Сергей Шведов - Око Соломона
– Про чужаков тебе Бушар сказал? – насторожился Глеб.
– Да.
– Хорошо, – кивнул шевалье. – Подай пелисон. И скажи сенешалю, чтобы собрал в замке всех моих сержантов.
– Будет сделано, сир, – склонился в поклоне паж.
Глеб проводил расторопного Гвидо взглядом, а потом перевел глаза на оружие, развешанное по стенам. Являться к королю Филиппу с тяжелым мечом у пояса было бы неразумно, а потому шевалье выбрал короткий клинок, доставшийся ему от отца. На Руси такие ножи называли «засапожниками» и носили их обычно за голенищем.
Филипп сидел за столом, способном вместить полусотню человек, и с интересом разглядывал узоры на прокопченных стенах. Своим происхождением эти узоры были обязаны копоти из камина, а отнюдь не художникам и никаких любопытных сведений не несли.
– А в Италии стены вилл украшают рисунками, – сообщил король склонившемуся в поклоне шевалье.
Филиппу уже давно перевалило за сорок. Он сохранил гибкость фигуры, но его некогда пышная светлая шевелюра значительно поредела. Зато зубы короля были по-прежнему великолепны, а потому и улыбка, которой он встретил своего вассала, вышла на редкость доброжелательной. Шевалье де Руси в королевскую доброту не поверил. Филипп, не в обиду ему будет сказано, отличался редкостным коварством и не раз ставил в неудобное положение не только своих врагов, но и друзей. Впрочем, добродушному королю вряд ли удалось бы надолго задержаться у власти при таком обилии спесивых вассалов.
– Папа Урбан отлучил тебя от церкви, сир, – с порога выдал одну из главных своих новостей Глеб.
– Кто бы мог подумать! – притворно удивился Филипп. – Как меняются люди, стоит только им поменять имя и положение.
– Что не дозволено Эду де Шатийону, то дозволено папе Урбану, – согласился с королем шевалье.
– Садись, Глеб, – кивнул на деревянную скамью Филипп. – Надеюсь, не все твои вести так же плохи.
– Твой брат Гуго, сир, вне себя от восторга. Все бароны и шевалье Франции охвачены единым благочестивым порывом. Еще бы – папа Урбан обещал им от имени Господа полное отпущение грехов.
– Неслыханная щедрость, – согласился с Глебом король.
– Если позволишь, сир, я зачитаю тебе выдержки из речи Урбана на ассамблее?
– Читай, Лузарш. Все-таки приятно иметь хотя бы одного грамотного шевалье в своей свите.
Глеб достал из-за широкого пояса лист, исписанный довольно крупными буквами, откашлялся, дабы слова звучали плавно, и начал читать, подчеркивая голосом торжественность момента:
– Возлюбленные братья! Побуждаемый необходимостью нашего времени, я, Урбан, носящий с разрешения Господа знак апостола, надзирающий за всей землей, пришел к вам, слугам Божьим, как посланник, чтобы приоткрыть Божественную волю. Необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке, о чем они уже не раз просили вас. Ибо в пределы Романии вторглось и обрушилось на них персидское племя турок, которые добрались до Средиземного моря, именно до того места, что зовется рукавом Святого Георгия. Занимая все больше и больше христианских земель, они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство Богово. И если будете долго пребывать в бездействии, верным придется пострадать еще более.
И вот об этом-то деле прошу и умоляю вас, глашатаев Христовых, – и не я, а Господь, – чтобы вы увещевали со всей возможной настойчивостью людей всякого звания, как конных, так и пеших, как богатых, так и бедных, позаботиться об оказании всяческой поддержки христианам и об изгнании этого негодного народа из пределов наших земель Я говорю присутствующим, поручаю сообщить отсутствующим, – так повелевает Христос.
Глеб замолк и вопросительно глянул на внимающего ему Филиппа. Короля речь папы Урбана явно заинтересовала больше, чем известие об отлучении от церкви. Во всяком случае, он спросил у шевалье:
– А где же отпущение грехов?
– Если кто, отправившись туда, – с готовностью продолжил Глеб, – окончит свое житие, пораженный смертью, будь то на сухом пути, или на море, или в сражении против язычников, отныне да отпускаются ему грехи. Я обещаю это тем, кто пойдет в поход, ибо наделен такой властью самим Господом. Пусть выступят против неверных, пусть двинутся на бой, давно уже достойный того, чтобы быть начатым, те, кто злонамеренно привык вести частную войну даже против единоверцев, и расточать обильную добычу. Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть справедливо бьются теперь против варваров те, кто в былые времена сражался против братьев и сородичей. Нынче пусть получат вечную награду те, кто прежде за малую мзду были наемниками. Пусть увенчает двойная честь тех, кто не щадил себя в ущерб своей плоти и душе. Те, кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты; здесь враги Господа, там же станут ему друзьями. Те же, кто намерены отправиться в поход, пусть не медлят, но, оставив собственное достояние и собрав необходимые средства, пусть с окончанием зимы, в следующую же весну устремятся по стезе Господней.
Закончив чтение, шевалье положил бумагу на стол перед королем. Филипп умел писать и читать, но крайне редко прибегал к бумаге и не только по причине ее дороговизны. Король был близорук и тщательно скрывал этот свой недостаток.
– Речь, насколько я понимаю, идет о Византии? – задумчиво проговорил Филипп.
– Не только, – возразил ему шевалье. – Христовым паломникам надлежит освободить Иерусалим и не допустить осквернения Гроба Господня.
– Нелегкая задача, – покачал головой Филипп. – И много баронов согласилось стать воинами Христа?
– Все, – усмехнулся шевалье. – А многие даже успели пришить к своим плащам белые кресты, как символ будущего паломничества к Святым местам.
Возможно, король еще что-нибудь сказал по поводу оглушительной вести, но тут в беседу короля и шевалье вмешался сенешаль Бизо, неожиданно возникший на пороге:
– К нам гости, сир.
– Сколько их? – спросил Глеб.
– Двенадцать человек, вооруженных до зубов.
– Это ко мне, Лузарш, – поднялся со своего места Филипп.
Глеб предпочитал, чтобы его называли шевалье де Руси, но у короля, видимо, были свои резоны, и он именовал своего вассала Лузаршем, по названию замка, предоставленного ему в управление. Мог бы, кстати, и подарить, но, увы, король Франции был не настолько богат, чтобы разбрасываться землями и крепостями. Многие вассалы Филиппа были куда богаче своего сюзерена. Взять хотя бы того же графа Тулузского или герцога Нормандского. Глебу не раз намекали, что, оставив короля, он приобретет больше, чем потеряет, однако шевалье де Руси предпочитал хранить верность сыну Анны Ярославны, хотя бы в память о своем отце, выходце из далекой заснеженной страны.
Гвидо оказался прав, гости короля Филиппа были чужаками. Глебу никогда прежде не доводилось видеть германского императора Генриха, но он почти не сомневался, что этот худой, длинноногий как аист, далеко уже немолодой мужчина, как раз в это мгновение спешивающийся во дворе замка Лузарш, именно он и есть. Короля и императора не связывало в этой жизни практически ничего, разве что кроме ненависти к папе Урбану. Тем не менее, эти двое обнялись, словно родные братья.
– Шевалье де Руси де Лузарш, – представил Глеба императору Филипп.
– Рыцари Вальтер фон Зальц и Гундомар фон Майнц, – в свою очередь назвал двух спутников император.
Девять чужаков так и остались безымянными, из чего Глеб заключил, что они простые министериалы, так немецкие владетельные мужи называли своих сержантов. Король и император, рука об руку, направились к донжону, сопровождаемые сенешалем Бизо.
– Судя по всему, сюзерены не нуждаются пока в наших услугах, – с усмешкой сказал Глебу рыцарь Вальтер фон Зальц.
Немец был белобрыс, широкоплеч и довольно высок ростом, во всяком случае, выше Глеба пальца на три. Если бы не тонкие бледные губы и почти бесцветные глаза, его можно было бы назвать красавцем. Шевалье де Руси гость не понравился. Но, разумеется, это еще не повод, чтобы отказать ему в кубке хорошего вина. Второй рыцарь едва ли не на полголовы уступал своему товарищу в росте. К тому же у него почти не было шеи, и большая голова, казалось, покоилась прямо на широких плечах. Зато руки у алемана были необычайной длинны и при ходьбе почти касались колен. О его лице Глеб тоже не сказал бы добро слова, иные дикие кабаны посимпатичнее будут.
– Я сделаю все возможное шевалье, чтобы пребывание в этом замке, оставило у вас самое приятное воспоминание, – вежливо отозвался Глеб и, обернувшись к крутившемуся тут же пажу, крикнул: – Гвидо, проводи гостей к столу.
– Наших людей накормят? – спросил Гундомар фон Майнц сиплым от природы голосом.
– Вне всякого сомнения, – подтвердил Глеб.
– В таком случае, у меня к тебе еще одна просьба, благородный шевалье, – взял хозяина под руку фон Зальц. – В твой замок должен прибыть еще один человек, мэтр Жоффруа. Император Генрих назначил ему здесь встречу. Не сочти за труд, сообщить мне о его приезде.
