Александр Прозоров - Последняя победа
– Церковь достойная острогу нужна, – сухим голосом сказала черная ведьма. – Битва сия для Великого Седэя важнее всех важных будет, самые сильные колдуны из Дан-Хаяра на нее явятся. Чарами своими попытаются всех вас воли лишить, обездвижить, рабами своими послушными сделать. Простой молитвой, исповедью и крестом нательным супротив напора такового не устоит никто… Кроме отца Амвросия, рукоположенного и верой умудренного, со всеми молитвами знакомого. Полагаю, коли молебен о защите от сил бесовских, о всепомоществе он во время сечи вести станет, то на освященных землях христианам честным бояться будет нечего.
– Храм божий Кондрат рубит, – кивнул воевода. – Что за острог без храма?
– Я все спросить желаю, воины мудрые, – все тем же тусклым голосом спросила юная ведьма. – Вы превыше всего острог желаете оборонить али рати Великого Седэя уничтожить?
– Так для того твердыни и ставим, и обороняем, дабы победы добиться, клянусь святой Бригиттой! – воскликнул Ганс Штраубе.
– Сила армии Великого Седэя не в драконах, менквах или воинах, – размеренно сообщила чародейка. – Основа рати – их колдуны, сильнейшие и знатные, чьей волей звери и люди на смерть идут, чьим разумом планы рождаются, чьей мудростью известия колдунам далеким передаются. Сильнейшие из сильных на эту битву выйдут, знатнейшие из знатных командовать станут. Истинные правители Великого Седэя. Если их уничтожить, войско рассыплется. Звери разбегутся, менквы перегрызутся, летучие колдуны не будут знать, куда кидаться, а вожди племен – где и куда наступать? А все вместе они не будут знать, кому подчиняться. Простые, худородные чародеи, которых без жалости кидают в сечи и отправляют в дальние дозоры, слишком слабы, чтобы повелевать большим числом людей или передавать мысль дальше, чем летит камень из пращи. Их удел – поработить десяток дикарей или одинокого дракона, проведать мысли у тех, кто рядом, напугать или отвести глаза… Даже тысячи слабых колдунов будут большой толпой, а не слитной армией.
– Баба дура! – презрительно хмыкнул Енко Малныче. – Великие колдуны не идут в битвы! Их не подстрелишь из лука и не поразишь копьем! Их никто даже не увидит! Они будут таиться в чаще в нескольких верстах, охраняемые сотнями преданных телохранителей! Как ты до них доберешься?
– Я знаю место, куда они совершенно точно придут, – отпустив наконец руку мужа, слабо улыбнулась девушка.
* * *Это было трудно. Особенно убедить воинов в том, что хорошо намоленная веревка в нужный момент обязательно натянется сама собой, если будет правильно свисать в нужном месте. Но в конце концов мужчины согласились с ее планом. Сперва вожди, которые и без того считали белую госпожу повелительницей иноземцев, потом немец, уступив жестокой логике войны. Воевода прислушался к другу, а Матвей, понятно, просто согласился с приказом.
Дольше всех протестовал колдун. Но все, что он мог – это высмеивать бабьи идеи. Однако он выбрал неверный предмет для насмешек – хитроумная и храбрая Митаюки-нэ имела среди присутствующих куда больше уважения, нежели хвастливый бродяга. Казаки прошли с девушкой очень долгий путь и знали: если она что-то обещает – пусть даже нечто невероятное, невозможное, – то это обязательно сбывается.
Тем не менее обсуждение планов затянулось надолго. Прежде всего потому, что их пришлось менять, и они стали намного сложнее прежнего прямолинейного истребления одною толпой воинов другой. Разошлись вожди, атаманы и воеводы только в сумерках. Для них настало время отдыха, а для юной чародейки – самого важного труда.
Но прежде всего, конечно же, она спустилась к озеру, где, оберегаемая преданными Вэсако-няром и черноволосой Сай-Меени, омылась в холодной прозрачной воде; переодевшись в чистую рубашку из тонкого сатина и тяжелое платье зеленого бархата, вернулась обратно – как раз к столу, накрытому только для них двоих, атамана и его жены, для правительницы северного Ямала и ее мужа. Запеченные целиком хрусткие ящерки, с детства любимые Митаюки, целые блюда разнообразных фруктовых салатов, крупные куски жареной рыбы и вареного мяса для Матвея, отчего-то никогда не кушающего вкуснейших местных ящериц и змей, как бы его ни уговаривала супруга, кубки хмельного кваса.
– Где ты путешествовала так долго, девочка? – спросил Матвей, едва слуги вышли за дверь, и чародейка сразу ощутила: муж за нее сильно, очень сильно беспокоился. – Немец сказывал, чуть не месяц назад вы расстались. Сразу, как с казаками нашими повстречались.
– Я добралась так близко до нашего острова, милый, что не смогла удержаться, подруг навестила, – поведала девушка. – У Насти бутуз уже такой… Не поднять! Крепыш! Кулаки – что галька приморская, крепкие и круглые. Сразу своего скорее родить захотелось. Целых полгода ждать – это прямо мука! Устинья и Маюни вернулись. Веришь, нет – город свой основали! Правители… – снисходительно улыбнулась она. – Им бы еще долю от добычи общей отсчитать, совсем счастливы бы стали…
Черная ведьма примолкла, косясь на мужа.
– Да, Маюни достоин, – согласился Серьга. Однако от себя ничего не предложил. Не догадался.
– Ты правишь большими землями, любый мой, – положила себе салат Митаюки, переходя к куда более важной теме. – На тебе много забот, каковые никто более исполнить не способен. Тебе уже нельзя самому ходить в походы, драться в поединках. Это баловство для молодых. Если тебя ранят, кто заботы все руководящие исполнит? Без твоей воли вся жизнь у многих тысяч людей порушится! Никто знать не будет, что делать, куда бежать, чего кому везти? Твои планы ведь на года вперед сверстаны. Простому же люду до вечера дожить – и ладно. Дальше не глядят. Придут утром, спросят о поручениях – кто ответит?
– Ты, – насмешливо пригладил бороду атаман и поцеловал жену в щеку. – Ты всегда про все ведаешь, никаких хлопоты мимо не проходят. К тебе и прибегут.
Юная чародейка нахмурилась. Она явно недооценила своего мужа. Простоватый казак, оказывается, все видел и понимал. Просто не беспокоился. Как в ватаге он ничего не имел против власти воеводы, не стремясь занять место Ивана Егорова, так и здесь, в остроге, не видел необходимости доказывать свое превосходство. Немудрено, что сир-тя называли ее «белой госпожой» и кланялись ниже, чем атаману!
Но учение девичества требовало направлять мужа, скрываясь за его спиной, а не командовать им! Подталкивать супруга к новым и новым высотам и достижениям, наслаждаясь его трудами, а не укрепляться на этих высотах самой!
Увы, Матвей Серьга был силен, отважен, непобедим – и только. Стремления к власти в нем не имелось ни на гран.
– Я не смогу без тебя, – покачала головой девушка.
– Сможешь, девочка. – Казак провел могучей ладонью по ее спине, чуть нажал, и лицо Митаюки-нэ оказалось совсем рядом с его губами. – Я тебе только мешаю. У тебя самое веселье начинается, когда я на охоту ухожу али в бане полдня парюсь, а остальной день с ватажниками пирую.
– Ты не понял, – шепнула девушка. – Я без тебя не смогу потому, что без тебя мне ничего не нужно. Этот мир существует только до тех пор, пока в нем есть ты! Не уходи в острог. Найдутся стрелки и без тебя.
– Друзей на смерть послать, а самому в стороне остаться? – изумился Серьга. – Кому, ко псам поганым, таковой атаман надобен?! Воевода на пики первым идти обязан, иначе веры ему никакой!
– У нас сын скоро родится. Забыл?
– Мой сын не должен считать отца трусом.
– Он должен иметь отца!!! – сорвалась на крик Митаюки.
– На все воля божья, – пожал плечами атаман. – Бог даст, уцелею.
– Матвей, любый мой, родной… – Черная ведьма взяла его лицо в ладони, посмотрела в глаза. И поняла, что просто разговора будет мало. Нужно средство посильнее. – Как я по тебе соскучилась!
– Девочка моя!
Губы супругов сомкнулись, и казак легко подхватил чародейку на руки, понес в спальню, споро пробежал пальцами по крючкам за плечами девушки, поставил ее на пол, и платье соскользнуло вниз. Митаюки переступила через него, грациозно подкрадываясь к раздевающемуся мужу, закинула руки ему на шею и повисла, поджав ноги и тихонько хихикая, уткнувшись носом в бороду.
Матвей провел ладонями по ее обнаженным бедрам, от коленей вверх, до самых плеч – и ненужная рубашка полетела в сторону. Девушка отступила, упала на спину на кровать, а могучий, непобедимый воин, опустившись пред ней на колени, стал целовать ноги чародейки, поднимаясь все выше, от ступней к коленям, к бедрам, к животу, к груди…
Солнце согрело ее лицо и тело, птицы вспорхнули из сине-красных кустарников, и Митаюки закружилась, взлетая все выше и выше, пока не рухнула плашмя в озеро, расплескав воду, и не открыла глаза…
Девушка лежала в постели, утонув глубоко в перине, а пухлое одеяло закрывало ее до подбородка, ласково обнимая плечи. Мужа рядом не было. Чародейка попыталась вспомнить вчерашний вечер – и вскрикнула в ужасе, выдернув руки и закрыв ладонями лицо:
