Александр Прозоров - Последняя победа
На этом боевой порыв южан все-таки угас, и они остановились, прячась за деревья.
– Вы разочаровали меня, рабы Великого Седэя! – раскатился между стволами насмешливый голос. – Я приготовил для вас целых пятнадцать засек, а вы сломались уже на третьей!
– Это ты, Енко Малныче?! – спросил шаман черного рода. – Подлая тварь, слуга злобного Куль-Отыра! Как ты решился разорять земли собственного народа, безумец?! Твое имя будут проклинать десятки и сотни поколений, покуда будет существовать этот мир!
– Мне нет дела до народа, что пожелал содрать с меня, живого, кожу! – ответил изгнанник. – И мне нет дела до его богов! Ныне я поклялся в верности новому, молодому богу, Иисусу Христу! Этот бог приносит своим шаманам победу. Всегда! И поэтому все вы умрете здесь!
– Братья, он здесь!!! – выступил из-за могучей шелковицы шаман. – Подлый кровавый колдун перед вами. Один рывок, и мы убьем его! Остановим войну, отомстим за убитых! Вперед, братья, за мной!
Воодушевленные горячими словами, хайо-атангцы покинули свои укрытия и с грозным ревом ринулись в наступление.
В этот раз дикари успели дать только один залп, но в захваченном укреплении опять никого не оказалось, а бросившихся в погоню воинов опрокинул залп из очередного, срубленного чуть дальше укрепления.
Атака снова выдохлась.
Подумать, что делать дальше, дикари хайо-атангцам не дали. Примкнувшие к Енко Малныче сир-тя кучками по пять воинов пошли вперед, нападая на прячущихся за деревьями одиночных врагов. С понятным результатом. Товарищи истребляемых южан, стоящие дальше, все видели и даже попытались прийти друзьям на помощь, но проклятые Куль-Отыром дикари тут же начали грохотать своими дымными палками, убивая любого, показавшегося на открытом месте.
Всего за час сторонники беглого колдуна очистили лес от вырвавшихся вперед храбрецов на четыре сотни шагов – и бородачи побежали вперед, занимая недавно брошенные засеки. А затем – новый залп предупредил стоящих открыто воинов, что жуткое оружие бородачей дотягивается и до них. Хайо-атангцы попятились – кровожадные убийцы Енко Малныче тут же двинулись следом, упрямо сближаясь на расстояние смерти.
– Один рывок! – в отчаянной надежде предложил кто-то из вождей, а тысячи воинов все разом внезапно ринулись на врага…
И опять: дикари стреляли – и убегали, стреляли – и убегали, уходя все дальше от укрепления к укреплению. До тех пор, пока, потеряв почти три сотни воинов, хайо-атанги не выдохлись снова. А потом – начали такое же подлое, ползучее наступление.
Спасая свои жизни, храбрецы пятились, стараясь держаться от грохочущих палок на безопасном расстоянии. Некоторые пытались отвернуть с открытого места на тропки или в ручейки. Но каждый раз из джунглей доносился шум схватки, в узостях возникала давка, а дикари наступали, и хайо-атангам приходилось поспешно уходить дальше, оставляя товарищей драться за право углубиться в чащу.
Примерно десять сотен южных воинов спасло от полного истребления только то, что, отступая, они наткнулись на несколько родов с восточного берега. Несколько племен, полторы тысячи мужчин. Именно за их спинами хайо-атангцы и скрылись, получив наконец возможность перевести дух.
Б-бабах!!!
Б-бабах!!!
Б-бабах!!!
Сир-тя восточного берега начали познавать кровавую науку, уже усвоенную воинами южного Ямала…
* * *Грохот от дикарского дымного оружия, то притихая, то учащаясь, раздавался весь вечер и часть ночи. На рассвете, перекусив со своими воинами, Тэх-Меени спрятал амулет вождя под ворот кухлянки и отправился бродить по лагерю. Вернулся только после полудня, мрачный и растрепанный.
– Ты был прав, мудрый Иемны-няр, – сказал он шаману. – Енко Малныче держит здесь нас всех, словно в загоне. Его слуги убивают каждого, кто пытается войти в лес. Многие племена надеялись прорваться, но дикари убегают, стреляют не ближе, чем с двадцати-тридцати шагов и опять убегают. Их огненный грохот убивает зараз по двое-трое идущих впереди воинов, и теперь никто не желает идти первым. Ведь первые всегда умирают. А если нет первых, откуда взяться всем остальным?
Сын прославленного Калматэнга вытянул свой амулет вождя, повесив поверх одежды. С силой потер ладонью голову:
– Иные вожди предлагают рубить широкую просеку, дабы первых было сразу много. Да и засаду, чтобы стрелять, можно сделать только на тропе, в густых джунглях это не получится. Иные предлагают ждать вестей из Дан-Хаяра, от Великого Седэя. Я же так мыслю, что просекой охотиться невозможно, а старшины Совета колдунов даже не подозревают, что тут происходит. В общем, мудрый Иемны-няр, надо, наверное, уходить, пока мы хотя бы еще сытые? Мясо мертвых драконов и так уже несвежее, а иного нам явно не добыть.
Интонация в речи паренька была вопросительной, и старый шаман невозмутимо пожал плечами:
– Ты вождь…
Это означало, что мальчишка должен был принять на себя ответственность. Не советоваться, а отдать приказ. Тэх-Меени судорожно сжал кулак, несколько мгновений поколебался, а потом решительно кивнул:
– Поднимайтесь, други! Мы возвертаемся домой!
Воины подчинились без колебаний, быстро скатав подстилки и закинув немудреные дорожные припасы в заплечные мешки. Племя хаяр-то вытянулось в длинную цепочку и пошагало по вытоптанному лесу на юг.
Набравшийся уверенности Тэх-Меени двигался первым, лишь изредка оглядываясь и проверяя, все ли в порядке в его отряде, не отстал ли старый шаман, не подвернул ли кто ногу. Все шло благополучно – вот только часа через два пареньку стало чудиться, что где-то далеко впереди, чуть не на расстоянии дневного перехода, раздаются звуки, очень похожие на выстрелы дикарей Енко Малныче. Этот звук вызвал у него крайне нехорошее предчувствие. И потому, заметив журчащий по краю дороги ручеек, юный вождь, уже никого не спрашивая, свернул на него и, низко пригнувшись, стал пробираться по узкому песчаному руслу, уходящему куда-то в сторону заката.
Тэх-Меени даже не подозревал, как сильно ему повезло. Он ухитрился свернуть с просеки именно на том, не очень большом, отрезке леса, который еще не успели обложить дозорами ни новообращенные воины из отряда Матвея Серьги, ни казаки из рати воеводы Егорова и Енко Малныче.
Глава IX
«Стреляй и беги!» – старая, как сама война, тактика позволяет наносить серьезные потери куда более сильному числом и оружием врагу. Вот только пользоваться ею удается очень редко. Нет смысла убегать, если ты намерен захватить вражеские земли или города, как невозможно отступить, если ты свои земли и свой дом защищаешь.
Воеводе Егорову невероятно повезло. Ему нечего было защищать на голой, как крысиный хвост, дороге и ему ничего не требовалось завоевывать. И потому атаман мог позволить себе полнейшую вольницу в движении отрядов – пятясь при малейшей опасности и придвигаясь, если враг пытался оторваться на расстояние большее, нежели дистанция картечного залпа. И стрелял, стрелял, не жалея ни пороха, ни свинца.
В конце концов – зачем ватага на все это тратилась, если не пустить снаряжение в дело?
Первые пару дней казакам и их помощникам пришлось побегать изрядно. Но уже на третий – сир-тя, встреченные ими, делали только одно: отступали.
Казачьи отряды двигались, даже бежали следом, то и дело заставляя леса содрогаться от выстрелов и наполняя их едко пахнущими белыми облаками, и каждую покоренную ими версту выстилали сотни изуродованных тел. Воины сир-тя больше не пытались сопротивляться. Привыкшие сражаться под чародейской защитой, наступать за спинами менквов и драконов, они не знали, что делать, имея в руках только палицу и копье, и надеялись лишь на то, что старшины Великого Седэя успеют примчаться им на помощь, лишат дикарей их огненного оружия, парализуют, усмирят – и тогда уже можно будет сразиться с чужаками по всем правилам…
Но великие колдуны так и не явились. То ли опасались лететь – уж слишком легко белые дикари сбивали крылатых драконов, – то ли не знали о беде, случившейся с армией, все же катастрофа разразилась далеко, чуть ли не на северном побережье. А может быть, для них было куда важнее решить, кто станет новым старшиной после смерти Тиутей-хорта, и никто не желал покидать столицу в столь важный момент ради спасения от гибели всего лишь десятка тысяч худородных сир-тя.
На четвертый день преследования отряды воеводы Егорова вышли на обширное поле, вырубленное совсем недавно казаками вокруг новой твердыни – и ради леса, и дабы место для прицельной стрельбы расчистить. В самом сердце этого простора, в развалинах побежденного острога, оказались зажаты под прицелами кулеврин и пищалей последние пять тысяч воинов, что остались от, казалось, непобедимой армии, – голодные и отчаявшиеся.
