Александр Костожихин - И станешь ты богом
Согласно условиям, первым должен был выбирать оружие Пислэг. Скинув толстый, стеснявший движения халат и оставшись в свободной холщовой рубахе, башкир подошёл к оружию, перебрал несколько ножей. Выбрал нож хорезмийской работы с хищным кривым, длинным лезвием и костяной рукояткой. Долго примерял по руке боевые топорики. Его никто не торопил. Все прекрасно понимали, что значит в смертельном поединке правильно выбранное оружие. Наконец Пислэг сделал свой окончательный выбор и отошёл в сторону, предоставляя противнику сделать свой. Кудыма подошёл к оружию и равнодушно взял первые попавшиеся под руку нож и топор. Нож ему попался плохо сбалансированный, а топор – тяжеловатый. Пислэг с удивлением взглянул на противника. И его вдруг поразили совершенно пустые, мёртвые разноцветные глаза Кудымы. Будто не живой человек стоял перед ним, а оживший мертвец.
Чтобы сбросить с себя странное оцепенение, Пислэг несколько раз взмахнул топориком и ножом – пусть рука попривыкнет к их тяжести. Собственная ловкость вернула ему утраченную было уверенность. Он не подозревал, что бой им уже проигран. Пислэг боялся лишь поражения. Кудыма же не боялся смерти.
Бойцы встали друг от друга на расстоянии броска. Рослые, сильные, ловкие, статные. Трудно было отдать предпочтение кому-либо из них. Оба – искуснейшие воины. Оба – мастера поединков.
Рукопашный бой обычно укладывается в один удар. Иногда – в два. И совсем редко – в несколько. Одно неловкое движение, неправильно выбранная позиция, и ты – труп.
Пислэг, приняв стойку «сокола», крепко укоренился на чуть подпружиненных ногах, обутых в кожаные сапоги с бронзовой окантовкой – тоже своего рода оружие. Правильным ударом такого сапога можно сломать противнику ногу, разбить рёбра, пробить живот. Небольшие шипы по краям канта не позволяют скользить по льду, снегу, мокрой траве, дают дополнительную устойчивость при ударе. Правая рука была полусогнута и чуть отведена вбок, в ее ладони, лезвием вперёд, поблескивал нож. В левой Пислэг, посередине древка, держал боевой топор.
Кудыма, в отличие от Пислэга, никаких стоек не принимал. Стоял прямо, небрежно опустив оружие вниз. Пальцы левой руки едва удерживали кончик рукоятки опущенного лезвием вниз ножа. Тактически его позиция была тоже проигрышной: всходящее солнце било в Кудыме прямо в глаза – разноцветные, широко открытые, пустые, ничего не выражавшие. Но даже бьющее в самый зрачок солнце не заставило Кудыму сощуриться или моргнуть. Каменное лицо застыло. Казалось, что вовсе не человек противостоит Пислэгу, а какой-то страшный, загадочный истукан. По толпе прошёл невнятный гул. Затем стало необычайно тихо.
Пислэг прищурил и без того узкие глаза. Едва заметно пошевелил плечами. От лёгкого движения под ногами у него скрипнул подмёрзший песок. Пислэг прекрасно знал, с кем имеет дело. Они дважды ходили с Кудымой в набеги. Он его видел в бою. Знал, что не стоит обманываться видимым безволием, которое в одно мгновение способно превратиться в стремительную, всесокрушающую силу.
И вдруг… чу! Кудыма, в сторону и чуть вбок, сделал небольшой, лёгкий, скользящий шажок. При этом его рука с топором едва заметно отошла назад. Башкир мгновенно отреагировал – перекинул нож обратным ходом и вскинул топор на уровень глаз. Кажется, он разгадал план врага: сейчас Кудыма снизу, без замаха, метнёт топор, а затем, используя силу инерции, резко приблизится к Пислэгу на круговой удар ножом. Вот тут-то ты просчитался, шаман! Его, опытнейшего мастера поединков, таким маневром не купишь! Кудыму встретит защита «нож на нож», топор же довершит кровавое дело! Ну, давай, Кудыма, поиграем!
В следующие несколько мгновений никто даже не успел ничего толком понять в вихре движений двух вождей. Кудыма, в прыжке, снизу-вверх мощно метнул топор. Башкир легко отбил его в сторону, одновременно поворачивая хорезмийское лезвие по линии тела, для отражения скользящего горизонтального удара ножом. Хрустнули пролетевшие над толпой половинки древка. Но Кудыма обманул Пислэга. Вместо ожидаемого кругового движения вокруг оси, он вдруг резко поднырнул под руку с ножом, вывернул её с хрустом и с размаха ударил обухом рукоятки своего ножа по затылку противника. Тот безмолвно рухнул лицом в песок. Поединок закончился.
Остаток дня посвятили подготовке к предстоящему долгому переходу: в больших котлах, до загустения, варили жирные щи – «пока ложка стоять не будет». Потом эти щи укладывали в специальные туеса. Теперь в походе для приготовления пищи достаточно было загрести черпаком смесь, кинуть её в котёл, добавить немного воды – и великолепное духмяное варево готово. Подшивали истрепавшуюся одежду и обувь, точили оружие, увязывали добычу. Её, этой добычи, было очень много – такой удачи не знали даже старые, много раз ходившие в набеги, ватажники – настолько велика она была.
Тем временем ночь опустила над землей свои чёрные крылья. На небе зажглись мерцающие огоньки звёзд, из-за кромки леса выкатилась и поплыла по небу ярко-синяя луна. Вдали раздался тоскливый волчий вой. Воины развели большие костры, подвесили над ними котлы с водой. Зарезали и освежевали нескольких баранов. После того как варево было готово, один котёл уволокли к пленным в шатёр, временно развязав им руки. После ужина заново крепко связали и оставили теперь до утра.
Следующим утром Кудыма сделал всё, что обещал. Пислэгу аккуратно отделили голову, шаман со всей силой пригвоздил её копьём к растущему на краю поляны дубу. Тело сожгли на костре, а пепел развеяли над рекой. Всех башкир зарезали и, без погребения, бросили тут же, на поляне. Пусть Пислэг любуется их видом!
И ушли.
Через пять дней ватага подошла к секрету, а через седмицу была уже в крепости.
Кудыма отомстил за своих. Но легче ему от этого не стало. Теперь ему было всё безразлично. Какая-то странная усталость и апатия ко всему всё сильнее овладевали им.
Дальше он решил идти один.
XIX
Три дня ватажники отдыхали. Парились в бане, смывая с себя кислый запах пота и сопревшего исподнего. Хвастались добычей. Пили. Ели. Спали.
Щука и Ингрельд лениво попивали квасок в небольшой горнице, когда туда зашёл шаман.
– Садись с нами за стол, Кудыма, – приветливо пророкотал свей.
– Я разговаривал с воинами, – Кудыма присел на лавку, зачерпнул себе ковш кваса, – они сообщили мне, что Караберей возвращается обратно в Пермь Великую, куда прибудет со дня на день. Совет уже назначил его Главным Купцом. Вот добавилось старику проблем! Хотя это именно то дело, которое он любит и понимает как никто другой. Совет правильно решил. Интересно, как хорезмиец будет выкручиваться, разрываясь между высоким государственным постом и своими обязанностями по отношению к народу Чудь? Впрочем, такой человек, как Караберей, всё сможет. Он очень мудрый. Теперь я полностью спокоен за свой народ и могу без угрызений совести выполнять свои обязательства перед богами.
– А если бы Караберей не вернулся из Хорезма? – Щука с интересом посмотрел Кудыме в глаза.
– Тогда это значило бы одно: что боги не выполнили своих обязательств передо мною.
– И что? Они ведь боги.
Кудыма усмехнулся:
– Тем более. Бог обязан выполнить слово, которое дал. Он не имеет права лгать. Чего бы ему это не стоило. На то он и бог. Но если бы случилось так, что хорезмиец, неважно по какой причине, не прибыл обратно – это бы сняло и мои обязательства перед богами. И они это понимают. Теперь же препятствий для выполнения данных мною обещаний нет.
– То есть ты хочешь сказать, что если бы купец не вернулся бы обратно, ты бы вернулся к своему народу? А как же пропажа душ?
– Вот пусть боги бы и разбирались в этом дальше сами, без меня. А я бы ушёл в небытие вместе со своим народом. Вместе жили – вместе ушли. Какое мне дело до остальных? Я ведь не бог. Я – простой человек. Хоть и шаман, имеющий теперь, пока до конца не понятую, внутреннюю силу.
– Ладно, что же ты теперь собираешься делать, брат?
– Пойду на Мань-Пупу-Нер. Один. Сопровождать меня не надо.
Ингрельд вспыхнул:
– То есть как – не надо? Ты что, Кудыма? А мы? Почему отказываешься от нашей помощи? Зачем обижаешь? И потом, неужели ты не хочешь поздороваться со своей женой и детьми, узнать, как идут дела во вновь отстроенной деревне?
Кудыма с теплотой посмотрел на свея. Действительно, это – настоящий кровный брат. И лучший друг. Что ему та несметная добыча, которая оттягивает его заплечный мешок, когда его кровный брат в опасности?
– Да, Ингрельд, я очень хочу увидеть свою Пожум и своих детей. Я очень хочу побывать в деревне, пообщаться с людьми. Но всё это станет отсрочкой. Стоит ли затягивать и при этом доставлять лишние страдания своим близким? Сейчас боль разлуки притупилась. А так она вспыхнет вновь. Что касается похода, Ингрельд, то дальше я должен идти один. Только Гондыр имел право сопровождать меня в нём, но он мёртв. Ты в первый раз тоже со мной ходил, но тогда было другое время. Да и всё равно тебе нельзя подниматься на плато. А тебя и Щуку я попрошу вот о чём…
