Виталий Держапольский - Псарня
— О! Вовка, — заметив командира, произнес мальчишка, — чего так долго-то? Мы уж и пожрать успели.
— Сандлеру отчитывался, — не вдаваясь в подробности, буркнул Путилов, усаживаясь за стол с одиноко стоящей тарелкой. К несказанному Вовкиному огорчению каша успела не только остыть, но еще и покрыться сверху неприглядного вида серой коркой. Но мальчишке было не привыкать: в отряде приходилось и лебеду с крапивой с аппетитом кушать. А здесь, какая-никакая, а все же каша, заправленная пусть и не сливочным, а растительным, но все-таки маслом. Он зачерпнул кашу слегка погнутой алюминиевой ложкой и отправил пищу в рот.
— Сильно ругался? — спросил Поляков, подвигая поближе к Вовке тарелку с сиротливо лежащими на ней двумя кусками черного хлеба.
— А ш шего ты вшял, фто он ругалшя? — прошамкал Вовка с набитым ртом.
— Как с чего? Ну, у вас же там драка была! Да и Петьку с Прохой ты в холодную определил. Че ж Сандлеру радоваться то?
— Не-е, — помотал головой Вовка, проглотив липкий комок каши и запив его сладким чаем, — не обрадовался, но и не ругался.
— И тебе даже не влетело? — не поверил Котька.
— Не-а! — Вовка запихал в рот очередную порцию каши. — Дафе одофрил мои фейстфия!
— Одобрил? — Куликов застыл с тряпкой в руке, стараясь переварить информацию. — Ну, Вовка, ты фартовый! — наконец ожил он.
— Слушай, Коть, а где все наши? — проглотив очередной комок, поинтересовался Вовка.
— Жердь всех увел на склад. Сказал, что нужно приборяк там устроить: банки-склянки, консерву переложить. Так что, как поешь — дуй к ним. Ланге видел, что ты с Сандлером разговариваешь — ругаться не будет.
— Слушай, Котька, а ты другого слова, кроме как «ругаться» не знаешь?
— Да неприятностей мне не хочется…
— А кому их хочется? — печально улыбнулся Вовка. — Только вот не получается без неприятностей.
— Кто бы говорил? — хохотнул Куликов. — Тебе еще чаю принести? — заметив пустой стакан командира, спросил Котька. — Там еще осталось.
— Неси, — согласился Вовка, протягивая стакан Куликову.
Выдув в один присест стакан мутного остывшего чая, Путилов довольно «крякнул» и сплюнул на пол застрявшие в зубах чаинки.
— Спасибо, Коть, за чай! — от души поблагодарил он товарища, вспомнив наставления Сандлера.
— Ч-что? — мальчишка, привыкший как должное сносить пинки и подзатыльники вместо простого человеческого «спасибо», даже поперхнулся от неожиданности. — За чай? Дык, ведь мне это ничего не стоило.
— А мне было приятно, — честно признался Вовка. — Ведь ты же мог промолчать, что чай еще остался?
— Мог, — не стал спорить мальчишка.
— Вот видишь, а ты предложил… Тебе еще долго здесь?
— А меня Ланге до вечера на кухне прописал. Вроде как на подхвате у фрау Херман: подай-принеси.
— А, понятно. Тогда бывай, — Вовка неосознанно отсалютовал Котьке уже вошедшим в привычку «зиг хайлем» и неторопливо вышел на улицу.
Туманная промозглая сырость уже испарилась под лучами теплого солнца, и Вовка с наслаждением вдохнул полной грудью утренний аромат лета. После плотного завтрака на мальчишку навалилось сонное умиротворение.
«Эх! — сожалением подумал он. — Развалиться бы сейчас на травке пузом кверху, и лежать, ничего не делая, до самого обеда, разглядывая причудливые барашки стремительно меняющих очертания облаков. Размечтался! — одернул он сам себя. — На склад шагом марш! Не дай бог, пацаны еще что-нибудь отчебучат. А кому за все влетит? То-то же — топай, давай! Не ленись!».
Тропинка, ведущая с кухни на склад продовольствия, бежала вдоль заросшего ряской маленького круглого водоема, облицованного замшелым камнем. Вокруг озерца стояли потемневшие от времени мраморные скульптуры — свидетели расцвета барского поместья, на чьей территории сейчас располагалась «Псарня». Возле одной из статуй — голого кучерявого мужика, выставившего напоказ свое немаленькое «хозяйство», даже не прикрытое фиговым листочком, Вовка спрыгнул с тропы и зашел «бесстыднику» за спину. Затем воровато осмотрелся по сторонам — посторонних вроде бы нет, расстегнул ширинку и без зазрения совести помочился в пруд. Бежать до школьного сортира было лениво. Еще раз оглядевшись (за такое нарушение дисциплины полагалось справедливое возмездие в виде недельной чистки тех же самых сортиров) и, не заметив ничего подозрительного, мальчишка вернулся на тропу и, посвистывая, продолжил неторопливое шествие к продовольственному складу. Продовольственный склад — большое приземистое здание, сложенное из красного кирпича, некогда использовалось бывшими хозяевами поместья под конюшню. Но так как на балансе школы числилось всего лишь две престарелых кобылы, руководство «Псарни» решило переоборудовать помещение. Лошадей разместили в покосившейся сараюшке, подальше от казарм, а бывшую конюшню оснастили полками и стеллажами для хранения продовольствия — получился приличный склад. Тропинка вывела мальчишку на задний двор склада, превращенный Ланге в большую свалку строительного мусора и остатков истлевшей конской сбруи, доставшейся немцам в наследство от старых хозяев поместья. Жердяй постоянно порывался навести порядок на заднем дворе: но, то ли руки не доходили, то ли времени было в обрез, и с каждым днем куча лишь увеличивалась в размерах.
Из-за угла склада вывернули двое курсантов, с трудом волочившие по земле, вцепившись вдвоем за один конец, трухлявое бревно — остатки старой разрушенной коновязи.
— Пацаны, я сейчас помогу! — крикнул Вовка мальчишкам, подхватывая бревно за другой конец.
— Благодарствуем! — отдуваясь, произнес Семка Вахромеев.
Дотянув до мусорной кучи, курсанты с облегчение взгромоздили на нее свою тяжелую ношу.
— Фу-у-ух! — Семка смахнул рукавом гимнастерки выступившие на лбу крупные капли пота. — Увесистая фиговина! — хрипло произнес он, сплевывая на землю сквозь крупную щербину в зубах. — Так и надорваться недолго!
— А чего вы вдвоем её поперли? — накинулся на него Вовка. — Че трудно было в помощь кого-нибудь взять?
— Так Жердь приказал тащить, — виновато развел руками Семен. — А в помощь некого было — все при деле.
— Да уж, — согласился Вовка, — у Жердя не забалуешь! Это фриц длинный из кого хочешь, все соки выжмет!
— Угу, а день еще только начался! — с тоской в голосе произнес Емельян Поспелов, маленький, но жилистый мальчишка, конопатый, огненно-рыжий, с постоянным нездоровым румянцем во все щеки.
— Вовка, ну чего тебе Сандлер сильный разнос устроил? — поинтересовался Вахромеев.
— Не, все в порядке, пацаны! — широко и открыто улыбнувшись, ответил мальчишка. — Даже благодарность вынес…
— Во, дела! — покачал головой Поспелов. — Слышь, Вован, а ведь Сандлер после того случая… Ну когда ты ему…
— Ага, — фыркнул Вовка, — когда он мне навалял?
— Да-да, не важно, он тебе или наоборот…
— Ничего себе, не важно! — фыркнул Семка. — Чуть не пришиб до смерти!
— Ну, не пришиб, ведь? — не сдавался Емельян.
— Не пришиб, — согласился Вахромеев.
— Зато теперь он Вовку уважает…
— Хех, это ты, паря, загнул! — Вовка скривился как от зубной боли. — С каких же это пор истинные арийцы унтерменшей уважать начали?
— Ну, если и не уважает, то хотя бы не придирается! — убежденно воскликнул Поспелов.
— Хм… Тут ты прав, Емеля, — согласился Путилов. — По пустякам не придирается, да. Но за серьезную провинность шкуру спустит на раз!
— Давайте не будем об этом, пацаны, — вздохнув, попросил Семка. — Я как подумаю… Так у меня мурашки вот такие по коже! — Вахромеев показал приятелям крепко сжатый кулак.
— Не ссы, Семка, — хлопнул покровительственно мальчишку по плечу Вовка, — мы скобские, мы прорвемся!
— А кто эти… скобские? — робко поинтересовался Емеля, и добавил свистящим шепотом, предварительно оглядевшись с опаской: — Партизаны?
— Тихо, ты! — шикнул на него Семка, зыркая по сторонам. — Забудь это слово, как страшный сон!
— Да че я, че я-то? — принялся отнекиваться Поспелов. — Все же знают, что Вовка оттуда…
— Вот знаешь, и забудь! — пригрозил Емеле кулаком Семка.
— Понял, я, понял! — закивал Емельян. — Я ж про скобских только и хотел… Да же, Вовка?
— Ладно. Только про партизанов — ни-ни! — Вовка приложил к губам указательный палец.
— Могила! — просипел мальчишка. — Чтоб мне с места не сойти! Хочешь, землю съем? — Емелька резко нагнулся и зачерпнул рукой горсть пыли.
— Не надо землю! — схватил его за руку Вовка. — Я верю. А про скобских я сам толком не знаю. Только присказка такая у командира нашего…
— Кх-м! — кашлянул Вахромеев.
— Ну вот, — расстроился Вовка, — и я туда же. В общем, мне так один хороший человек говорил: «мол, мы скобские, мы прорвемся». Когда этот человек был мальчишкой, таким же, как мы, он жил в большом доме, который все называли «Скобский дворец». А пацанов из того дома скобарями кликали… И были те скобари бесстрашными, сильными и смелыми, что не страшились даже против царя, тогда царь, а не фюрер страной правил, — пояснил Путилов, — воевать идти.
