Андрей Посняков - Ведьма войны
Великий вождь, прикусив губу, быстро сложил между собой услышанное.
Жить в одном селении с непобедимыми иноземцами? Люди и вправду станут полагаться на их силу охотнее, нежели на мудрость вождя. Зачем правителю двоевластие в собственном доме? Если Тарахад оставит здесь своих воинов – иноземцы всяко останутся под приглядом. Поделиться пленными? Пленников ныне много, их нужно кормить, а работ в городе не так уж и много. Мездрить шкуры, чистить рыбу, таскать дрова. Следить за огнем, наполнять котлы… Зачем Пы-Ямтангу столько рук? Только славы ради, да и все. Даже не половина, а большинство станут лишними ртами. Просить за них выкуп не у кого, Верхний Ямтанг разгромлен полностью. И пленными меняться тоже не с кем… Тогда зачем они нужны? Можно забрать для развлечения молодых женщин и десяток мужчин, а остальных бросить здесь, городу от того никакого урона не случится. Скорее наоборот. Пусть о еде для толпы рабов болит голова белой госпожи…
– Народ нуеров готов на любые тяготы ради нашей дружбы, уважаемая Митаюки-нэ, – согласно кивнул Тарахад. – Мы выполним твою просьбу. Надеюсь, и впредь мы всегда будем приходить друг другу на помощь.
– Можешь быть уверен в этом, храбрый Тарахад, – заверила его чародейка.
– Я рад нашей встрече, девочка из знатного рода, – с неожиданной искренностью улыбнулся Тарахад.
– Я тоже, друг мой, – кивнула Митаюки. Вождь внушал ей доверие. На него можно будет опираться. А коли так: зачем тратить силы на присмотр? Пусть правит у себя, как хочет, получая свою заслуженную долю славы и добычи во всех будущих походах.
Они расстались, довольные друг другом, и чародейка, крутанувшись вокруг пятки, обошла тихих девочек, замерших на вытертой шкуре длинношея.
– Ну-ка, встаньте!
Ведьма деловито осмотрела юных пленниц, оценивая упругость груди, широту бедер, покатость животов и боков, чистоту плеч и шеи, изящность черт лица. Тарахад, похоже, не пытался схитрить и действительно выбрал лучших красавиц. Даже трудно отделить одних от других для дорогого подарка.
– Ты и ты, – наконец указала Митаюки на двух дев с недостаточно густыми волосами. – Вэсако-няр! Отведи их в дом и привяжи там к стенам. А вас… – она обратилась к оставшимся, – вас нужно красиво одеть. Посмотрим, чего тут завалялось от беглых воспитанниц?
Из одежд в Доме Девичества нашлось лишь несколько туник. Не особо нарядных, но чистых и опрятных. Облачив невольниц, Митаюки нашла один из старых кремниевых ножей, обколола лезвие и свежим острием стала аккуратно сбривать пленницам волосы. Оголив головы, взялась за острую и прочную иглу акации. Этого добра искать не пришлось – иголок для татуировки в Доме Девичества всегда валялось изрядно, и красок тоже. Сажа – черная, охра – коричневая, жженая болотная ржа – красная, имбирный сок – желтый, тертый малахит – зеленый.
Почти все взрослые шаманки наносили доказавшие надежность знаки и защитные руны прямо на кожу – так уж точно не потеряются. Иные скрывали татуировками пятна и оспины, иные указывали имена духов-покровителей, иные просто пытались как-то себя украсить. Да и сами девочки порою баловались…
– Не дергайся, криво получится, – строго потребовала Митаюки от болезненно вскрикнувшей пленницы, оглянулась на верного охранника: – Вэсако-няр! Ступай, найди Ганса Штраубе, я тебе его показывала. Позови ко мне.
И она снова взялась за иглу, тщательно выводя линии. Паутина – красным, паук – черным, брюшко и глаза – желтые…
Немец пришел примерно через час, когда чародейка уже закончила свои художества.
– Звала, чернокнижница? – поинтересовался он от порога. – Там ватажники место для острога выбирают. Обидно будет, коли без меня…
– Иди сюда, Ганс Штраубе! Ближе… Положи ладонь ей на лоб, – указала Митаюки на крайнюю пленницу. – Положи и держи…
Со своей стороны она взяла жертву двумя ладонями за затылок, опустила веки, сосредотачиваясь. Поймала нить сознания девушки, уцепилась, подтянула к себе и заговорила:
– Тэн, тимбертя, ягось яндархат немерзи тянгода! Пуна ерги танкац! Тенсь хатама нендалас хазь! – Чародейка резко развела руки и подула жертве в затылок. Жестом предложила сотнику убрать ладонь. Пленница подняла голову, уставясь взглядом на немца.
– Теперь ей… – переступила в сторону ведьма, повторила ритуал и заклинание на соседней девице, затем на третьей. И каждый раз, едва Штраубе убирал руку, полонянка впивалась в него взглядом.
– Что это было?! – наконец не выдержал немец, и девушки тут же потупили взгляд.
– Ты же просил свою долю в том, чего я добиваюсь? – вскинула брови Митаюки. – Вот, ныне я исполняю свое обещание. Это и есть твоя доля, сотник. Первая ее часть.
– Так что это было? – повторил вопрос Штраубе.
– Паучье заклинание, путающее память. До тех пор, пока татуировка цела, эти девы не будут знать, кто они такие, откуда, из какого рода-племени. Смыслом их жизни будет угождать тебе, заботиться, ухаживать, услаждать… Они будут делать все, чего ты пожелаешь. Захочешь, чтобы умерли, умрут. Волосы скоро отрастут, татуировка будет скрыта. Но они навсегда останутся твоими преданными живыми игрушками и пойдут за тобой куда угодно. Даже в твою далекую неметчину. И останутся верными рабынями.
– Я не знаю их языка, – сглотнул Штраубе.
– Неважно. Они из рода сир-тя, они умеют угадывать желание. Хочешь, чтобы они встали?
Немец не ответил – но невольницы тут же поднялись с колен, пристально глядя в лицо. Видимо – захотел. Штраубе прикусил губу – они опустили глаза. Ведь хозяину прямой взгляд оказался неприятен.
– Я не могу принять такой подарок, чернокнижница, – неуверенно сказал он. – В ватаге мы все равны, и такие служанки…
– Не беспокойся, твои друзья не заметят особого урона, – уверила его ведьма. – Сир-тя, что остались присматривать за пленными, позаботятся о том, чтобы казаки не скучали. На их долю достанутся развлечения попроще, но ведь ты сотник, и по обычаю твоя доля должна быть больше. Эти рабыни отныне твои и всегда останутся твоими. И, можешь мне поверить, с ними ты получишь куда больше удовольствия, нежели со смирившимися насилию жертвами.
– Значит, ты заботишься обо всех…
– Каждый получит свое, Ганс Штраубе, – покачала головой юная чародейка. – Казаки – удовольствие, мой любый Матвей – славу, а ты – власть. Право судить, карать и миловать, направлять или прерывать жизни и судьбы, определять будущее. Ты ведь хотел долю? Это она. Отодвинь своих рабынь к выходу!
Немец глянул на бритых дев, приоткрыл было рот – но они и так все поняли, отошли.
– Тебе понравится развлекаться с ними, Ганс Штраубе, – пообещала Митаюки. – Колдуны сказывали, всем нравится.
– Ты стала называть меня по имени. У меня дурное предчувствие.
– У нас возникла трудность, немец, – развела руками ведьма.
– Так я и думал, – сразу посуровел Штраубе.
– Ты явно заметил, что все наши союзники принадлежат тотему нуеров. Между разными племенами этого народа тесные связи. Ты не знаешь языка сир-тя и потому не слышишь, что я рассказываю о самом первом городе их народа, каковой мы встретили на своем пути. Я утверждаю, что они стали нашими союзниками и помогли победить первых тотемников. Что они есть верные наши друзья, погибшие в том жестоком сражении. Эта история сильно укрепляет доверие и дружбу между нами и нуерами. Но ведь ты помнишь, что там случилось на самом деле?
– Если нуеры узнают, что мы сделали с тем городом, получится нехорошо… – признал Штраубе. – Могут случиться разногласия… Если не сказать: «враждебность».
– Я знала, что ты меня поймешь, – кивнула Митаюки. – Они должны исчезнуть. Просто исчезнуть. Еще до того, как хоть кто-то из них попадется нуерам на глаза. До того, как успеет произнести хоть слово.
– Ты хочешь вырезать весь наш первый полон?
– Власть – это не только ласки невольниц, немец. Иногда приходится принимать решения неприятные и даже мерзкие. Такие, о которых никто не должен догадаться. Пусть они исчезнут, оставшись в памяти сородичей великими героями, первыми из победителей. Мы будем с восхищением вспоминать их отвагу и приводить в пример нашим союзникам. Это сплотит будущую армию. Тебе нужна армия, немец?
Ганс Штраубе колебался совсем недолго. Он был умен и понимал разумность услышанного приказа.
– Я скажу Матвею, что нужно отвезти добытых идолов на остров и проведать там раненых, – кивнул он.
– Возвращайся скорее.
– Постараюсь. – Штраубе повернулся к дверям, скользнул взглядом по рабыням. Девушки тут же шагнули к нему, начали гладить по плечам, щекам, бедрам, выдавая всплывшие мимолетные желания.
– Назад! – рыкнул немец, и невольницы тут же отскочили. Сотник оглянулся на смеющуюся ведьму: – С твоим подарком на люди, похоже, лучше не показываться.
– Ты скоро привыкнешь, – пообещала Митаюки. – Это легко.
Немец хмыкнул и вышел. Его игрушки устремились следом.
