Андрей Посняков - Дальний поход
– А им главное, чтоб сверху не видно. – Иван вытащил зрительную трубу. – От колдунов. Вдалеке пролетят – не заметят, и то ладно. Та-ак… пятеро детенышей… нет, шесть… ага…
Женщин – одна, две… восемь… и еще какой-то уж совсем немощный старик… или старуха.
– Интересно, – снова подал голос Короедов, – а мужики-то ихние где?
Опустив трубу, атаман поскреб шрам:
– А вот это и впрямь интересно. Верно, на охоту ушли.
Маюни упрямо покачал головой:
– Не на охоту, нет. Тогда б неумехи рыбу не промышляли – сидели бы да спокойно ждали добычи, менквы долго ждать могут, да-а. Делись куда-то мужчины! Скорее всего – убиты. Хотя… может, их сир-тя забрали, с собой увели.
– Эти могут, – поддакнул Семка.
– Или дракон сожрал, да.
Атаман поднялся на ноги, закидывая за плечо пищаль:
– Что ж, возвращаемся, больше здесь высматривать нечего… Думаю, и наши уже вернулись – пора б.
Вернувшиеся разведчики Штраубе обнаружили невдалеке, в пяти-шести верстах от протоки, текущую параллельно ей речку, вполне подходящую для плотов, кои пришлось разобрать да перетащить с собой – подходящих деревьев там, увы, не имелось – все какие-то кривые сосны, ивы, папоротники.
– Нигде по пути лоскутков красных не видали? – на всякий случай уточнил атаман.
Немец почесал за ухом:
– Лоскутков? Нет, не видали ни одного. Может, там, на реке, еще и увидим.
– Да уж, хотелось бы. Смотрите по сторонам внимательнее, парни.
И все же, как бы ни смотрели, а лоскутков так и не увидали, ни красных, ни каких других. Зато обнаружили старое кострище, с не до конца сгоревшим хворостом.
– Не хворост это, – покачал головой Маюни. – Палки слишком прямые, их специально вырубили, да-а. И вот… вот – тут зеленым натерто… стебель-травой связывали, она крепкая, заместо веревок – можно. Связали… носилки сделали, да-а!
– Тсс!!! – вдруг насторожился Штраубе. – Друзья мои, у меня такое чувство, будто за нами кто-то следит!
– Следит? – Иван потянулся к зрительной трубе и тут же предупредил казаков. – Лишних движений не делайте.
– Во-он там, в ивах… левей… – кивнул Ганс.
– Вижу… Ага! Так и есть. Таится кто-то. – Егоров повернулся к ватажникам: – Спокойно, не суетитесь – будто все идет так, как идет. Луки незаметненько приготовьте, стрелы… Пищали зарядите на берегу, за камышом.
– Обе пищали, господине?
– Обе. Ганс! Возьми своих молодцов и во-он к тому дереву… Там засядьте. Костька, ты со своими – у самой реки. Делайте вид, будто плоты связываете, оружие же под рукой держите. Так, вы теперь… Маюни, Семка – на сосну ту корявую сможете быстро залезть?
– Сделаем, господине.
– Залезем, да.
Повинуясь командам своего многоопытного атамана, казаки приготовились к нападению неведомого врага обстоятельно и спокойно, и теперь просто ждали, якобы занимаясь делами обыденными и насквозь мирными: одни с треском ломали для костра хворост, другие вязали плоты, третьи устраивали шалаши, разбивали лагерь…
И все – ждали! Иван хорошо понимал: нападения могло не быть только в одном случае, если тех, кто скрывался в ивняке, значительно меньше ватажников. Да и то, враги могли просто попробовать воспользоваться внезапностью… враги… ну, не друзья же, иначе б не таились в кустах!
Время тянулось медленно, и кое-кто из молодых казаков уже начал уставать от повисшей в воздухе гнетущей напряженности. Кто-то отошел от спрятанной в траве рогатины, кто-то потянулся, смачно зевнул…
Ввуух!!!
В зевающего казака полетел метко пущенный камень, угодив прямо в грудь! Бедолага охнул, согнулся, закашлялся, отхаркиваясь кровью…
И тут началось!!!
Потрясая грубо вырубленными дубинами и камнями, из зарослей с воплями выскочили зверолюди в количестве около трех дюжин здоровяков с могучими мускулами и хищными, горящими злобным огнем, глазами, сверкающими из-под массивных надбровных дуг.
– Уау-у-у-!!! – метая на бегу камни, устрашающе орали людоеды. – Уаа-у-у-у-у!!!
Треть из них казаки тотчас же взяли на стрелы, еще трое полегли от метких пуль, а вот с остальными пришлось сойтись в рукопашной!
Сразу двое менквов налетело на Михейку Ослопа, ничуть не уступавшего им ни в силе, ни в злости, а в умении владеть дубиной – еще и превосходившим!
С треском сошлись в ударе дубины, казак с легкостью отбил удары и, покрутив над головой свой огромный ослоп, обрушил его на череп неосторожного вражины! Словно гвоздь в землю вбил. Единым махом. Нападавший даже ой сказать не успел. А вот его куда более ушлый напарник все ж отскочил, укрылся за кривой сосною… и получил сверху рогатиной! Прямо в шею!
– Молодец, Семка! – Михейко помахал рукой прятавшемуся средь ветвей Короедову. – Ловконько ты его, ага!
Уложив первого врага, Иван не успел перезарядить пищалицу, пришлось выхватывать саблю. Ловко уклонясь от летящей в висок дубины, атаман поразил людоеда в живот, безразлично глядя, как выползают, падают в траву сизые, в сгустках крови, кишки. Отстраненно подумал – как бы не поскользнуться – да приготовился отразить очередной натиск, не обращая никакого внимания на воюющего в траве менква. Даже не добил – некогда. Война, она только в рассказах да на картинках красиво выглядит, на самом же деле – вот, как здесь: вопли, боль, смрад, кишки эти вонючие да льющаяся рекой кровушка.
Да! Пора бы уже подать знак молодцам Штраубе!
Оглянувшись, атаман заливисто свистнул – под предводительством веселого немца выскочили из засады ватажники, тут же выстроились в каре, выставив вперед копья – любо-дорого посмотреть. Даже для пущего эффекта ударили в барабан – один-то он и был с собою прихвачен.
Увидев этакое чудо, зверолюди ненадолго опешили – что и нужно было подтянувшимся с реки лучникам Костьки Сиверова. Уж те-то не промахнулись, били точно в цель, с первым же залпом уложив с десяток врагов!
Однако менквы не успокаивались, видать, не хватало ума понять, что пора сматывать удочки, и чем быстрее, тем лучше. Видать, хотелось-таки отпробовать вкусного мозга!
Высокого – с Михейку – роста, широченный в плечах людоед – по всей видимости, вожак стаи, – распахнув пасть, в коей, без сомнений, целиком поместилась бы голова ребенка, что-то провыл – приказал. Остальные зверолюди, услыхав призыва своего вождя, завыли в ответ и, размахивая дубинами, бросились на казацкие копья!
Никто не прорвался – Штраубе вымуштровал свой отряд как надо! Каре так каре! И латная лошадь с рыцарем не пробьет, тем более какие-то дикари вонючие!
Наткнувшись на достойный отпор и с ходу потеряв пятерых, менквы обиженно завыли… Находившийся невдалеке вожак снова завопил… Людоеды полезли в драку…
– Ах ты, гадина! Ну, погоди малость…
Перезарядив пищаль, Иван устроил ее на развилке ветвей, тщательно выцеливая вожака, маячившего за четырьмя особо приближенными людоедами. Все четверо – молодцы, хоть куда – страшенные, грязные, с мускулами-камнями! Черт… прыгают, твари, целиться мешают…
Атаман свистнул:
– Костька! Давай-ко, со своими отвлеки!
– Сделаем!
По знаку Сиверова ватажники бросились в ложную атаку на вожака… и тут же отскочили… Не-ет! Не погнались за ними охранники, видать, вожака своего боялись они куда больше врагов!
А вот сверху вдруг прилетела стрела, а за ней сразу – другая, и двое людоедов, окружавших вождя, упали…
– Молодец, Маюни! Вовремя…
Иван тщательно прицелился…
Бабах!!!
Ствол аркебузы изрыгнул пламя и дым. Меткая пуля снесла вожаку менквов полголовы!
– Ну, вот, – атаман довольно потер руки. – Так-то лучше будет.
Лишенные своего злобного предводителя зверолюди быстро превратились в обычное стадо. Кто-то тут же сбежал, кто-то, чавкая, принялся жадно пожирать павших, о продолжении же боя не помышлял уже никто!
Казаки тоже не преследовали убежавших, лишь постреляли из луков пожирателей трупов – просто противно было смотреть.
Увы, эта лесная стычка не прошла для ватажников даром: трое казаков было убито и пятеро – ранено, из них один – тяжело: метко брошенный камень угодил в голову.
– Не жилец он, герр капитан, – пока казаки копали могилы, к Ивану подсел Штраубе. – Совсем-совсем не жилец. Доннерветтер!!!
Атаман повернул голову:
– Ты хочешь сказать…
– Да. Ты верно меня понял, мой капитан, – немец грустно улыбнулся. – Раз уж так случилось… Не оставлять же на съедение. А взять с собой – все равно рано или поздно умрет. Да и остальным – морока.
– Хорошо, – Иван прикрыл глаза. – Делай. Но…
– Не беспокойся, друг. Все, как надо, сделаю. Да будет пухом земля этому славному парню.
Пришлось копать четвертую могилу – раненный в голову ватажник скончался.
– Ну, слава богу, отмучился! – несколько цинично промолвил Афоня Спаси Господи.
Штраубе тихонько поддакнул:
– И нас не мучил. Добрая смерть.
У остальных, слава богу, раны оказались сравнительно легкими: кому-то по касательной угодили в голову, содрав кожу, кому-то хорошо прилетело камнем в бока или по конечностям. Идти же, однако, все могли, правда, Маюни настоял на том, чтоб промыть и перевязать раны.
