Василий Сахаров - Северная война
Со своей стороны, как этнический бодрич и опытный военачальник, Громобой тоже был прав. Католики в самом деле за время марша от Гамбурга немного расстроили свои походные колонны. Поэтому между конницей и пехотой появились зазоры, в которые опытные воины-лесовики, такие как хеме, могли проникнуть. Опять же, если мы перед германцами маячим, скорость их передвижения заметно снижается, а каждый выигранный у католиков день – это помощь всем венедам.
– А ты что скажешь, Идар? – обратился я к варягу.
Владетель острова Борнхольм огладил тёмно-русые усы, и по его губам пробежала ухмылка.
– Сначала ты выскажись, Вадим, а моё слово последним будет.
Варяг что-то задумал, это я почувствовал. В его голосе было лёгкое самодовольство, словно он знал что-то такое, что не было известно нам, или же имел какое-то преимущество. Что ж, раз он желает услышать моё мнение, выскажусь.
– Я поддерживаю Вартислава. Повернём на запад. Вблизи Зегеберга дадим бой вражеским егерям и лёгкой кавалерии, а затем вернёмся на Зеландию. Если у тебя, Идар, есть план получше, предлагай.
Векомирович опять прошёлся ладонью по усам и кивнул:
– Есть задумка, и, на мой взгляд, она удачная.
– Говори, мы ждём.
– Вчера к моему отряду вышли вражеские егери, надо сказать, умелые вояки. Они повязали моих дозорных, а затем проникли в лагерь…
– Как это?! – воскликнул Вартислав.
– Тихо. – Идар вскинул раскрытую ладонь. – Не торопись, дай договорить.
Княжич согласно мотнул головой, а Векомирович продолжил:
– Это были егери крестоносцев из племени лужичан. В группе всего десять человек, и они пришли с миром. Все хотят перейти на нашу сторону и готовы провести нас в германский лагерь. Я им поверил и отпустил. Вечером они вновь появятся, выйдут невдалеке отсюда, где их ожидают мои люди, и лужичане будут знать условные сигналы для вражеских сторожей и расположение всех секретов.
– То есть ты предлагаешь устроить налёт на крестоносцев? – уточнил я.
– Да. Где католики остановятся на ночлег, мы догадываемся. Пешим ходом подойдём к ним по лесу, на том участке, где егерей знают. Затем вырежем боевое охранение и атакуем врага. Что успеем сделать, сделаем. После чего отойдём к берегу моря и сможем отправиться на остров.
– А если лужичане лгут?
– Ты меня знаешь, Вадим, я не простак, и меня на мякине не проведёшь. Однако, если желаешь, проверь лужичан сам, – пожал плечами Векомирович. – Ты же сможешь?
– Смогу и обязательно проверю.
Идар был удовлетворён и обратился к бодричам:
– Вы меня поддержите?
Вартислав и Громобой переглянулись и согласились с ним.
Вот только воевода упёрся и заявил, что он в любом случае не оставит армию крестоносцев в покое и будет её сопровождать. Это его решение, и так даже лучше, что он вызвался быть добровольцем. Всё равно нельзя католиков без присмотра бросать. А что касается меня, то я тоже был не против настоящего боя, ибо после налёта на Гамбург крупных схваток не происходило, а разорение замков и деревень да поиск спрятавшихся в чащобах саксов – это, конечно, результат, но незначительный.
Вскоре подошли отряды бодричей и варяги Идара, а витязь Святовида, который получил ответ для великого князя и письмо для Векомира, нас покинул, и началась подготовка к ночному сражению. Всадники оставили своих лошадей в лесу, готовясь к пешему бою. Лесовики и наиболее опытные бойцы должны были взять на себя патрули и дозоры. А дальше арбалетчики и лучники закидают врагов стрелами, варяги и дружинники пройдут по вражескому лагерю бронированной массой, а огнемётчики будут поджигать всё, что только горит.
Наступил вечер. Наши разведчики доложили, что германцы остановились на ночлег в четырёх километрах от нас, а затем появились лужичане, десять крепких мужиков в крашенной под орех тёмно-коричневой кожаной броне с короткими мечами и кинжалами. По лесу егери, которых сопровождали варяги Идара, двигались красиво, тихо и осторожно, я видел, как они выскочили на опушку. А когда перебежчики оказались в нашем многолюдном лагере, в котором собралось почти полторы тысячи воинов, то несколько растерялись. Впрочем, их сразу же провели ко мне, и я прислушался к их внутренним ощущениям.
В душе лужичан царила тоска, безысходность, горечь и надежда. Эти суровые люди чувствовали себя в чём-то очень сильно виноватыми, а самое главное, нас они воспринимали как своих, а германцев числили чужаками. Вот это было понятно сразу. Однако поговорить с перебежчиками всё же стоило, и, оглядев сбившихся в кучку лесовиков, я обратился к ним:
– Меня зовут Вадим Сокол. Кто у вас вожак?
Вперёд вышел крепкий широкоплечий брюнет, косматый, растрёпанный, и смело посмотрел мне в глаза:
– Я старший, а зовут меня Тишата сын Хорта.
– Почему вы решили сдать католиков? – Я кивнул в сторону вражеского лагеря, который находился возле реки и был скрыт от нас густым лесом.
– Они наши враги, – ответил Тишата.
– Но они вам доверяют. Значит, за вами есть какие-то заслуги?
– Да, – не стал скрывать лужичанин. – На нас кровь сородичей, которых мы убивали по приказу германцев, и потому нам верят. Но нет больше мочи носить внутри себя эту грязь, и потому мы сами пришли к вам.
– Смерти ищете?
– Искупления и оправдания перед духами мёртвых соплеменников. Можете поверить нам, и мы проведём вас к лагерю крестоносцев через посты, и даже поможем убить охранников, а нет, тогда секите нас на кусочки, словно изменников и тварей.
Я задумался. Тишата Хортович говорил правду. Но вот ведь в чём закавыка: правда бывает разная, и очень может так случиться, что католики держат ситуацию под контролем, знают о том, что мы проверим лужичан, и поэтому разыгрывают егерей в тёмную. Тогда расклад иной, и на вражеской стоянке нас может ожидать грамотно спланированная засада. Примеры подобных операций в моей голове имелись. Можно и будущее вспомнить, и славное венедское прошлое. Например, год 795-й, когда Вислав Второй попал в засаду и был убит саксами, или 844-й, когда франки заманили в ловушку князя Гостомысла и казнили его. Впрочем, это вряд ли. Не такие уж католики хитрецы, как показала практика. Хотя осторожность не повредит. Подходы к стоянке крестоносцев необходимо проверить дополнительно, и если нас ожидает засада, придётся срочно уходить обратно в лес.
– Каково твоё слово, вождь? – спросил меня Тишата.
– Вы не врёте, я вам верю, а коли так, то быть битве. Ступайте и готовьтесь к выдвижению, сейчас к вам присоединятся мои воины. Вместе с ними впереди нашего войска пойдёте.
Лужичанин замялся, и я поторопил его:
– Говори, что хотел. Награду желаешь получить?
– Нет, – покачал егерь головой. – В обозе наших рабов много, из древан и лужичан. За них попросить хочу. Выручи людей, вождь. Они подневольные.
– Никого не тронем, кто против нас с оружием в руках не выйдет. Так было раньше, под Гамбургом, когда мы больше двухсот славян в леса увели, и так поступим сейчас. Будь спокоен, воин.
Тишата поклонился и отошёл, а ко мне подскочил командир варогов Торарин. Молодой рыжий воин встряхнул густыми волосами, которые отросли ему до плеч, и обратился с просьбой:
– Вадим Андреевич, дозволь варогам в битву вступить.
– Что, совсем невтерпёж?
– Да. Настоящий бой нужен, а то нас до серьёзных схваток до сих пор не допускают.
– Хорошо. Со мной пойдёте, как ближняя дружина. Посмотрю, каковы вароги в ближнем бою да в общем строю.
Обрадованный Торарин умчался к своим подчиненным, а я ещё раз обсудил ночное сражение с соратниками и сотниками. Затем облачился в броню и прошёлся по лагерю, в котором больные и легкораненые воины собирали наши вещи. Потом принял доклад лесовика Лайне, доложившего, что крестоносцы ведут себя как обычно, и уже ночью, ближе к полуночи, отдал команду на выдвижение.
Впереди нашего войска по тихому ночному лесу двигались лужичане, воины из племени хеме и полтора десятка варягов. За ними шёл я с варогами. Далее – пехота и стрелки, и замыкали колонну метатели огненных смесей, которые во время боя под прикрытием лёгкой пехоты будут идти вслед за панцирниками.
Прошли примерно три с половиной километра и остановились. Дождались сигналов от лужичан и хеме, а потом двинулись дальше. Ловушки не было, а значит, будет обычный ночной налёт, потерь не избежать, но война есть война.
Вскоре я переступил через труп одного из немецких дозорных. Лужичане взяли боевое охранение в ножи, и, оглядевшись, я обнаружил ещё несколько убитых караульных и двух зарезанных здоровенных псов-волкодавов, которых разводят жители Фрисландии. Начало было хорошим, и я расценил это как добрый знак. А когда спустя несколько минут мы вышли на опушку леса к полю, которое шло вдоль левого берега Травы, и увидел безмятежный лагерь германцев, то даже усмехнулся, мол, зря себя накручивал.
– Пехота, вперёд! – выдохнул я.
