ещё через несколько шагов его остановил Тизон. Сенешаль улыбался.

– Поздравляю, – сказал он. – Ты достойно показал себя в бою, Грегори. Хочется верить, что и за пределами ристалища покажешь себя так же.