Наталия Фейгина - Цветок Фантоса. Романс для княгини
– Но поверьте мне, и в столице мало найдётся дам, чьё очарование сравнится с вашим.
Я снова прикоснулась губами к её запястью и продолжила:
– К этому платью вам подошёл бы браслет в виде золотой змеи. Браслет-змейка, который просила меня передать Варвара Степановна, был больше чем красивой побрякушкой.
– С глазами из жёлтых топазов? – спросила она, скрыв за нарочитой беспечностью на мгновение промелькнувшее в её глазах удивление.
– Нет, к вашим глазам больше подойдут сапфиры, – уверенно ответила я. В искусно подведенных глазах вспыхнул алчный огонёк. Теперь можно было не сомневаться, что мадам быстро предоставит мне возможность пообщаться с ней наедине.
И действительно, спустя всего несколько минут мы уже поднимались с ней по лестнице. Тяжёлая резная дверь со стуком захлопнулась, отгораживая нас от всего мира. И девица выжидающе посмотрела на меня.
– Скажите, мадам, – тихо спросила я, – сколько перьев у сойки?
Вопрос звучал, по меньшей мере, странно, но ответ на него был именно тем, который я ожидала:
– Больше, чем у змеи, но меньше, чем у орла, – не задумываясь, выпалила моя собеседница. И добавила с лёгким смешком:
– С Варвары Степановны сталось бы ощипать и орла, и сойку, чтобы проверить это.
– Это точно, – согласилась я. Моя бывшая наставница бывала неумолимо дотошной. – Но она просила меня передать Вам с оказией совсем не перья, – с улыбкой добавила я.
– Браслет? – с надеждой спросила мадам.
– Да, – коротко ответила я, – снимая с руки браслет, скрытый до того рукавом моего фрака и трёхслойной иллюзией.
На мой взгляд, змейка была слегка грубоватой и никак не могла претендовать на звание шедевра ювелирного искусства, однако при виде её глаза мадам засияли.
– Нравится? – спросила я.
– Да, очень, – восхищённо ответила девица, протягивая руку к браслету. За дверью послышались шаги, и я поспешила включить поглотитель звуков.
– Но прежде, чем я отдам его вам, – холодно произнесла я, – хотелось бы услышать, почему вы не доложили о появлении Дикого Охотника?
Девица вспыхнула.
– По какому праву вы со мной так разговариваете? – с негодованием спросила она.
Вместо ответа я подняла рукав ещё выше, открывая её глазам браслет из трёх переплетённых змей тонкой работы, обвивших мою руку от запястья до локтя. И пусть чёрные опалы змеиных глаз – оберегов от чёрной магии – свидетельствовали о том, что я – Уж, а не Аспид, трех змей было вполне достаточно, чтобы школить девицу, с восторгом глядящую на свою первую змею.
Увидев моих змей, мадам побледнела и поднесла к глазам платочек, изящным жестом вытянутый из-за корсета.
Будь я мужчиной, тонкие пальцы, на мгновение отведшие газовую косынку в вырезе платья, или глаза, наполнившиеся слезами, могли бы подействовать. Но мужчиной я не была, а «слезоточивых» платочках наслушалась ещё от кузины Софьи Александровны, пытавшейся сделать из меня барышню.
– Мадаму, – сказала я ещё холоднее, чем прежде, – оставьте эти дешёвые уловки для своих клиентов.
Она посмотрела на меня с уважением и страхом.
– Господин Задольский, – сказала мадмуазель, – вы же видите сами, какая это дыра. Чтобы отослать донесение…
– Почта идёт отсюда до ближайшего Гнезда неделю, – перебила я её. – Охотник бродит по окрестностям уже не первый месяц. И, тем не менее, до сих пор никто в Аспиднике не слышал о нём.
– Увы, – вздохнула мадмуазель. – Боюсь, что так. А ведь я отсылала донесения, и не единожды.
Она сделала небольшую паузу и продолжала:
– Но оказалось, что ни одно из них не дошло.
– Как это не дошло?
Мадам тяжело вздохнула:
– Я отсылала донесения по почте.
Я кивнула. Это обычная практика пересылки донесений, замаскированных под письма друзьям и знакомым. Кто из непосвящённых определит, что «поклон Пелагее Евграфьевне» означает, что всё благополучно, а беспокойство «о здоровье Поликарпа Евлампиевича», напротив, содержит просьбу о помощи? Естественно, что у каждого из нас был свой набор условных родственников.
– И что же? – поторопила я замолчавшую девицу.
– Как оказалось, ни одно из моих писем, отосланных за последние несколько месяцев, не покинуло Версаново. Господин почтмейстер совершенно случайно наткнулся три дня назад на стопку конвертов в столе своего помощника Федота.
– Вот как, – усмехнулась я, представив чахлого, чуть сутуловатого юнца, подносящего к длинному носу изящный надушенный конверт и мечтательно вздыхающего. Хотя вполне возможно, что этот самый Федот – молодой человек с солидной, внушающей доверие наружностью. Но как бы забавно ни выглядела картинка, нарисованная моим воображением, последствия были весьма печальными. – Надеюсь, вы не оставили это безнаказанным?
– О, нееет! – протянула мадам. – Думаю, что теперь господин почтмейстер будет лично отслеживать каждое моё письмо. И всё же я предпочту не зависеть от его стараний, – и она многозначительно посмотрела на змейку.
– Понимаю, – снова усмехнулась я. – Кстати, вы знаете, как с ней обращаться?
Мадам кивнула, не отрывая взгляда от браслета.
Золотая змейка позволяла своему обладателю связываться без помощи вестника с человеком, находящимся за много вёрст от него. Разумеется, не с первым встречным-поперечным, а с обладателем другой змейки.
– У вас будет достаточно времени сегодня ночью налюбоваться браслетом, – пообещала я девушке.
– Отчего же? – с любопытством спросила мадам, на мгновение забыв о подарке.
– Оттого, сударыня, что я сегодня ночью при исполнении, – пояснила я, – и у меня назначена встреча в другом месте. О которой не должен знать столь любезно опекающий меня господин Игнатьин.
Мадам разочарованно вздохнула. Похоже, что она и впрямь собиралась показать приезжему красавцу, чем профессионалки отличаются от любительниц.
– Я могу вывести вас незаметно, – сказала она. – У меня тут есть потайная лестница.
– Не беспокойтесь, – ухмыльнулась я. – Я выберусь сам. Но буду признателен, если до моего возвращения вы не покинете эту комнату.
– Рада быть вам полезной хоть этим, – сухо ответила мадам.
– О, не только этим, – усмехнулась я. – Я хотел бы узнать побольше о господине Игнатьине.
– О господине Игнатьине? – переспросила она, на мгновение задумавшись. – О, это наш частый гость. Щедр, но платит девушкам не сколько за ласку, сколько за полезную информацию.
– И он может позволить себе быть щедрым? – поинтересовалась я.
– Во время последней поездки в столицу, из которой вернулся около года назад, он порядком поиздержался, так что едва сводил концы с концами. Зато, получив опекунство, зажил на широкую ногу.
– А почему опекунство досталось именно ему? – спросила я.
– Господин Игнатьин пользуется благосклонностью господина городского головы и, что ещё важнее, его супруги. Баронесса готовится вывезти дочку в столицу этой осенью, а Павел Алексеевич побывал там целых три раза, посему полагает себя человеком просвещённым, презирая всякого, кто не выбирался из Версаново дальше Зареченска.
Я кивнула. Разговоры господина Игнатьина о его пребывании в столице и об отсталости прочих версановцев уже успели меня утомить.
– А ничего странного, необычного за ним не замечали? – спросила я.
– Да нет, – ответила мадам, – ничего особенного. Разве что давеча он хвастался перед Талией, дескать, скоро сможет ей показать, каким мужчиной был в молодости.
Интересно! Сперва оказалось, что неизвестный обещал вечную молодость танцовщице, теперь о молодости заговорил Игнатьин… Похоже, здесь хозяйничает кто-то, кто ловит себе всех помощников на один и тот же крючок.
– Благодарю вас, сударыня, – учтиво поклонилась я.
Затем подошла к окну и отворила его. Полная луна выглядывала из-за кромки облаков.
Я негромко свистнула и обернулась к девушке, смотревшей на меня с недоумением.
– Я вернусь до рассвета.
С этими словами я шагнула в распахнутое окно, одновременно прикоснувшись к амулету незаметности.
Сердцевина 9
На обратном пути из усадьбы Вотновых я снова задремала, и встрепенулась, услышав негромкое «Антарэмфа, ата Таливайдена» [“Сегодня ночью, моя Триждынепойманная” Перевод с тарского]. Этот вкрадчивый шёпот показался мне куда опасней яростного «Вайде-ра», звучавшего у меня в ушах с прошлой ночи. Если верить легенде, то трижды непойманный обретал власть над Охотником. Но, судя по тону, которым было произнесено коротенькое «ата» – «моя», верить легенде не стоило.
И вот «антарэмфа» – «эта ночь» – наступила. Хищные тени туч скользили по небу, то и дело закрывая собой луну. И так же легко скользила по-над полем Луночка, то серебрясь в лунном свете, то сливаясь с ночной мглой. Копыта едва касались верхушек тяжёлых колосьев, но ни одно зёрнышко не упало на землю, потревоженное её прикосновением. Казалось, что лунная кобылица мчится наперегонки с ветром, нет, обгоняя ветер.
