Виталий Держапольский - Псарня
— Die Stunde ist beendet, (Урок окончен) — произнес Вильгельм, убирая методическое пособие в стол.
Услышав долгожданную фразу, дежурный по взводу подскочил с места, словно его подбросило мощной пружиной.
— Der Zug! Stillgestanden! (Взвод! Смирно!) — проорал он зазубренную наизусть команду.
Курсанты, громыхнув стульями, поднялись на ноги.
— Ruehrt Euch! Abtreten! (Вольно! Свободны!), — объявил учитель.
— Свободны все, кроме курсанта Путилова! — добавил заглянувший в класс мастер-наставник Сандлер.
— Михаэль, я вам не нужен? — спросил Грабб. — Может, чем-то помочь?
— Нет, Вильгельм, спасибо! — качнул головой наставник. — Только Путилов. Weggetreten! (Разойдись!) — произнес он, повысив голос.
Сандлер терпеливо ждал, когда курсанты покинут класс. Вовка тем временем стоял возле у парты с отсутствующим выражением лица. Оставшись с Путиловым наедине, мастер-наставник уселся на уголок учительского стола и произнес:
— Садись Путилов. Разговор у нас с тобой будет серьезный…
Если мальчишка и удивился, то вида не подал. Михаэль по достоинству оценил Вовкину выдержку, когда малец уселся за парту с тем же отсутствующим выражением лица, как и минутой ранее. Сандлер достал сигарету, прикурил и, пустив в потолок струю табачного дыма. Затем он задумчиво посмотрел на курсанта, продолжающего сидеть с неестественно прямой спиной, словно по команде «смирно».
— Расслабься, Путилов, — добродушно усмехаясь, посоветовал Михаэль. — Разговор у нас с тобой хоть и серьезный будет, но неофициальный… Так сказать, «по душам».
— А о чем мне с тобой говорить, — подал голос Вовка, — да еще «по душам»?
— О тебе.
— Обо мне?
— Да, о тебе, — повторил Сандлер. — И о твоей дальнейшей судьбе.
— А чего в моей судьбе такого особенного? — с вызовом спросил мальчишка. — Она абсолютно такая же, как и у любого другого курсанта… Пса, — после небольшой паузы добавил он.
— Такая, да не такая, — покачал головой наставник-воспитатель. — Можешь мне не верить, но твоя дальнейшая судьба меня очень заботит… Есть у меня свой интерес. Куришь? — неожиданно спросил он Вовку.
— Когда табак есть — курю, — ответил пацан.
— Держи! — Сандлер кинул на стол перед курсантом распечатанную пачку «Das Reich» и зажигалку.
— Fur den Deutschen Soldaten, — прочитал Вовка надпись на сигаретной пачке, выполненную красивым готическим шрифтом. — Для немецкого солдата, — перевел он, криво усмехаясь. — Такие не курю!
— Ну, что ты гордый я уже понял…
— Ненавижу я вас всех! — прошипел мальчишка, неожиданно теряя самообладание. Его лицо исказилось гримасой гнева. — Ничего от тебя мне не надо! Ни сигарет твоих паршивых…
— Ну-ну-ну! — примирительно поднял руки Сандлер. — Не кипятись. Я тебя понимаю…
— Что ты понимаешь? — шмыгнул носом Вовка. — У меня… вы, фашисты… мамку с папкой… Я даже не знаю, что с ними… Живы ли они?
— А у меня, думаешь, все в радужном свете? — Сандлер нервно затянулся и достал из пачки еще одну сигарету, которую прикурил от сотлевшего окурка. — Чтоб ты знал, мои родители сгинули в Сибири, в советских лагерях… Еще до войны. Их посадили только за то, что они были чистокровными немцами! Я тоже ничего о них не знаю. Скорее всего — их уже нет в живых. Несмотря ни на что, у нас много общего, курсант.
— Я не знал, — вновь шмыгнул носом Вовка, теряя «боевой запал».
— Закуривай, не стесняйся! — Сандлер подвинул сигареты поближе к мальчишке. — Пока я разрешаю, — Михаэль подмигнул Вовке.
— А то я буду спрашивать! — огрызнулся пацан.
— Будешь, — тоном, не терпящим возражений, заявил воспитатель. — Рановато пока тебе… Настоящий Пес должен вырасти здоровым и выносливым. А табак здоровью — плохой помощник!
— Мы для вас всего лишь псы, — угрюмо буркнул Вовка. — Недочеловеки, бесправные рабы…
— Может быть, я тебя удивлю, курсант, но не все немцы согласны с этим утверждением, хотя это и официальная политика Берлина. Ну, и не забывай, что в любых, даже детских играх, всегда есть победители и побежденные. А правила устанавливают победители, не так ли?
Вовка кивнул, невольно признавая правоту мастера-наставника.
— Стань сильнее всех, умнее всех, и ты станешь диктовать условия, — поучал Сандлер мальчишку. — История знает массу примеров, когда бесправные рабы становились полководцами и императорами. А из тех, кто считал, что рожден повелевать, но ничего не делал для этого, получались отличные рабы.
— Для чего вы мне все это рассказываете?
— Для того, чтобы ты понял, что у тебя есть шанс… Даже несмотря на то, что ты — унтерменш, у тебя есть возможность стать кем-то большим, чем просто удовольствоваться ролью тупого быдла, разговаривающего скота…
— Это невозможно…
— Невозможно, говоришь? Тогда сделай невозможное! К тому же, один раз тебе удалось провернуть нечто подобное…
— Это когда? — удивился мальчишка.
— А ты что же, так ничего и не понял? — не поверил своим ушам Сандлер.
— Но я же не смог побить вас…
— Да это было невозможно в принципе. Но ты не побоялся, верно рассчитал свои силы и момент нападения и, если бы не досадная случайность с майкой, ты реально мог меня вырубить! То есть — сделать невозможное!
— Но ведь не сделал!
— Можешь считать, что сделал. Мне просто повезло. Так что, Вольф, все в твоих руках!
— Я не Вольф, я — Владимир!
— А что тебе не нравиться? Вольф — это Владимир по-немецки. Переводится как волк. Да и по-русски волка в большинстве случаев зовут Вовой. Да, кстати, ты как себя чувствуешь? Голова не болит? Слабость там, недомогания?
— Нет, все хорошо, — произнес Вовка, бросая окурок в урну. — А здорово вы меня приложили! Научите?
— Удар я тебе поставлю. А ты тоже хорош, — подмигнул курсанту мастер-наставник, закуривая очередную сигарету. — Готов биться об заклад, что ты уже проворачивал подобную комбинацию со взрослыми мужиками.
— Было дело, — не без гордости ответил Вовка. — Был один деятель… Воспитатель из интерната. Но он не боец — толстый рыхлый слизень!
— А людей в отряде убивать приходилось?
— Не, — тряхнул головой мальчишка, — мне оружия не давали… — Втянувшийся в беседу Вовка понял, что проговорился. После небольшой заминки он решительно взглянул в светлые глаза наставника и твердо произнес, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе:
— Меня теперь расстреляют?
— Почему ты так решил? — удивленно приподнял одну бровь Сандлер.
— Ну… Вы же теперь знаете, что я партизанил… А всех партизан расстреливают, или вешают.
— Ты думаешь, что я узнал об этом только что?
— А когда?
— Я вычислил тебя почти сразу же, — признался Михаэль. — Слишком уж ты выделялся из толпы. А сегодня я лишь подтвердил свои догадки.
— Тогда почему вы меня не сдали в гестапо?
— А зачем? Чтобы потешить свое самолюбие? Вот, дескать, какой я умный: вычислил мальчишку? Нюжно бистро вьешайть партизанен?
— Ну… Да.
— Боюсь тебя огорчить, — усмехнулся Михаэль, — но ничего подобного я делать не собираюсь. Более того — я собираюсь сделать тебя своим заместителем.
Вовка на секунду даже дар речи потерял от такого неожиданного предложения.
— Не понимаешь? — спросил мастер-наставник.
Вовка лишь молча качнул головой.
— Объясняю: поставленная руководством задача — вырастить из вас настоящих бойцов, готовых воевать в любых условиях. На данный момент во всем нашем взводе, да и во всей школе, напрочь отсутствует боевой дух. Сказывается воспитание в интернатах: курсанты запуганы, трусливы, неактивны. Ты же воспитывался в других условиях и это сразу бросается в глаза. Вырос в партизанском отряде?
— Угу, — кивнул Вовка.
— Я так и думал. И из этой амфорной массы «шавок», которой по сути являются твои приятели, — продолжил Сандлер, — мы должны вылепить настоящих «псов»! Сильных, смелых, бесстрашных…
— Мы?
— Мы, Вольф, мы. Не буду скрывать — мне нужна твоя помощь, — «раскрыл карты» Михаэль. — Если мы объединим усилия, то добиться поставленной задачи будет во много раз легче. Мы должны стать лучшим подразделением школы! Понимаешь, у меня в этом свой интерес. Проект курируется на самом верху, у меня тоже появляется шанс, что я буду замечен руководством. Другого случая выделиться из общей массы у ветерана-инвалида, может больше не представится никогда в жизни.
Вовка слушал наставника, одновременно пытаясь привести свои мысли в порядок. Его ошеломило известие о том, что наставник, зная о его партизанском прошлом, не собирается ничего предпринимать. Более того, собирается назначить его, Вовку, открыто сопротивляющегося местным порядкам, перечившего мастерам-наставникам, уже успевшего побывать и в карцере, и в лазарете, своим заместителем. Все это никак не хотело укладываться в мальчишеской голове. Все это шло вразрез с информацией о враге, полученной в партизанском отряде. Мастер-наставник Сандлер вел себя неправильно, не так, как подобает настоящему фашисту, Врагу, которого стоит уничтожить любой ценой. Мало того, наказывая мальчишку плетью, Сандлер не испытывал того морального удовлетворения, которое, по мнению мальчишки, должен испытывать настоящий садист-ариец, так он еще и разговаривал с ним, как с ровней! Как с настоящим взрослым мужиком! А этого просто не могло быть в принципе… Так с Вовкой общались только в партизанском отряде. А здесь, в Псарне…
