Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры
Синеватые пластины светились под ногами и гасли, как только туфля отрывалась от поверхности. Феанору уже привиделось, что так и будет спускаться, пока не упрется в сердце земли, пылающее раскаленным металлом и источающее ядовитый дым – и тут ступени закончились и он оказался перед небольшим порталом, на поверхности которого, то и дело, вспыхивали желтоватые блики, в лицо ударила воздушная струя.
Внутренности поражали воображение. По огромному нефритовому залу, словно снежинки в метель, кружили сотни небольших, в три локтя ростом, существ. Облаченные в белые хитончики, шелковые плащи причудливо развеваются, лица детские. Каждое существо было похоже на Вегедэ, за исключением рук. Вместо крючков, из каждого плеча вытягивались три длинных, сероватых тросика, покрытых щетинками, и оттого напоминающих паучьи лапки. Присмотревшись, Феанор осознал, что полёт их хаотичен лишь на первый взгляд. Каждое существо держало в тросике по полупрозрачной, тончайшей нити, переплетая их меж собой, продевая через нити других, связывая и обрезая необычный материал с удивительной проворностью. Нечто, создаваемое ими, походило на выгнутый треугольник и, несмотря на простоту, ошеломляло красотой и совершенством формы.
«Ильдефонсу бы такие подмастерья пригодились».
– Знатное зрелище, Феанор, не так ли?
– Да, госпожа Скорбь. – Юноша легко узнал тембр мысленного голоса.
– Это – ткачи. Они плетут элемент для корпуса Обители. Знаешь ли, молнии, ветра, дожди. А сфера для нашего урочища жизненно важна.
– Я думал, что это металлические пластины… или крашенное лакированное дерево.
– Нити – особая смесь, похожая на шелк. Ткачи производят её собственным телом. Так же как паук прядет паутину, или гусеница – кокон. Эти нити обладают особыми качествами. Они поддерживают определенную температуру и влажность внутри сферы, пропускают внутрь воздух и вытягивают наружу вредные и ядовитые газы, запахи, дым. Законченный элемент прочнее металла и легче пуха.
Феанор смутился:
– То есть мы – в коконе?
Голос в голове повеселел:
– В каком-то смысле. Сфера уходит в землю до конца. И над поверхностью и под – мы защищены. Первые оболочки помогали выжить в гиблых местах. Специально обученные команды восстанавливали землю, воздух и воду. Этот, как ты сказал, «кокон» сейчас выполняет другие задачи. Мы – как гигантская ферма, поставляем в Царство животных и рыбу, овощи и фрукты, разводим новые культуры растений. И… – настоятельница на пару секунд умолкла, – обучаем мудрецов, стратегов, царей.
– Кто же из них я?
Голос молчал. Юноша еще некоторое время понаблюдал за работой ткачей. Его охватила печаль. Царевич повернулся и, опустив голову, побрел обратно в келью.
Утро прошло безрадостно. Позавтракав, невыспавшийся Феанор занялся работой. Он собирал фрукты в большие плетеные корзины, нёс их в побеленное здание и вываливал в огромный чан. Вместе с ним работало несколько послушников, только все они были бездушными – с прямыми, похожими на краткие команды, мыслями. Тот, кто впустил его в Обитель, был человеком, но царевич не видел и не «слышал» его уже несколько дней. После работы и обеда Феанор отправился в снежный октагон. Послушно подошли адепты, приготовили мокрые полотенца. Юноша скинул хитон, оставшись в набедреннике. Усевшись на высокий табурет, сложил руки крестом, и, закрыв глаза, прислушался к ритму сердца. Похолодало. В воздухе появились снежинки – попадая на тело, они вскипали и исчезали, превратившись в маленькие облачка пара. Затем подул ветер. Сначала легкий, он усилился, поднимая льдяную крошку, царапавшую кожу. Феанор выдохнул и погрузился глубже в себя. Сердце отсчитывало ритм и он вторил, отмечая удары и остановки: «Бон-тун, Бон-тун». На плечо с хлопком опустилась мокрая простынь, от нее повалил пар – конец же, который держал послушник, покрылся ледовой коркой. Царевич вздрогнул и очутился во внешнем мире. Погружение прервалось. Он встал и подошел к медной клепсидре, находившейся в смежном восьмиугольнике. Она показывала, что прошло три четверти часа.
После упражнения юноша отправился в библиотеку. Без энтузиазма он читал «Стратагемы Правителей». Свернув свиток, отправился в келью. Вегедэ он не видел уже четыре дня, в этот день тоже.
Не увидел и в следующие дни. В чащобе на месте плиты осталась ямина, от образов и погружений не было толку. Пребывание в Обители превратилось в одну серую круговерть: еда-работа-погружение-чтение-сон-еда. Время в снежном октанге увеличивалось и теперь юноша без былого интереса отмечал две клепсидры – по часу каждая.
Феанор начал забывать, что говорил с кем-либо. Иногда его охватывал гнев и отчаяние и он мысленно кричал – так, что, казалось, его внутренний голос был слышен во всём урочище. Иногда царевич пытался вырваться из этого безмолвного плена. Но, увы, куда бы он ни шел, все дороги, тропы, лазы приводили к холодному граниту библиотеки и царевич, уставший от бессмысленной борьбы, возвращался в свою келью с рогожей, шкафом, столом и красным светящимся огоньком.
Гнев, тоска, уныние, паника сменились безразличием, вялостью и апатией. Со временем ему стало казаться, что он сам становится бездушным – марионеткой, повторяющей действия, заданные хозяином. Еда-работа-медитация-чтение-сон-еда. Дни сменялись ночами, ночи – днями. Время то тянулось с неторопливостью виноградной улитки, то мчалось, сломя голову. Еда-работа-погружение-чтение-сон-еда. Холод больше не обжигал, яства не имели вкуса, работа не нагружала мысли, а книги представлялись набором бессмысленных символов. У него остался только сон. Время, когда не было ничего. Сон.
Однажды Феанор осознал, что ему хочется уснуть. Навсегда. Если нет смысла в жизни, то, может быть, он кроется в смерти? Ведь смерть – это тоже лишь сон – но без пробуждения. Он пришел в свою келью, разделся и привычно погрузился в себя. Здесь нет послушника, который выведет его из внутреннего мира холодным мокрым полотенцем. Нет надсмотрщика, который не позволит погрузиться в мир иной. А без контроля снаружи он уйдет в глубины сознания быстро. И навечно.
Царевич привычно вслушался в сердечный ритм, очистил разум и отключился от внешнего мира. Дыхание стало мерным, появился контроль над мыслями. Юноша мысленно вернулся в истоки детства, когда только научился ходить. Без удивления отметил, что цвета были ярче, а переживания сильнее. Осталось несколько шагов в прошлое – туда, где еще не начало формироваться мышление, память. Оказаться там и остаться в вечном сне, бездумии, покое. Внезапно грудь сдавило, защипало глаза, щеки пылали – вдруг всем своим естеством ему захотелось жизни.
Феанор очнулся. На груди сидел светловолосый незнакомец в блестящей рубахе. Одной рукой он зажимал царевичу рот с носом, а в другой зажимал перчатку, которой нещадно хлестал по щекам. Юноша постарался скинуть странного человека, но тот оказался весьма тяжел.
Улыбнувшись, он отвел руку от лица, дождался, пока парень вздохнет, еще раз хлестанул по щеке и со скоростью молнии уселся на стол. Голубые глаза смотрели насмешливо, раздался высокий звенящий голос:
– Привет. Еле тебя откачал. Меня зовут Олег. Олег Суховски.
Глава 11. Остров
Над Островом Богов нависли тяжелые черные тучи. В небе гулко хлопнуло и в одинокую мраморную ротонду ударило узкое лезвие молнии. От крыши отскочили снопы искр, но когда развеялся дым, стало видно, что постройка невредима. В воздухе проявился силуэт, Моргот скинул невидимую пелену и предстал во всей своей силе. Он не был уже Повелителем Огненного Еннома, не был архидемоном, сравнимым по мощи с Ишгаром. Его изгнали дважды – из Обители Избранных и из Пристанища Отверженных.
Конечно, огневик потерял силу и стал больше физическим существом, чем духовным – но это придавало его бытию необычайную новизну. Тысячи лет без воли, вынужденный подчиняться Ишгару. Даже флегреты – монстры, коих Повелитель Тьмы использовал для управления на земле – и те не были в полной мере свободными.
А Моргот… Кипящий злобой, он обрушивал всю мощь на остров – и никто не прикажет ему убраться. Такова судьба богов – Высший наложил ограничение на их способности в материальном мире, установил правила – приходить в этот мир через остров. И если он, дважды отверженный, уничтожит эту точку перехода, этот ничтожный клочок земли – боги не смогут вмешиваться в его дела. Подчинив землю, созданную Рукибом и землю, сотворенную проклятым Диптреном, Моргот накопит силы и уничтожит третью часть – земное царство Ишгара. А этого Голлиоса – скользкого перевертыша с фиолетовыми волосами, льстеца и подхалима, он заключит на вечные муки.
Мысли о «правой руке» Ишгара вызывали внутри бывшего архидемона гневное клокотание и он, ярясь, насылал на скалистую поверхность штормы и смерчи, метал огромные валуны, устраивал хороводы молний и града.
