Александр Костожихин - И станешь ты богом
Купец вёз в дальние края индийские пряности, ценнейшее розовое масло, притирания, женские украшения, тяжёлый кавалерийский доспех, несколько рулонов отличной ткани из шерсти цвета индиго, которую скупил у своего разорившегося соседа, отрезы шёлка, ну и всякого другого по мелочи. Всё это он планировал продать в Городище и перезимовать там, а по весне дёшево закупить такую дорогую в их краях меховую рухлядь. Так как он останется на зиму, то и по весне будет первым серьёзным покупателем у туземцев. Значит, сможет сторговать меха и рыбий зуб у них много дешевле, чем когда торговля развернётся в полную силу.
И ростовщик, и купец, каждый по-своему, сумели напроситься к посланцу короля в попутчики. Купец подарил ему кусок дорогого шёлка, а ростовщик пожертвовал некоторой денежной суммой. Все остались довольны совершённой сделкой. Как-никак, а граф ехал в сопровождении отряда из пяти валетов-оруженосцев и сорока воинов. Ростовщик имел троих хорошо вооружённых сопровождающих, а купец – семерых охранников, не считая вожатых.
Итак, три месяца назад семьдесят человек выехали из Эль-Фустата, каждый по своим делам: граф – императорский посланник, ростовщик и примкнувший к ним богатый купец. Дорога одна, охрана одна, судьба одна. Люди разные.
Передвигались не спеша – берегли коней. Путь предстоял неблизкий. В чистом поле на ночь старались не останавливаться. Вот, к вечеру дотянули, несмотря на дождь и раскисшую дорогу, до очередной деревни. Отсюда до фактории оставалось рукой подать. Там уже должны были стоять два франкских корабля. На них они поднимутся до Городища, а дальше – снова пешим ходом.
В это злополучное утро выехали своим обычным порядком, который успел выработаться за полтора месяца пути. Впереди всех маячил дозор из троих человек. Во главе основного отряда тяжело печатали шаг десять тяжеловооружённых копьеносцев, за ними всхрапывали огромные рыцарские кони, гордо неся могучих седоков. Вслед за графом и его оруженосцами тащились два вола, пуская тягучую смолу слюны: они катили крепкую, тяжёлую повозку с ответными дарами халифа Его Величеству. За повозкой, в окружении стражи из троих человек, подпрыгивал в своем седле тощий ростовщик, тянувший на поводу мула с двумя перемётными сумами на спине. Далее следовал купец со своей охраной и провожатыми. Каждый из провожатых тянул за собой по паре лошадок, гружённых тюками с товаром. Замыкал всё это шествие отряд из тридцати конных воинов.
В предчувствии скорого окончания пешего пути, люди и кони шли бодро, дружно. Все старались поскорее проскочить это унылое место, где с одного бока гнетёт близость заросшего ряской, вонючего болота без конца и края, с другой – пугает своей крутизной речной обрыв, а под ноги стелется слабо просохшая, разбитая бесчисленными конскими и человеческими ногами, узкая лента дороги. Однако жизнь наша состоит из полос чёрных и полос белых. Какая и когда из них наступит – даже богам не всегда ведомо.
XII
Примерно на середине пути дозор наткнулся на встречный караван. При этом караван никуда не шёл – вооружённые люди стояли и сидели, перегородив перемычку. На узкой полоске вблизи болота паслись кони, тюки носильщиков были свалены кучей прямо на дороге. Что-то неуловимо странное было в этих людях. Угрозой и смертью веяло от них.
Старший дозора, опытный и старый воин, всем своим нутром почувствовал опасность, так, что мороз пробежал по коже, вздыбив на ней волосы. Он положил руку на рукоять меча, с тревогой оглянувшись на идущий за ним обоз. Однако, пересилив себя, приосанился, убрал руку с рукояти, вскинул её вверх, привлекая к себе внимание, и властно приказал:
– Отойдите в сторону! Дорогу посланнику Его Королевского Величества Людовика II Немецкого графу Саксонскому!
На него с безразличием взглянул богато одетый купец и, лениво махнув рукой, что-то громко сказал на языке, который дозорные не поняли. Видимо, приказывал отойти людям на обочину и пропустить знатную особу. Действительно, люди сошли на обочину, отойдя на несколько шагов в сторону болота, и развернулись цепочкой вдоль дороги. И такая волна угрозы исходила от этих людей, что дозорные решили придержать коней и дождаться остальных попутчиков, двигавшихся позади них шагах в ста. Старший дозора попытался заговорить со встречными людьми, но тщетно – все угрюмо молчали. Только один из них, тот, которого они приняли за купца, покачал головой; да недобро усмехнулся, поигрывая басовито гудящей тетивой гигантского лука, стоявший за спиной купца лучник в блестящей кольчуге и накинутой поверх неё волчовке. Купец что-то тихо сказал ему, и тот, утвердительно кивнув, прищуриваясь, посмотрел на приближающийся караван.
У дозорного стало вдруг тоскливо на душе.
Как только обоз начал медленно продвигаться вдоль выстроившейся шеренги, Волчий хвост скомандовал:
– Товсь! Стрелы на тетиву! Держать цель! Залп! Залп! Залп!
Сотни стрел в упор накрыли франков. Дико взвизгивали и жалобно ржали искалеченные лошади, вскрикивали и валились на дорогу убитые и раненые люди.
Пятка и три арбалетчика били только по оруженосцам, одетыми в тяжёлые сплошные доспехи. Стрелы, выпущенные из обычных луков, не пробивали доспехи высшего качества даже в упор. Пятка из своего мощного дальнебоя и арбалетчики пытались найти уязвимые места. Но стрелы и арбалетные болты соскальзывали с пластин, лопались, разлетаясь в щепу. Но вот одна из стрел ударила в сочленение доспеха и шлема. Один из оруженосцев с лязгом завалился на дорогу, выронив штандарт, выгнулся дугой и в агонии засучил ногами.
Оставшаяся четвёрка валетов и трое тяжеловооружённых пеших копьеносцев окружили графа, прикрыв его щитами и выставив перед собой тяжёлые длинные копья. Покрытые с боков и спереди кожаными доспехами, металлическим кринетом по гриве и гребню шеи, рыцарские кони представляли собой ходячие крепости. Конь графа имел полный пластинчатый доспех: фланшард, накрупник, кринет, шанфрон и пейтраль[35] создавали непреодолимую преграду не только для стрел, но также ударов секир, мечей, топоров и копий.
Двенадцать ещё не сбитых с коней воинов в конце обоза попытались, сгруппировавшись в один кулак, ударить во фланг расстреливающей их цепи, чтобы смять её, заставив сражаться в невыгодных для себя условиях. Происходи это на широком поле – таран из тяжёлых всадников разбил бы, разбросав в стороны, всех на них напавших. Но за стрелявшими лучниками почти сразу начиналось болото, а перешеек был узок и неудобен. Лишь только воины, кинув в карьер коней, сошли с перешейка, как тут же завязли в липкой грязи. Под тонким слоем травы, что протянулась вглубь болота шагов на тридцать-сорок от обочины, скрывалась вязкая жижа. Пеших людей трава ещё худо-бедно держала, но под всадниками лопнула и расползлась. Это была ещё не топь, однако кони сразу же провалились по брюхо и неподвижно встали. Немного загнувшаяся в сторону и отступившая цепь ватажников продолжала спокойно и хладнокровно расстреливать франков в упор. За суматохой боя никто не заметил, как последний франк сумел удержать коня, развернулся и погнал его в деревню за подмогой.
Ещё одним, сумевшим вырваться из зоны обстрела, оказался ростовщик – прикрываясь от ливня стрел другими людьми, он пробирался по самой кромке обрыва. В ужасе раскрыв рот, пихнул коня пятками. За ним следом послушно засеменил мул. Кудыма свистнул, указав Пятке цель.
Лучник вскинул гигантский лук. Выпустил три стрелы. Первая стрела по оперение воткнулась в круп коня. Конь взбрыкнул. Ростовщик выпустил повод мула, и тот продолжил неторопливо семенить по дороге сам по себе. Второй стрелой Пятка поразил коня точно под деревянное седло, в поясницу, третьей – перебил скакательный сустав. Конь, всхрапнув, упал, задёргался и раздавил ростовщику ногу. Тот от боли потерял сознание. Мул пробежал ещё немного и встал.
Вскоре всё было кончено. На дороге и вдоль неё валялись утыканные стрелами люди и кони. Кто-то ещё стонал, кто-то посылал проклятия, кто-то слабым голосом молился. Но всё ещё продолжали щёлкать тетивы, и стрелы с треском расшибались о рыцарские доспехи и щиты. Наконец Волчий хвост воскликнул:
– Прекратить стрелять!
Затем обратился к рыцарям:
– Эй, вы! И этот, как там тебя, граф Саксонский, слушайте меня! Хрен с вами, живите пока. Однако монетами, доспехами, оружием и конями придётся вам пожертвовать в пользу малоимущих, бедных и убогих, – атаман нехорошо усмехнулся; вокруг него злобно рассмеялись ватажники.
Валеты расступились, и вперёд выехал граф:
– Дьявол вас всех забери! Кто ты такой, что позволяешь себе напасть на королевского посланника? И ещё дерзишь при этом! По тебе, разбойник, плачет самая высокая берёза и грубая толстая верёвка без смазки! А ну назовись!
– Если я назовусь, тебе что, легче станет? Хорошо. Будь по-твоему. Я – атаман этих разбойников, по прозвищу Волчий хвост. Решай, граф: либо мы вас сейчас уничтожим, либо свяжем крепко-накрепко и оставим здесь. Пусть без портков, но живых и здоровых. Клянусь честью. Караваны здесь не редкость. Так что, долго комаров кормить не придётся.
