Виталий Держапольский - Псарня
— Курсант… Путилофф… задание… выполнил! — превозмогая боль, доложил пересохшими губами Вольф.
— Отлично, Пес! — похвалил воспитанника Франц. — Благодарю за службу!
— Служу Рейху! — отчеканил Вовка.
— Становись в строй!
— Яволь! — произнес мальчишка, разворачиваясь на каблуках.
Но на свое место в строю Путилов встать не успел: в глазах потемнело, а ноги отказались слушаться. Он свалился на сокурсников, потеряв сознание.
— Незнанский, Чернюк! Тащите своего обергефрайтора в лазарет! — распорядился Франц. — Да побыстрее, а то кровью истечет!
* * *— Как Путилов? — осведомился у врача Сандлер, забежав в лазарет после кровавой «репетиции праздника».
— Почти в норме, герр Сандлер, — ответил Рагимов, встретивший мастера-наставника в приемном покое с никелированным ящиком хирургических инструментов в руках, — ничего серьезного не задето. Рану я уже заштопал — через пару недель вернется в строй.
— В себя пришел? — отрывисто спросил Михаэль.
— Что, простите? — не расслышал Сергей, громыхнувший в этот момент ящиком с инструментом.
— Вольф очнулся? Или до сих пор в отключке? — повторил вопрос мастер-наставник.
— Очнулся, — кивнул врач. — Только я ему снотворного дал… Спит сейчас.
— Ладно, пускай спит — ему сейчас отдых нужен…
— Герр Сандлер, может чаю, хотите? — предложил наставнику врач. — Я как раз собирался…
— Спирт есть? — неожиданно спросил врача немец.
— Конечно, — поспешно ответил Рагимов, стараясь услужить Сандлеру, которого искренне уважал. — И закуску какую-никакую найду… Я иногда не успеваю в столовую… На кухне с утра беру… хлебца там, яичек вареных… Фрау Херманн — милейшая женщина, не в пример, бывшему кантиненляйтеру Ланге… — вырвалось у врача. — Царство ему небесное! — Сергей размашисто перекрестился.
— Верующий? — поинтересовался Михаэль.
— Не то, чтобы очень… При Советах, сами помните, не поощрялось… — зная о юности, проведенной Сандлером в России, произнес Рагимов.
— Помню, все атеистами были, — согласился Михаэль, проходя следом за врачом в бывший кабинет доктора Буга. — Ну, кроме особо упертых… Молодежи-то такой немного было, в основном бабульки старой, еще дореволюционной закалки.
— Вот моя бабулька как раз из таких, упертых и была, царство ей небесное, — с легким налетом грусти произнес Сергей. — Я ведь с бабкой жил — родители у меня по стране мотались… А бабка… Бабка морду меня крестить заставляла регулярно, иначе жрать не давала. Но приучила-таки… Теперь вот помимо воли постоянно Господа всуе поминаю… Я ведь и на медицинский факультет только из-за бабки и пошел — все хотел ей доказать, что никакой души и в помине нет.
— И как, доказал? — спросил Михаэль, наблюдая, как Сергей достает из стеклянного шкафчика приличных размеров банку с медицинским спиртом.
— Скорее она… — усмехнулся Рагимов, — доказала. Извините, герр Сандлер, но стопок у меня нет, — виновато развел руками врач, только мензурки…
— Да наливай уже, эскулап! — воскликнул Садлер. — Хоть из мензурки, хоть из ведра, но давай уже треснем!
— Конечно-конечно! — Рагимов поспешно выдернул из банки зубами резиновую пробку и щедро заполнил пустую тару.
Не дожидаясь, когда врач наполнит вторую мензурку, Сандлер схватил свою порцию «зеленого змия» и порывисто выпил. Через секунду его лицо побагровело, и он закашлялся, со свистом засасывая воздух.
— Ну что же вы так, герр Сандлер! — врач суетливо похлопал наставника по спине. — Это же чистый медицинский… Неразведенный… С непривычки у вас…Вот, водички попейте… Только стаканов все равно нет… — Рагимов протянул Сандлеру графин с водой. — Я в вашу мензурку налью…
Сандлер вырвал из рук врача графин и жадно принялся глотать воду.
— Ваше здоровье, герр Сандлер! — Сергей «отсалютовал» наполненной стопкой и выпил залпом её содержимое.
— Вот черт! — Сандлер, наконец, перевел дух. — Давненько я спиртом не наливался — уже и забыл, как это…
— Давайте разведем водичкой, — предложил Сергей. — Если, конечно, будете еще…
— Эх, разводи! — «обреченно» махнул рукой Михаэль. — Бог, он, как говорят, троицу любит.
— Сейчас-сейчас. — Рагимов отлил спирта в пустую бутылочку и разбавил его водой. — Знаете, а удобно очень, когда мерная шкала почти на каждой бутылке. Хоть и не поощряется наукой градус понижать, но и глотку жечь чистым спиртом, тоже как-то, не совсем правильно. Вы закусывайте, герр Сандлер, — предложил врач, подвигая к немцу тарелочку с нарезанным хлебом, — вам же еще на службу…
— Не нужно сегодня на службу, — помрачнев, произнес Сандлер. — После сегодняшней… — он поморщился, словно от зубной боли, — репетиции поплохело не только курсантам…
— Да, я слышал… Но ведь они еще дети! Нельзя так… Неокрепшая психика…
— Они Псы, Сергей, унтерменши! Тебе ли не знать! Отберем, отфильтруем таких, что смогут по приказу глотки зубами рвать! Материала достаточно, скоро начнут прибывать эшелоны с очередным курсом… Главное дать результат любой ценой… С Францем все и так понятно: карьера в армии не задалась — инвалидность, а он человек амбициозный. Это для него единственный шанс подняться. Но вот от Ноймана я такого не ожидал… — изливал душу Михаэль. — Он ведь вояка старой закваски, для которого честь мундира не пустой звук… А, вот оно, как…
— Наверное, все дело в возрасте, — предположил Рагимов. — Пенсия не за горами, вот и пытается оберслёйтнант пока еще возможно…
— Прыгнуть выше головы?
— Угу: засиделся он в подполковниках… А если комиссия доложит, что, мол, дела на «Псарне» идут выше всяких похвал…
— Может и Нойману перепадет от того пирога, — согласился Михаэль. — Ну, ты налил?
— Налил, герр Сандлер.
— Тогда, чего ждем?
— Ну, будем! — Сергей резко запрокинул голову и проглотил разбавленный водой спирт.
— Сергей, можно? — В кабинет врача заглянул Вовка.
— А, Путилов, проснулся уже? Заходи, — разрешил Сергей.
Мальчишка, придерживая рукой простреленный бок, скособочившись, просочился в кабинет. Увидев Сандлера, он попытался выпрямиться, но, тихо охнув, виновато развел руками:
— Извините, герр мастер-наставник…
— Уймись, Путилов, мы не на плацу, — снисходительно произнес Михаэль. — Давай, садись. Как самочувствие?
— Да, живой, вроде… — пожал плечами мальчишка.
— Эта фраза у тебя уже скоро коронной станет, — улыбнулся Рагимов. — Который раз я от тебя это слышу?
— Нравится мне у вас, дядь Сергей, — перевел все в шутку Вовка, усаживаясь на жесткую лежанку для осмотра больных.
— Ох, Путилов, с огнем играешь! — погрозил ему пальцем Рагимов.
— Так это ж не я придумал… — Мальчишка потупился и принялся нервно теребить пуговицу на больничной пижаме. — Я не хотел…
— Как сам-то? — поинтересовался Михаэль.
— Болит немного.
— Я не о ране, — пояснил наставник, — я о другом.
— Паршиво! — признался Вовка. — Я ведь людей никогда… Ладно бы гад какой… Он ведь ни в чем не виноват!
— Не виноват? — не поверил своим ушам Сандлер. — И это после того, как он тебя чуть не ухлопал?
— Но ведь ему же Франц жизнь пообещал оставить…
— А тебе, значит, на свою жизнь начихать?
— Нет, — нахохлился мальчишка, — не начихать!
— Так почему же ты допустил, чтобы он в тебя выстрелил? Ты поставил свою жизнь на кон! А тот китаец, как ты сам только что сказал, боролся за свою жалкую душонку до последнего! И он бы тебя не пощадил!
— Я это понял, герр Сандлер…
— Пойми, мне тоже не по душе… все это дерьмо. Но я — солдат! Ты, раз уж так произошло — тоже. Поэтому приказы, какими бы… В общем, приказы не обсуждают! Но из мертвых тебя тоже никто не воскресит. Поэтому: в какие бы обстоятельства тебя не загнала судьба, в какой бы жопе ты не очутился, всегда борись за свою жизнь! Ты видел когда-нибудь загнанную в угол крысу? — неожиданно спросил он.
— Видел, — послушно ответил мальчишка.
— Вспомни, как она себя ведет, — посоветовал Сандлер. — Вроде бы мелкий грызун, которого и соплёй несложно перешибить, но когда он оскалится, встопорщит шерсть на загривке, и приготовится подороже продать свою никчемную жизнь, поневоле становится страшно. Поступай так же, Вольф… Сергей, налей ему граммов тридцать.
— Но, герр Сандлер… Мальчишка ж еще…
— Налей, говорю, ему сейчас не помешает. Мандраж снять: ведь он был первым, там, на плацу… Остальным полегче пришлось — пример был. Давай, кадет Вольф, — Сандлер поднял со стола мензурку, — за твое крещение! Делай, как я!
Вовка подчинился и выпил. Вкуса водки он не почувствовал: спиртное, прокатившись по пищеводу, взорвалось теплой волной только в желудке.
